Вспоминаю сейчас о том, что много лет назад рассказал мне один святогорец, бывший раньше мусульманином.
Он занимался альпинизмом. И вот отправились они куда-то покорять какую-то вершину, и вдруг под ним всё стало обламываться, не помню точно деталей, а внизу зияла пропасть. Он никогда не был связан с Церковью, поскольку был мусульманином. И тут его охватило отчаяние, потому что он видел, что прощается с жизнью. Бывшие рядом друзья ничего не могли сделать, потому что и им грозило то же самое. И он вдруг закричал:
– Иисусе мой, я погибаю!
Все изумились, услышав, что этот мусульманин кричит: «Иисусе мой!» – это он-то, мусульманин!
И знаете, что произошло? Рядом с ним в скале появился выступ, кусок камня, он протянул руку и ухватился за него. Так произошло чудо.
Здесь поразительно не то, что откуда ни возьмись появился этот камень, а то, что в самый критический момент, видя, что умирает, мусульманин кричит и просит: «Иисусе, спаси меня!» Почему он говорит «Иисус», почему не «Аллах», или «Мухаммед», или какой-нибудь человек? Потому что в эту минуту он оказался в безнадежном положении и понял, что Иисус – и больше никакой другой бог – это всё!
И этому человеку не пришло в голову сказать что-нибудь еще, но именно это: «Иисусе мой, Боже мой, Господи, Ты – моя надежда!»
А ты когда-нибудь говорил это? Нет. Потому что еще надеешься на людей, еще рассчитываешь получить что-нибудь от людей – значит, у тебя еще есть небольшое расстояние до отчаяния. Тебе еще нужно пройти какой-то путь, пока испустишь этот крик и скажешь: «Иисусе, Боже мой, моего ребенка Ты один можешь спасти!» И это – вторая предпосылка того, чтобы была услышана наша молитва о ближнем.
Третье, что я понял от этой жены-хананеянки, – это то, что не надо разочаровываться, отчаиваться на своем пути ко Христу. (Когда увидишь, что я использую слово «отвержение», я буду говорить о кажущемся безразличии со стороны Бога, о молчании Бога, о Его кажущемся удалении от нас.)
О чем же мы говорим сейчас? «Хорошо, – говоришь ты, – я сделаю то, о чем ты учишь. Вот я лишился надежды, взываю, кричу, я прибегаю ко Христу и говорю Ему, но Христос меня не слышит». Бог не слышит!
Как-то один человек сказал мне:
– Я помолюсь твоему Богу, раз уж ты говоришь мне об этом, но Этот Бог меня не слышит. Он не придает мне никакого значения, Он презирает меня, гонит. Я приближаюсь к Нему, а Он отступает назад. Я подхожу ближе к Нему, а Он отходит дальше. Что же происходит?
Церковь отвечает, отвечает через хананеянку:
– Давай я скажу тебе: Он и со мной так же поступал. Он не говорил со мной. Сейчас я знаю это, потому что видела чудо и познала Жизнь. Я познаю Господа, понимаю Его тайны.
– Это неправильно.
– Что неправильно?
– Идти к Нему, когда Он гонит меня?!
– Это неправда, Он тебя не гонит, будь настойчивее, подойди к Нему ближе.
– Но я подошел, а Он чуть ли не накричал на меня. Я безразличен Ему.
– Это не так, говорю тебе!
– А как ты докажешь, что это не так, что Бог не презирает меня и не безразличен ко мне?
И хананеянка отвечает:
– Я скажу тебе вот что: я Его видела, я видела Его глаза. Я была позади толпы, но видела Его глаза и поняла, что в этих глазах нет злобы, нет неприязни к моей душе, моей боли. Он меня любит. Он прикинулся, будто не обращает на меня внимания. И когда сказал мне, что я как бездомный пес, и прогнал, то я видела, что Он через силу сказал это. Он не говорил это с легкостью, Он меня любил, и я поняла это! Мне надо было смириться, я поняла это; надо было растоптать свое «я». Надо было смириться пред Богом. И принять Его… Когда приступаешь к Господу, надо смириться. И просить смиренно, умолять и чувствовать, что ты – как бродячий пес. А не думать: «Ты знаешь, кто я, чтобы говорить мне такое?» Я смиряюсь, смиряюсь во всем. Он позорит меня, все смотрят, а я говорю: «Ничего, пускай смотрят. Да, это так. Смотрите на меня! Я то, о чем Он говорит». Смиряюсь, плачу пред Ним. Растрепанная, изможденная, я бежала за Ним по пыли, чтобы догнать, среди общего презрения. Я иду на это.
