Притча о блудном сыне (Лк.

15:11-32) как откровение о покаянии и прощении
Притча о блудном сыне, представляющая собой одно из наиболее глубоких евангельских откровений о Божественном милосердии, раскрывает перед нами сложную природу покаяния и прощения.
Блаженный Феофилакт Болгарский в своем экзегетическом труде усматривает в реакции старшего сына проявление той самой зависти, которая стала первопричиной грехопадения ангельских сил. Архиепископ Охридский отмечает, что "заклание козленка" (Лк. 15:29) в понимании старшего сына есть не что иное, как желание видеть грешника наказанным, тогда как Отец призывает к совершенно иному - к радости о обращении заблудшего (Лк. 15:32). Это противоречие раскрывает сложный парадокс между человеческим пониманием справедливости и Божественным милосердием.
Святитель Григорий Палама, развивая эту мысль, проводит параллель между старшим сыном и священномучеником Карпом, история которого представлена в Ареопагитском корпусе. Как и Карп, старший сын демонстрирует "ревность не по разуму" (Рим. 10:2), желая скорее наказания грешнику, нежели его обращения. Святитель подчеркивает, что подобное отношение противоречит самой сути Божественного домостроительства, ибо "Бог дает время для покаяния" (2 Пет. 3:9).
Б.И. Гладков в своем толковании указывает на опасность "ложного самолюбия", присущего старшему сыну. Это самолюбие, по мысли толкователя, проявляется в жестокосердии, когда "падший брат приносится в жертву своему себялюбию". Гладков проводит важное различие между формальным прощением и подлинным милосердием: первое часто сопровождается "нравственной пыткой" в виде напоминаний о грехах, тогда как второе уподобляется отцовской любви, радующейся обращению заблудшего.
Профессор А.В. Иванов развивает эту мысль, отмечая, что старший сын оказывается пленником "человеческих понятий о справедливости", в которых нет места для "всепрощающей любви". Это ограниченное понимание правды становится препятствием для вхождения в радость Отчую (Мф. 25:21), ибо, по слову Гладкова, истинное прощение должно совершаться "не со злобой, а с радостью".
Особую глубину толкованию притчи придает экзегеза митрополита Антония Сурожского, который рассматривает ее в контексте Молитвы Господней. Владыка Антоний раскрывает церковный характер притчи, видя в ней прообраз евхаристического единства. "Отче наш" — это не просто индивидуальная, но соборная молитва, где местоимение "наш" охватывает всех без исключения: и ближних, и дальних, и друзей, и врагов. Митрополит подчеркивает, что в духовной перспективе "мы не знаем, кто из нас - блудный сын, а кто - возможно, сын наподобие Сына Божия".
Таким образом, притча о блудном сыне раскрывает перед нами несколько важнейших богословских истин:
• О природе Божественного милосердия: Бог не просто прощает, но с радостью принимает кающегося, что явлено в образе Отца, выбегающего навстречу блудному сыну (Лк. 15:20).
• Об опасности ложной праведности: старший сын символизирует тех, кто, формально соблюдая заповеди, теряет главное - любовь к ближнему.
• О соборном характере спасения: как показал митрополит Антоний, подлинное обращение всегда предполагает восстановление не только вертикальных (с Богом), но и горизонтальных (с ближними) отношений.
• О тайне человеческой личности: в перспективе вечности невозможно с уверенностью сказать, кто в большей мере соответствует образу блудного сына - явный грешник или внешне праведный человек.
Эта притча остается непреходящим указанием на то, что подлинное христианство измеряется не формальным соблюдением правил, но способностью к милосердию и прощению, уподобляющему человека его Небесному Отцу.