Уроки немецкого

Владимир Шатов
Сашке Сотникову, рядовому Советской армии первого периода службы снился странный сон. Будто он с матерью, красивой молодой женщиной плескался в волнах ласкового моря. Внезапно тёплое море подло трансформировалось в замёрзшую неприглядную лужу, а мать куда-то исчезла.
- Вставай! - дневальный по роте Яшаев ткнул его в живот.
Казанский татарин Яшаев был одного с Сотниковым призыва, поэтому не имел права командовать им. Двухгодичная воинская служба в ГСВГ делилась на периоды как хоккейный матч. Только их было не три, а четыре и длились они не двадцать минут, а шесть месяцев. В их часть уже прибыли новобранцы осеннего призыва и в скором времени они должны были перейти из разряда бесправных «духов» в перспективные «черпаки».
- Кому говорю! - настаивал вредный татарин.
Не понимая заторможенным мозгом факта насильственного пробуждения Сашка, не открывая глаза, буркнул:
- Чего тебе?
- Одевайся для уборки снега...
- Отстань! - Сотников перевернулся на другой бок.
- Подъём! – тормошил садист-дневальный, и Сашке захотелось его убить.
Зима с восемьдесят шестого на восемьдесят седьмой год в Германии выдалась на редкость суровой. Снега нападало столько, и шёл он так часто, что для уборки мерзких осадков «молодых» солдат дневальные будили ещё затемно. Задолго до положенного по Уставу подъёма в шесть ноль-ноль.
- Уйди! - он с усилием открыл глаза, первые секунды не понимая, где находится.
Суета разбуженного вместе с ним Вовки Головина заставила его вспомнить ужасную действительность.
- Все дрыхнут, а нам снег убирать! – негромко бубнил тот.
Сотников не вставая на холодный пол босыми ногами, торопливо сунул их в стоящие у табуретки сапоги. Твёрдые, словно картон портянки, ставшие такими от обильного солдатского пота, он благоразумно разложил поверх широких голенищ с вечера.
- Чего не обматываешь, как положено? – тихо спросил его Головин.
- Только время тратить... - отмахнулся Александр.
- Смотри, ноги отморозишь! – предостерёг его товарищ.
- Портянки всё равно ни хрена не греют, - возразил он, - уже неделю не меняли… Ведь в баню поведут только завтра.
- Это вряд ли, - пробурчал Володька, - сегодня же выезжаем на учения…
- Точно! – вскрикнул Сотников. – Я совсем забыл.
- А ну пошли отсюда уроды! – вдруг из сумрака комнаты раздался недовольный голос разбуженного их разговором сержанта Баранова.
Они быстро надели свои полушерстяные кителя и шмыгнули из взводного кубрика. Помещение, где располагался их взвод, почему-то называлось на морской манер, хотя никакого отношения к морю их воинская часть не имела.
- Хотя бы шинели разрешили надеть... - помечтал Сашка.
Но хмурый ефрейтор Симаков, назначенный командовать их группой, был категоричен:
- Согреетесь от работы, лопатами махать быстрее будите…
Махать пришлось действительно энергично, иначе мороз быстро забирался в самую душу. Однако все их жалкие попытки хоть как-то расчистить плац перед утренним построением части не дали ощутимых результатов. На месте собранного ими снега тут же появлялся богатый урожай вновь выпавшего.
- Шабаш! – приказал Симаков после двух часов мучений.
Сам он не работал, от этого промёрз до костей в видавшей виды шинели и поэтому погнал молодняк в казарму бегом. Времени на умывание не было, и они бодро встали в строй роты, готовящейся идти на завтрак.
- Нас назначили в регулировщики, - шепнул Сотникову всезнающий Витька Пьяных.
- Здорово! – обрадовался он. – Сигарет у «гансов» настреляем…
- Сегодня холодно… - напомнил Витя, будто это было незаметно.
- За час пока будем стоять там, - отмахнулся Саня, - не замёрзнем.
К дрожащему строю «молодых» вальяжно присоединились старослужащие солдаты. Несмотря на свой высокий рост, Сотников всегда стоял в первом ряду. «Деды» и «дембеля» толпились во втором, считалось, что так они меньше видны офицерам.
