Пастух и пастырь

Жизнь святого Спиридона Тримифунтского исполнена необыкновенной высоты и красоты. Мы вспоминаем многие её подробности в день его памяти из года в год. От юности, когда он был простым пастухом и вступил в христианский брак, до вдовства и монашества, до святительского служения, когда его избрали архипастырем за любовь ко Христу и к людям – пастухом стада Христова. Мы знаем, как он исцелил безнадёжно больного Императора Констанция, как напутствовал свою умершую дочь Ирину, наставляя её в посмертном шествии ко Господу, когда душа её уже разлучилась с телом. Как воскресил младенца, а затем и его мать, которая умерла от радости при виде ожившего ребёнка. Как приказал вышедшему из берегов потоку остановиться, чтобы успеть прийти на помощь приговоренному к незаслуженной казни. Как превратил змею в золото, чтобы спасти от голодной смерти нищего земледельца, а в скором времени то же золото в змею, чтобы посрамить корыстолюбивого богача. Ибо «Господь творит все, что хочет» (Пс. 134, 6). Всем этим удивительным чудесам нет числа. Но, наверное, самое поразительное и самое поучительное в жизни великого чудотворца – его простота и смирение. Будучи пастырем словесных овец, он продолжал быть пастухом овец бессловесных. Незадолго до смерти «он вышел вместе со жнецами на поле и работал сам, не гордясь высотою своего сана». Разумеется, это сочетание пастырства и пастушества – уникальное явление, которому странно было бы слепо подражать. Тем более, что времена теперь иные. Но здесь для нас поучение-притча. Устремляясь к благодатной вечности, не ставим ли мы порой ни во что временные нужды? Да, мы уже воскресли со Христом, как говорит апостол, но одновременно необходимо со всей силой подчеркнуть, что мы ещё не воскресли. Мы не стали ещё совершенно одухотворёнными, мы в условиях земного человеческого существования, у которого есть своё служение, свои требования, свои законы. Мы телесны.
В одном из Отечников есть рассказ об авве Силуане Сигнайском. Некто прибывший к нему в монастырь удивился, увидев монахов, занятых разного рода работой. «Почему вы так много трудитесь для тленной пищи? Разве Мария не избрала лучшую часть?» Авва поселил его в келье, дал книги для молитв и чтения и не дал никакой пищи. Наступило время трапезы, прошло ещё несколько часов – гость не выдержал и попросил есть. Авва Силуан выразил удивление: «Разве ты не духовный человек, избравший лучшую часть? Зачем тебе тленная пища? Мы же состоим из плоти и крови и не можем обойтись без пищи. И это заставляет нас трудиться». Когда смущённый посетитель стал просить прощения, авва добавил: «Теперь ты понял, что как Мария не может обойтись без Марфы, так Марфа причастна похвалам Господа, обращенным к Марии». И апостол Павел напоминает фессалоникийцам эту элементарную истину: «Кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2Фес.5,10). (Любопытно, что эти слова были вставлены Сталиным – память о семинарии? – в Конституцию Советского Союза). Включённый в систему производства, экономики, культуры, цивилизации, христианин не может избежать этого закона. Пища – первое благо природы. Но человек, чтобы быть действительно человеком, не может удовлетворяться одними своими непосредственными потребностями. Он питается не только хлебом земным, но и ценностями другого порядка – хлебом небесным. Если это верно по отношению к монаху, живущему одинокой созерцательной жизнью, по отношению к епископу, всего себя посвящающему служению Богу и людям, то что сказать о простом христианине, занимающем определённое место в обществе, связанном земным служением? Он может страдать от этой погружённости в земное, не всегда столь приятное, как пребывание среди цветочков с овечками, порой слишком тяжёлое, особенно во времена гонений или в наших постиндустриальных обществах, единых с процессом обезчеловечивания. Это часть нашего креста. И только смиренным принятием нашего креста открывается наше главное упование: «Маранафа!» – «Господь грядет!»