Я НЕ ДОСТОИН, МОЖЕТ БЫТЬ, ТВОЕЙ ЛЮБВИ...

... Вечером Лермонтов был на балу... Здесь была Наташа Иванова. Его любовь к ней перестала быть тайной... Умными разговорами и светскими манерами Лермонтов очаровал мать и отчима Наташи и был приглашен в дом. Наташа, уверившись, что он ее любит, доставляла ему, по своему произволу, то радость, то страдание. То кокетничала с ним и совсем не была похожа на себя, то делалась подчеркнуто холодна, и он не находил в ней ничего из того, что в ней любил. И он уже сам не понимал, почему его любовь так сильна. И ему делалось все больнее.
Мать не скрывала, что ищет для Наташи жениха. А Наташа посмеивалась, говоря, что замуж не собирается, что ей и так хорошо. В ней вдруг проглядывало что-то от Катерины Сушковой -- Наташа под разными предлогами отказывала ему, когда он ее приглашал танцевать. И танцевала только с военными. Предпочтительно с усами и шпорами. Злобное, мстительное чувство захлестывало его. Но оно пропадало без следа, когда смотрел в ее глаза -- тут он становился послушным ее рабом и прощал ей все сразу...
Мать Наташи , Екатерина Ивановна, пригласила Лермонтова приехать к ним погостить на денек-другой в свое имение Никольское-Тимонино... Его поселили в маленькой комнатке деревянного флигеля. Он прожил здесь пять дней и за эти дни так настрадался, что еле сдерживал слезы. Наташа никогда не бывала одна -- возле нее то мать, то сестра Дашенька, а то и целый выводок малышей -- два братца и еще сестрица. Она играла на фортепьяно, читала, гуляла, гарцевала верхом -- всегда ею можно было любоваться, но поговорить наедине никак не удавалось. Очень скоро Лермонтов понял, что она изменила свое отношение к нему, избегает, разлюбила его, если вообще оно было у нее, это чувство к нему...
На третий или четвертый день Лермонтов узнал, что сюда едет дальний родственник Наташи по матери, кузен, гвардейский офицер, кавалерист, граф Мусин-Пушкин. В доме все прибиралось, приводилось в порядок. Навстречу молодому графу были высланы подставные лошади. Его ждали 5 июня. Екатерина Ивановна, с умилением поглядывая на дочь, расхваливала достоинства графа-кавалериста... Наташа посмеивалась, как будто все это были шутки.
Лермонтов проклинал все на свете, не находя в себе сил уехать. Четвертого вечером он оседлал своего серого и поскакал по дороге ... в лес, по незнакомым тропам и в поле... Солнце стало заходить. Наконец, он решился -- вернуться в Никольское, проститься с Наташей и сразу же, не дожидаясь утра, отправиться домой. Но не знал, в какую сторону теперь ехать, он заблудился...
... Лермонтов остался один. Поездка в Никольское-Тимонино растревожила всю его душу. Отчего Наташа показывала ему такую холодность? Ведь не всегда так было. Раньше в ее глазах можно было прочесть, ну если не любовь, то что-то близкое к ней - участие, внимание, живой интерес. Она, как ему казалось, понимала его, ей нравились его стихи. И вдруг... Неужели это из-за графа, которого они так ждали? Неужели она всерьез принимала маменькины планы? Не хотелось бы этого думать. А может, до них дошли какие-нибудь сплетни. Неужели Наташа способна поверить сплетням? Нет, надо разобраться во всем этом, то есть в себе, в Наташе, во всем-всем, а то ведь сойдешь с ума!..
Он обдумывал драму о себе и Наташе... Пусть в ее сердце нет любви. Но пусть не будет и равнодушия. И может же она уважить страдания, вызванные ею же?.. В том, что она "изменила", он винит не ее, а "судьбу", давшую ей сердце, для которого любовь "как веселье легка". Ее взор -- "звезда приветная" для его "соперников" (он им мрачно "желает счастья"). И все же ему трудно смириться с мыслью, что она не любила его...
У Лермонтова было такое чувство, что Наташа ему изменила. С тех дней, которые он провел возле нее в деревне, много возникло и взросло в его душе такого, чего уже нельзя было не принять за правду. Нет, она не вышла замуж. И не станет, быть может, возлюбленной или супругой этого кавалериста. Но измена все же есть... Он ощутил ее холодность, и от нее болит душа... Как было раньше? Было понимание...Одно и то же, одно и то же терзало его... Раньше! Теперь!.. Теперь она убивает в нем веру в жизнь, гасит в его душе свет, ставит над пропастью. Она как бы сливается с обществом, всегда враждебным ему, даже стоит впереди него, -- ведь не ему, а ей верил он. И чувствовал, что не любить ее не может, и понимал, что жить, не разрубив этого узла, невозможно...
Теперь все мысли его сосредоточились на драме. Ему хотелось выразить в ней самое страшное -- всеобъемлющую Измену, уничтожающую человека с доверчивой душой и потому странного для всех, научившихся жить без души... Так и назвал он драму: "Странный человек"...По окончании ему хотелось показать ее Наташе -- как объяснение того, чего она, может быть, не понимает, как укор в том, что она не захотела поступиться ничем ради спасения человека, который только один и любил ее по-настоящему. Чтобы показать ей, как убивает странного человека все то, что он любит: родные, друзья, женщина...И пусть именно его, убиваемого, люди называют эгоистом, считают плохим, учат жить, осыпают упреками...
В маленьком предисловии Лермонтов написал, что он изложит происшествие истинное. Он написал также, что "Лица, изображенные мною, все взяты с природы". Он "желал бы" добиться от всякого рода мстителей и изменников раскаяния...
Лермонтов крупно вывел в рукописи слово "Конец", и ему показалось, что он сошел с ума и умер вместе с героем. Показалось также, что сумел он при помощи "Странного человека" оторваться душой от Наташи Ивановой, -- по крайней мере уже не так упорно возвращались к нему мысли о ней... Через два или три дня после этого он поехал с бабушкой в Середниково... Он дал Саше Верещагиной тетрадь со "Странным человеком", сказав, что он потому и жив, что написал эту вещь, что он был весь последний месяц между жизнью и смертью, умер, но, кажется, начинает потихоньку воскресать...
В эту осень было необычайно много балов в Москве. Лермонтов получил целую кучу приглашений. Каждый вторник он посещал Благородное собрание. Здесь он иногда встречал Наташу Иванову. Но --увы! -- все, что их некогда сближало, исчезло. Она больше не интересовалась его стихами, значит, думал он, раньше она притворялась, что интересуется ими, и давний, почти случайный и единственный поцелуй стал казаться ему сном. Он все реже подходил к ней. Его любовь и гнев, скрытые под маской равнодушия, выливались в стихи: Я не достоин, может быть, твоей любви: не мне судить; но ты обманом наградила мои надежды и мечты. И я всегда скажу, что ты несправедливо поступила...
Наташа еще не вышла замуж, и он не знал, как обстоят у нее эти дела. Бывать у них в доме он перестал. Но он чувствовал, что очень скоро что-то произойдет...
(Виктор Афанасьев. Лермонтов).