Так делай и ты. Смирись, укоряй себя. Это то, о чем говорят святые. Самоукорение скажет: «Я укоряю себя, то есть обвиняю, и говорю: “А кто ты такой, и что ты о себе мнишь?”» Это требует смирения. Требует смирения!
И прости, что опять скажу тебе это, но когда ты идешь и молишься о близком тебе человеке, то будь смиренной и внешне, и в душе, и в одежде, во всем. Я уже говорил об этом раньше. Ты не можешь, дорогая, начинать (я не обвиняю тебя, просто объясняю, – может, я и не прав), ты не можешь отправляться наряженной, накрашенной, нацепив на себя и то, и это, надушившись, и с кучей всего этого являться ко мне и говорить:
– Отче, мой ребенок погибает, помолитесь!
Но послушай меня. А где же твое смирение? Ты скорбишь из-за ребенка, ты расстроена… «Да, я хочу, чтобы мой ребенок исправился!» Но можешь ли ты представить себе, чтобы хананеянка утром полчаса сидела перед зеркалом и красилась, укладывала прическу, чтобы у нее получились красивые локоны? А потом, найдя время и силу для всего этого, сказать: «Ну, теперь пойду на встречу с Господом! Дочь моя страдает от беса, но это ничего, я нанесу утренний макияж. Надушусь сейчас и пойду…»?
Ничего подобного. Она смирилась во всех отношениях. Идет к Господу, а Он ее смиряет и перед людьми, и в самой ее душе, делает так, чтобы она наступила на собственное «я» и сказала: «Господи, прости меня!»
Конечно, я не имею в виду, что ты не должна следить за собой, опускаться. Нет! Но когда ты идешь, чтобы встретиться с Господом, то покажи, что страдаешь, на всех уровнях. Ты поняла? На всех уровнях. Принеси жертву, начни борьбу, соверши подвиг ради ближнего своего. Откажись от чего-то, и тогда приклонишь Божию милость, тогда Бог увидит, что ты не помышляешь о чем-то великом, что у тебя нет высокого мнения о себе, что ты не живешь в мире фальши, заблуждений и фантазий, а приземлилась.
Ты понимаешь это? Я хочу, чтобы поняла и не впадала в недоумение.
Тогда ты подходишь ближе ко Господу и, будучи смиренной, настаиваешь. И когда Господь делает вид, будто не слышит, ты говоришь: «Ничего, я всё-таки пойду и буду взывать. Он услышит. В какой-то момент услышит меня. Он делает вид, будто не слышит!»
Она приближается, настаивает и говорит Ему: «Да, Господи, я собака, но подай мне хотя бы крошки, я хоть об одной крошечке молю Тебя!» Эта женщина наглая, у нее есть наглость, она настаивает, говорит святитель Иоанн Златоуст, но Бог отвечает ей: «Молодец!». Ее наглость похвальна. Она заслуживает похвалы, она молодец.
Надо иметь такое дерзновение пред Господом и настаивать. Господь Сам показал это: «Не переставайте молиться, не опускайте рук, не разочаровывайтесь, а будьте упорны и ищите Меня. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам (Мф. 7:7)». Стучись в дверь:
– Но, Господи, я зову и прошу Твоей милости, а Ты не слышишь?
– Слышу, слышу, но Я хочу, чтобы сейчас, когда ты зовешь Меня, ты на Меня взглянул. Хочу сейчас, когда ты хочешь, чтобы Я совершил чудо для того или другого человека в твоей жизни, чтобы ты Меня увидел. И если увидишь Меня, то поймешь, что Я – самое великое чудо, большее того, о чем ты просишь. Я самое великое чудо, большее, чем то, чего ты от Меня хочешь. Эти глаза, которые видишь, – это Мои глаза. Мои, Господа Иисуса Христа, Бога. Войди же в соприкосновение со Мной, и потом помолишься о том, чего хочешь, и Я дам тебе это. Не теряй надежды, Я не играю с тобой.