- Ты деньги нашёл? – ткнув его в правый бок, поинтересовался стоящий сзади младший сержант Литвиненко, к которому сослуживцы чаще всего обращались по прозвищу «Литва».
- Нет! – дёрнулся Сашка. – Где я их тебе найду?
- Где хочешь! – отрезал младший сержант и для профилактики ещё раз приложился по печени.
- Вот гад! – подумал скривившийся от боли Сотников, но благоразумно промолчал.
Пока рота колонной по три человека маршировала в батальонную столовую, он напряжённо размышлял:
- Где же взять эти клятые марки?.. Нужно что-то придумать, иначе этот придурок меня точно покалечит…
Его неприятности начались неделю назад. Десяток советских солдат командование послало на работу в Высшую партийную школу ГДР. Взамен часть получала немецкую краску, обои и облицовочную плитку для бесконечного ремонта казарм. Старшим группы назначили Литовченко. Они должны были расчищать дорожки огромного городка, занимаемого элитным учреждением.
- Вам нужно за день расчистить главную дорогу! – поставил им задачу завхоз школы.
- Слышали орлы?! – заржал младший сержант. – Быстро расчистили дорогу и гуляем…
Девять «молодых» за пару часов дружно осилили работу. Когда немец пришёл проверить выполнения задания, его изумлению не было предела.
- Русские солдаты легко могут заменить несколько тракторов! – похвалил он. - Расчищайте дальше…
- Счас! – ухмыльнулся «Литва» и милостиво разрешил: - Отдыхай ребята.
Он подозвал Сотникова, и пока другие балдели, провёл с ним воспитательную работу. Дело в том, что Сашка был персонально закреплён за собиравшимся на «дембель» младший сержантом. Это значило, что он был обязан отдавать «деду» всю свою солдатскую «получку».
- Я так делал, - напомнил «духу» малорослый старослужащий, - и ты так делать будешь...
- А почему так заведено? - спросил наивный солдат.
- Чтобы ты «душара» всё не потратил на еду в «чайнике»... – снисходительно пояснил «Литва». - А когда подойдёт время «дембеля» где ты возьмёшь деньги на подарки родным?
- Не знаю...
- Не знаю! - передразнил его двадцатилетний «дед». - У молодых и возьмёшь...
Пока они разговаривали, подошло время обеда. Их отвели в столовую, где питались партийные руководители Восточной Германии, и Сотников буквально очумел от обилия еды.
- Я такого никогда в жизни не видел! – признался он другу Вовке.
- А я тем более… - покачал головой деревенский Головин.
Они набрали по полному подносу всевозможной еды. Ведь можно было идти вдоль никелированных полочек заставленных тарелками с деликатесами и брать всё, что душе угодно.
- Смотрите черти, обожрётесь! – предупредил бдительный младший сержант. - Обосраться можно.
- Когда такая возможность будет… - заметил Володя и взял воздушное пирожное.
- А ну положи обратно! – велел придирчивый «дед». – На вас уже люди смотрят…
Они наелись так, что не было сил дышать, но на следующий день есть захотелось просто нестерпимо. Сотников умом понимал правильность рассуждений своего наставника, но его желудок придерживался другого мнения.
- Урчит, как будто внутри стоит движок от «ЗИЛа»! – подумал он.
Поэтому, получив свои законные тридцать «гэдээровских» марок, Сашка тайком улизнул в солдатскую чайную и благополучно спустил месячное денежное содержание на божественно вкусные маковые пирожные.
- Ах, ты подонок, - разорялся «Литва», когда поникший «дух» предстал перед его грозными очами. - Прожрал таки мои денежки.
- Есть очень хотелось! - жалобно заскулил солдатик, потирая грудину, погнутую безжалостным кулаком.
- Ищи марки, где хочешь, - Литовченко подвёл итог профилактической беседы, - иначе убью!
Недавние события всплыли в памяти Сотникова, пока он наскоро запихивал в себя холодный и невкусный завтрак. «Молодые» получали питание последними из ста человек роты, и времени пережёвывать пищу особо не было.
- Надо, что-то придумать! – накручивал себя голодный рядовой.
Он ритмично черпал ложкой слипшуюся перловую кашу и откусывал маленькие кусочки от положенной порции мяса. Вернее мясо забрали шедшие впереди «старослужащие» солдаты, а Сашке достался большой кусок варёного сала, объёму которого он был несказанно рад.
