Умер Шатунов.

И началось…
Солидные взрослые люди вдруг начали наперебой признаваться в запоздалой любви к персонажу, к его «творчеству», повторять друг за другом «Это было явление», «Ушла эпоха».
Слава Богу, что ушла.
Попутного ветра в горбатую спину. Я не про Шатунова – он уже много лет был никому не нужен и неинтересен. Я про взрослых людей.
Явление было? Ну-ну.
Было. Стране, которая читала больше всего книг в мире, где выходило самое большое количество сборников стихов, страна, слушавшей (и слышавшей) Высоцкого и Галича, стеной шедшей на пьесы Вампилова, на Эфроса и Любимова, замиравшей перед экранами, когда шли фильмы Шепитько, Климова и других, обожавшей Леонова, Тихонова, Папанова, Дворжецкого, Даля, Ульянова, раскупавшей билеты на Козловского и Вишневскую … Этой стране явился Шатунов и слюняво застонал елью надломленной про «Белые розы», которые он исступленно гладит и целует. Три аккорда, сыгранные на детском пианино одним пальцем, сиротские интонации. Он «пел» про розы, а слышалось сакраментальное: «Люди добрые, извините, что я к вам обращаюсь … сами мы не местные… 10 семей на вокзале… кто не верит, могу документы показать…»
И какая то часть страны стала ЭТО слушать. И даже что то в этом находить.
И даже плакать. Это не фигура речи. Едучи как-то в набитом автобусе на учебу в Университет, я услышал откуда-то из толщи тел «Белые розы». Мне стало ужасно интересно – кто вдохновляется этим с утра в общественном транспорте? Ротация граждан на остановках постепенно привела меня к задней стенке автобуса и я увидел душераздирающую картину. Классически «прижавшись горячим лбом к холодному стеклу» стояла девушка. Она обнимала обеими руками истекающий белыми розами магнитофон и плакала крупными, как горох, слезами.
Много лет прошло, но забыть эту картину я не могу. Было и жалко и неловко.
Это был один из самых верных признаков катастрофы, внутреннего надлома. Стало сразу понятно, что эти люди будут слушать, читать и смотреть дальше, как будут себя вести. Остальное доделали телемагнаты и Малаховы с Ургантами. А сегодня бывшие слушатели токуют: «Эпоха». Нарыв на теле тоже можно считать явлением, но «эпоха» это все таки то, что является изнутри, в творчестве и смыслах, а не прилепляется, как паразит, снаружи. Не вырастает на больном теле.
И не все, что было 30 лет назад и вызывает сегодня у кого-то воспоминания, есть повод для трогательной ностальгии. Перенеся когда то тяжелую болезнь, едва ли кто-то из нас ностальгирует по тем замечательным временам, когда главным в нашей жизни были капельницы, кровати и тумбочка с лекарствами в изголовье.
Ушла эпоха?
Скатертью дорога.
Якеменко