Я что, пешка в руках Бога, чтобы Он играл со мной? Я что, игрушка, я что, тряпка, которую Бог бросает то туда, то сюда? Он – Бог, и играет ли Он с нами?
Бог не играет с нами, Он не балуется. Он просто хочет сделать добро, многократное добро: чтобы и с ребенком твоим всё было хорошо, и муж твой вернулся, и тебя Он хочет исправить и к смирению привести, и благодарности тебя научить, и многое еще, и молиться тебя научить.
Он никого не забывает и не играет с нами. Нет. Бог очень серьезно смотрит на нас, и всё, что Он делает, знаешь, как называется? Это называется Христовым воспитанием. Он воспитывает нас. Значит, Он занимается нами. Христос – Педагог, и когда Он делает вид, будто не занимается нами, тогда-то Он в еще большей мере и делает это. Ты понял это?
Поэтому надо приступать ко Господу, не прерывая молитву. Не надо терять надежду. Сколько лет ты молился о своем ребенке? Сколько? 16, 6, 30? Хорошо, продолжай дальше. Ты говоришь, что ничего не получил, потому что ничего не изменилось? Нет, получил: ты научился молиться Богу, крепко держаться за Его священную одежду, хвататься за Его ноги, кланяться пред Ним, чтобы слезы лились из твоих глаз и текли на Его ноги.
Видишь, сколько уже Господь тебе дал! Прежде чем дать то большое, о котором ты молишься, Он дал тебе величайшие вещи. Самые великие, о которых ты и не подумал помолиться, а Господь тебе дает их.
Это так. Это так у Христа. Он дает нам то, о чем мы молим, когда мы приступаем к Нему такими: потерявшими надежду, обращенными только к Нему, изголодавшимися, сокрушенными, настойчивыми, терпеливыми, коленопреклоненными, ибо мы согласны с тем, что мы ничто, что не заслуживаем того, о чем реально молим. Надо смиренно просить, а не так, будто это нам полагается по праву.
Этот мой парализованный друг, о котором я говорил, приехал однажды в монастырь святителя Нектария Эгинского (на острове Эгина), и тогдашний владыка Иерофей предложил ему вместе помолиться святому, чтобы его состояние улучшилось. Он ему ответил:
– Ваше Высокопреосвященство, не молитесь ему, чтобы я поправился. Я недостоин просить этого. Мне стыдно сказать об этом святому, я не хочу просить о том, чтобы поправиться, просто помолитесь ему, чтобы всё было так, как будет лучше. Так, как хочет Бог.
Какой смиренный нрав. А не: «Я хочу», «Мне положено по праву», «Я этого заслуживаю», «А ты знаешь, кто я?», «Мне Бог должен…»
Ничего, ничего-то мы не заслуживаем. Это дар, ты понимаешь? Это дар! Если ты воспринимаешь это как дар, если не претендуешь ни на что, то идешь и просишь: «Господи, если желаешь… Я не заслуживаю того, чтобы с моим ребенком стало так, как я хочу. Я не заслуживаю того, чтобы с моей женой, с моим мужем стало так, как я хочу. Господи, я прошу о даре, я смиренно прошу Тебя об этом!»
Не с претензиями, не по праву. Это не твое право. То, чего ты хочешь, – это дар от Бога.
И еще об одном я забыл, говоря о хананеянке и о том, чтобы Бог услышал нашу молитву, когда мы молимся о других. Когда ты молишься о другом, твоя душа должна гореть, и ты должен сделать его боль своей, его проблему – своей проблемой. Это должно так сильно жечь тебя, чтобы ты чувствовал это, чтобы ты чувствовал то, что говорит святой апостол Павел: «Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся?» (2 Кор. 11:29).
Кто из вас говорит: «Как же, он страдает, он болен, в тяжелом положении, и чтобы я не страдал вместе с ним? Я тоже страдаю с вами. То, что чувствуешь ты, чувствую и я, я болею твоей болезнью, плачу от твоей боли»? А посмотри, что сказала женщина из Евангелия?