- Что же тут придумаешь?! – не смотря на сало, мучился он.
После завтрака их загнали в казарму на политзанятия. Ночью мороз ухнул такой, что в помещении, рассчитанном на европейскую погоду, замёрзли чернила в дешёвых шариковых ручках. После еды международная обстановка никак не лезла в головы солдат.
- Писать нечем… - попытались схитрить опытные военнослужащие.
- Пишите карандашами, мать вашу. - Замполит капитан Чернецов матерился от бессилия.
Примороженные офицеры в процессе боевой подготовки всё чаще употребляли слова и обороты родной речи, не переводимые на иностранные языки.
- После обеда выезжаем на учения! – сообщил капитан напоследок. – Регулировщикам движения обратить особое внимание на взаимоотношения с местным населением. Немецкие машины не останавливать, сигареты не «стрелять», ничего от немцев не брать…
- Так и сделаем! – злорадно подумал Сотников.
После того как Чернецов вышел из Ленинской комнаты, сержант Баранов скомандовал от скуки:
- Упали - отжались «душары»! - подобная команда лиц второго года службы молодым бойцам, уже не вызывала как прежде классовой ненависти. - Вспышка с тыла!
«Духи» попадали на холодный линолеум как подкошенные и начали энергично отжиматься от негостеприимного пола.
- Какой ни есть, а всё же согрев! – справедливо подумали они.
- Нам же лучше… - успокоил свою гордость Сашка.
Сержанта Баранова можно было понять, ведь небожителям - «дембелям», вместо картин родного дома, от холода всё чаще вспоминалось немецкое слово Kaput, то есть конец. Оно же писец, шибздец и остальные слова с подобным окончанием.
- Придумал! – чуть не закричал Сашка после утомительных отжиманий.
В его светлую голову, пришла гениальная идея. Перед обедом он забежал на вещевой склад части, к своему земляку ефрейтору Никитину.
- Ванька, - сказал он помощнику заведующего вещевым снабжением части, - давай делать бизнес.
- А как это? - не понял уже отслуживший год солдат.
- Ты мне даёшь три комплекта нового нательного белья, - шепотом поведал гениальный план Сашка, - а я их продаю...
- Где?
- В Караганде! - передразнил коммерсант. - Я же буду стоять регулировщиком на маршруте...
- Ну?
- Баранки гну! – засмеялся он. - Там и загоню какому-нибудь пекарю.
Белоснежное солдатское бельё из чистокровного хлопка действительно пользовалось большой популярностью у местного населения.
- А как вынесешь его из части? - спросил недоверчивый Иван.
- Надену на себя. - Пояснил находчивый Сотников.
- Старшина заметит...
- Так я же буду в форме регулировщик. - Выдал последний козырь Сашка.
Всё произошло, так как он предсказал. Перед отъездом старшина роты неободрительно глянул на внезапно располневшего рядового, но не стал придираться к его внешнему виду.
- Смотрите там у меня! – напутствовал регулировщиков старший прапорщик.
Сашка первым делом после приезда в ненавистный городок зашёл в булочную и суетливо загнал хрустящее бельё за немыслимые сто марок.
- Половина Ваньке, - он быстро подсчитал барыши, - тридцать марок «Литве», а двадцать можно проесть...
Сотников тут же набрал разных сдобных булочек и заточил их в мгновение ока. Потом он вышел на продуваемый всеми ветрами мира перекрёсток и следующие несколько часов терпеливо ждал потерявшуюся колонну.
- Зато ненасытный Литовченко будет доволен! – поначалу радовался он.
Однако вскоре его настроение испортилось. Время тянулось невыносимо медленно. Саня всё больше замерзал и терял последние крупицы чувствительности.
- Как же мне надоела эта железяка! – Сотников негнущимися пальцами поправил ремень автомата АКС-74.
Рукавицы он оставил в ротной каптёрке. Оружие упорно сползало куда-то с покрытого инеем чёрного погона на плече, словно хотело упасть от усталости вниз.
- Где ж вы лазите, паразиты, - он пытался не думать о потерявших чувствительность пальцах ног. - Терпения моего больше нет...