– Помилуй меня, Господи, Сын Давидов, дочь моя жестоко мучается (ср.: Мф. 15:22).
Молясь о своем ребенке, она не говорит: «Господи, помилуй моего ребенка», а «Господи, помилуй меня». Помилуй меня!
– Тебя помиловать? Но ведь больна твоя дочь?
– Да, Господи, но я так ощущаю ее проблему как свою, что и «помилуй меня», и «помилуй ее» – одно и то же. Я вошла в ее сердце, я вселила ее в свою душу, чувствую, что мы одно, и потому говорю «помилуй меня». Сделай то, о чем я Тебя прошу! Я не прошу о себе – прошу о своем ребенке, о моем человеке. Я так его люблю, так поглощена его проблемой, что сама сгораю вместе с моим ребенком. Господи, исцели его!
Любовь приводит к этому отождествлению, к этому единству, к этому состраданию. «Я сострадаю другому» – вот как происходят чудеса на молитве. Когда ты сострадаешь, когда болеешь вместе с другим, за другого. Когда ты совершаешь подвиг ради другого.
Какой подвиг? Ну какой? Когда ты говоришь мне, что твой ребенок скитается то там то сям, а при этом и сама скитаешься: телевизор, прогулки, развлечения; смотришь, скажем, телевизионные игры, сериалы по 100 часов подряд и не уделишь хоть немного из того времени, которое тратишь на телевизор, чтобы помолиться о своем ребенке. Как же я могу вроде бы сгорать за своего ребенка, а затем иметь совесть сидеть на пирушках, развлекаться, интриговать, совершать столько прочих бессмысленных вещей, которые далеко уводят меня от помощи моему ребенку? Ведь этим я не помогаю ему.
И когда Бог попускает болезнь в какой-нибудь дом, то Он попускает ее не только ради того, кто переносит болезнь, но и ради остальных. Чтобы все получили свой урок, все – свое поучение, все – свое исправление. Грех родителей воспитывает детей, и страдания детей воспитывают и исправляют родителей. Скажи: «Господи, сегодня я не буду смотреть телевизор, помолюсь о своем ребенке, потому что хочу вернуть его домой». Или: «За моего супруга я принесу одну жертву: буду испытывать его боль как свою».
Я был поражен, когда на похоронах одного молодого священника увидел бабушку, очень любившую его. Она не приходилась ему родственницей, но любила его. Вот вышла она на улицу и говорит мне:
– Отче, я так сильно болела за него, что сказала Богу: «Забери меня, и пусть живет этот юноша!»
Я услышал это и устыдился. Ты послушай, что она говорит: «Забери меня, чтобы он мог жить»! Это говорит любовь к другому. Это и есть: «Помилуй меня, Господи, мой ребенок мучается! Страдает мой ребенок, помилуй меня, Господи!» Другими словами, чтобы и я что-то заплатил за эту боль, которую испытывает мой ребенок.
А мы говорим: «Господи, соверши чудо, но чтобы с нами ничего не случилось. Зачем пропадать и моей жизни?» Другими словами: «Не можешь ли Ты совершить чудо, но чтобы мы не платили за это чего-нибудь?»
И Бог говорит:
– Я ничего не хочу, чтобы вы платили. Я сделаю всё. Но хотя бы сердце ваше пусть сострадает.
Ты должен быть расположен к тому, чтобы соучаствовать в боли. Вот ты пишешь мне чье-то имя, чтобы я помянул его в церкви, и говоришь, что у того-то рак, чтобы я прочел его имя. Я не могу читать его имя формально и говорить: «Помяни, Господи, раба такого-то… Елену, Василия…» Ну хорошо, я произнес их. Но это ли молитва? Только ли это? Говорят, что проскомидия имеет огромную силу, но когда? Не когда она совершается формально и внешне – должно участвовать и мое сердце. Что говорит Господь? «Дай Мне, сыне, твое сердце, Я сердца твоего хочу, и чего бы ты ни просил, с сердцем проси этого». И когда молишься о другом, чтобы с ним произошло чудо, твоя душа должна испытывать боль.
Комментарии 17