За следующий час бесполезного топтания на месте Сашка закоченел окончательно и бесповоротно. Примерно так застывает изнутри, без мужской любви и внимания, одинокая тридцатилетняя женщина, напрасно ожидающая своего суженого.
- Тоже мне Европа! - сказал он вслух, одновременно вытирая рукой обильную мокроту под вислым носом.
Бесчувственно переступая обутыми на тонкую портянку сапогами, солдат всем своим напряжённым, звенящим нутром ощущал нестерпимый холод и дикий голод.
- Холодина, как в Сибири... – добавил он, звонко стуча зубами.
Во враждебной солдату неразлучной паре, безраздельно главенствовал, обнаглевший от свободы и безнаказанности, лихой мороз. Леденящий нахал быстро и обстоятельно пробрался через непрочную защиту куцей, не по росту шинельки, и задубевших до ломкого хруста кирзовых сапог.
- Эх, говорила мне мать - учись сынок! - от отчаянья и злости Сотников подал ногой приличный кусок льда, вольготно валявшийся на обледенелой дороге.
От неловких телодвижений теплее не стало. Внутренний холод давно проявился на широкоскулом лице невольного носителя синим, с родственными оттенками, невесёлым цветом.
- Был бы студентом, сидел бы в тёплой аудитории... – ругал он себя. - Дурак!
Сашке казалось, что он стоял на перекрёстке маленького немецкого поселения мучительную вечность. Находился он здесь, естественно, не просто так, а выполнял приказ командования. Задание имел громкое, но не понятное – постовой-регулировщик.
- «Старики» не захотели мёрзнуть, - рядовой давно усвоил солдатскую субординацию, - вот и засунули нас...
Батальон, где он служил почти полгода, выдвигался на очередные учения. Его и нескольких «полуфабрикатных» бойцов, машина, идущая впереди основной колоны, побросала на перекрёстках маленьких городков.
- Стану старослужащим, тоже зимой хрен стоять буду. - Помечтал о светлом будущем Саня.
Задача регулировщика заключалась в том, чтобы в момент прохода основной колонны светящимся жезлом показать нужное направление. Обычно процесс занимал не более часа, но сегодня явно что-то случилось.
- Точно, Аскеров, чёрт нерусский сломался. – Ворохнул заиндевевшим мозгом Сотников. - Колонна ждёт, пока машину отремонтируют, боятся потерять горячего «абрека»...
Рафик Аскеров, механик-водитель первого отделения, второго взвода их батальона, азербайджанец по национальности, отличался редкостным разгильдяйством.
- Как «бэтээр» готовить к поездке, так он спит, а как выезжать на учения ломается. – Обоснованно злился «Голова», так прозвали Сашку товарищи.
Причём свою башку он уже почти не чувствовал.
- Когда попаду в часть, тепло поговорю с ним по душам!
Образы предстоящих разборок проявились в морозильной камере черепной коробки мстителя, почему-то в чёрно-белом цвете и рассыпались при наложении друг на друга миллионами звенящих льдинок...
- И уйти никуда нельзя, колонна может появиться в любой момент. - С горечью констатировал он. – Что тут придумаешь?
Металл надоевшего автомата жёг, как раскалённый даже через шинель. Под носом предательски незаметно рос сталактит...
- Как есть хочется! - внезапно голод одержал временную победу над своим братом вечных желаний солдата.
Добытые удачной сделкой булочки давно оставили после себя лишь приятные воспоминания. Поэтому Сотников неожиданно вспомнил летние учения, когда их часть на необъятном Магдебургском полигоне, отрабатывала походные условия жизни и тактику ведения боя времён Первой мировой войны.
- Вот, повезло! – обрадовался он тогда.
Сашка случайно нашёл за офицерскими палатками, в кустах, буханку ржаного хлеба, вероятно из неиспользованного командирского сухпайка. Сразу стало предельно ясно, почему буханки называют иногда «кирпичами».
- Аж звенит! – подумал он. - Если её вмонтировать в кладку стен, далёкие потомки страшно удивились бы умению предков строить на века.
Его добыча имела твёрдость легендарного строительного материала, но у него на буханку-кирпич были другие планы. При беглом осмотре трофея Витя Пьяных, родившийся на Урале, с сомнением спросил:
- Как же мы её разрежем?
- Легко…
- Она ж каменная! – поставил свой диагноз недоверчивый Головин.
- Не боись, - Сашка не собирался сдаваться, - счас сделаем.
Буханка была немедленно отмочена в тёплой воде и без потерь разрезана на восемь частей. А ещё через пару минут безвозвратно пропала в их бездонных глотках.
- Голова! – сказал слегка сытый Витька. – А больше нет?
- Иди сам поищи...
После этого случая Сашке торжественно присвоили это уважительное прозвище. Как ему, стоящему на перекрёстке времени и пространства, недоставало сейчас гранитного вкуса и мимолётной сытости той буханки хлеба!
- По-немецки Brot... - вспомнилось ему слово из школьной программы.
Вдруг в конце улицы послышался шум автомобильного мотора. Перед этим долгое время никакого движения в городке не наблюдалось. Только иногда в окне дома напротив слегка отодвигалась занавеска, и кто-то мельком смотрел на чужестранного солдата.
- Что фашисты недобитые, - злорадно ухмыльнулся Сотников. – Удивляетесь живым людям на улице.
Мела позёмка и немцы не решались, не только выходить из дома, но и выезжать на своих пластмассовых «трабантах». Он знал, что название переводилось на русский язык красивым словом «спутник».
- Неужели наши? – подумал Сашка, заранее радуясь теплу материнских внутренностей родного бронетранспортёра.
Два прожорливых движка армейской машины ГАЗ-66 быстро нагоняли внутри транспортного средства почти тропическую температуру.
- Наконец-то! – с облегчением выдохнул он.
Однако через минуту ему стало ясно, что это не колонна, а явно заблудившийся во времени и по погоде германец на своём «драндулете».
- Может он, заранее ищет подарки на Новогодние праздники? – «Голова» коротко взмахнул полосатым жезлом.
Игрушечная машинка бодро остановилась и вывалившийся из неё тощий немец, испуганно косясь на заиндевевший автомат оккупанта, начал что-то быстро объяснять:
- Ich gehe nach Hause!
- Что?
Будь Сашка не таким замороженным, он и тогда ничего не понял бы.
- Хенде хох. - Автоматически вырвалось у него.
Немец резко поднял обе руки, словно призывая в свидетели, своего иностранного бога:
- Mein Gott!
- Тьфу ты, бес попутал! - больше всего Сотников удивился, откуда у него вообще взялась подобная фраза. - Наверно, фильмов про войну насмотрелся...
Он жестом показал аборигену опустить руки. Тот не понимал и упорно тянул их вверх, будто моля Бога о великой милости.
- Руки-то опусти! – прохрипел молодой солдат, измученный всеобщим международным непониманием. - Камрад, сигаретен.
- Ich verstehe nicht...
Временный пленник удивлено и затравленно смотрел на него, поэтому Сотников с нажимом сказал:
- Понимаешь?
- Nein!
- Сигаретен. – Для облегчения понимания он продублировал просьбу сурдопереводом. - Дай закурить, может, согреюсь...
- Oh! bitte, bitte. – Залепетал немец, тыча в район груди, почти полную пачку местных сигарет. - Halten Sie es!
- Флаг тебе в руки, барабан на шею и топор в спину. - Пошутил хмурый Сотников.
Он едва поймал зубами одну и рывком вытянул остро пахнущую дрянь. Пачку вернул обратно, вообще-то он не курил.
- Всё, проваливай! – Сашка взмахнул жезлом регулировщика. - Культурный какой, пожалуйста, говорит... Бога вспомнил. Ни хрена не понимает!
- Danke! – поблагодарил немец.
Обрадованный наследник императора Барбаросса, поняв всё без дословного перевода, мгновенно забрался в миниатюрный салон и отчаянно перегазовывая, быстро уехал.
- Я тебе покажу, – продолжал негодовать русский на всю немецкую нацию. - Оставьте их себе... На чёрта мне твои сигареты!
Сигарету для согревания подкурить не получалось. Пальцы предательски не гнулись и напрочь отказывались держать непослушную спичку.
- Чёрт! - Саня в сердцах швырнул то и другое на снег, громко выругавшись от отчаянья.
В это время, из дверей дома напротив которого он стоял, вышла молодая женщина. Словно привлечённая упомянутым мужским, матерным символом, она как зомби двинулась в его сторону.
- Я из дома в такую погоду ни за что бы, ни вышел. - Чётко очерчивая каждую букву, подумал Сашка.
Из одежды на ней имелся лишь лёгкий домашний халат, такой неуместный и жалкий на промёрзшей, продуваемой насквозь улице. В руках женщина бережно держала небольшой, но пузатый пакет.
- Куда же она? – ужаснулся первым делом солдат. - Замёрзнет!
Миниатюрная местная жительница, поскальзываясь на ледяном треке бывшей когда-то культурной дорогой, упорно шла в его сторону.
- Красивая... и ноги стройные. – Эхом отметило истосковавшееся по женскому обществу подсознание. - Повезло какому-то мужику!
Невольная соблазнительница по кратчайшему пути пересекла задумчивую улицу и молча, подошла к нему.
- Чего это она, – испугался бравый военный, на офицерском жаргоне «боец», - а вдруг диверсия и в пакете бомба!
Тут нужно сказать, что накачивали их бдительностью по самые уши, вражеское окружение и всё такое...
- Этого мне только не хватало! – простонал он.
Сашка едва нащупал собачку предохранителя и нервно дёрнул затвор автомата, в магазине которого, между прочим, имелось тридцать блестящих, боевых патронов.
- Хотя бы оделась теплее... – некстати заметил Сотников.
Придерживая одной рукой полы разлетающегося халатика персикового цвета, замёрзшая красавица протянула объёмный бумажный пакет.
- Bitte Herr Soldaten. – Она мелко и часто дрожала, с трудом шевеля пухлыми, красиво очерченными губами. - Bitte!
- Чего?
Буквы неродного языка замерзали налету и никак не хотели складываться в понятные славянину слова. Они тыкались в задраенные холодом уши Сашкиной головы и не находя прохода, падали на стылую землю.
- Ничего не понимаю. – Простонал он.
- По-да-рок! – по слогам произнесла немка.
От неожиданности и скорости происшедшего солдат забыл те немногие немецкие слова, которые знал по школе: «гутен таг» – добрый день и «ауф видерзеен» – до свидания. То, что она не хотела ему ничего плохого, он уже понял, но как быть?
- Взять пакет?.. Но что там и зачем она даёт его? – засуетился Сашка.
- Mein Vater war ein Gefangener in Russland. – Сказала красавица.
- Что она говорит?.. И что же мне делать? - национальный вопрос русских, как всегда остался без ответа. - А была, не была!
Сотников, наконец, решился и тут же из-за поворота, словно по волшебству, вынырнула заблудившая колонна и камуфляжный командирский УАЗик во главе.
- Как всегда вовремя! - он, как смог быстро, сунул пакет за пазуху шинели и еле успел показать жестом нужный поворот.
Последняя машина, слегка притормозив, подхватила его на борт. Забираясь по скользким от толстого слоя инея, угловатым бокам бронетранспортёра, он оглянулся на хрупкую дарительницу.
- Совсем бедная замёрзла. - Пожалел солдатик чужеродную женщину.
Та стояла на пронзительном ветру, ожидая прохода колонны, и в её серых глазах блестели непонятные слёзы.
- Наверное, сердцем добрая...
В гулком чреве «бэтээра» вповалку лежали шесть оттаивающих вояк. Сашка достал полученный пакет и с опаской открыл. Внутри оказались бананы, апельсины, ещё что-то экзотическое.
- Вот это да! – ахнул он.
- Круто! – воскликнул Витька.
- Давай дели по-справедливости… - жадно откликнулся Головин.
В течение нескольких минут всё было съедено возбуждёнными добычей бойцами, а ещё через двадцать Сашка крепко спал. Снилось ему ласковое море и целая гора фруктов.
- Как много еды! – восхитился он во сне, но благоразумно не проснулся.
Во всей его дальнейшей жизни не случилось лучшего новогоднего подарка, чем этот нежданный и негаданный. С благодарностью вспоминая дарительницу каждый Новый год, он сильно жалел только о том, что не смог ей тогда сказать спасибо.
- По-немецки, кажется, Danke schon...