Образование

Их было три сестры (П а м я т и моей свекрови - Зинаиды Александровны Плотниковой) Их было три сестры, Клавдия, Полина и Зинаида. Они родилась в небольшом рабочем поселке на Урале. Отец девушек, Плотников Александр Павлович, воевал на фронтах первой Мировой, был контужен, травлен газами. Домой вернулся белобилетником. Семья жила бедно. Одной из сестер, Зинаиде Александровне, сейчас исполнилось 84 года. Она имеет очень хорошую память, о прошлом может рассказывать бесконечно. За ее плечами - целая жизнь. Жизнь, такая же, как у всех ее сверстниц – детство, война, ремесленное училище, работа на заводе в военные годы - сначала по 8, а затем и по 12 часов у токарного станка. Ее воспоминания о войне бесценны. Я попытаюсь передать ее рассказ на бумаге. Начало войны Начало войны. Зина хорошо запомнила этот день. В 1941 году она окончила школу - семилетку. 21 июня в школе был выпускной вечер. В этот же день было открытие клубного сада, играл духовой оркестр... Клава и Полина, старшие сестры, ушли в клуб, а Зинаида с матерью отправились на выпускной вечер. Был теплый летний день. Праздник у Зины закончился в 2 часа ночи, а в 4 часа утра пришла Клавдия, она принесла весть о начале войны. Клава с матерью шептались об этом на кухне, Зина слышала эти слова уже в полудреме. До сих пор она гадает, откуда старшая сестра узнала о войне, ведь по московскому времени было только 2 часа ночи. Рано утром все население поселка собралось у заводской проходной. Начался стихийный митинг. В этот же день по поселку начали разносить повестки военнообязанным. Призвали на фронт и мастера, который ремонтировал печь в доме Зины. Так и не закончил он свое дело. Но мастер научил Зинаиду, как затирать печку, как продолжить работу, и девушка успешно справилась с ремонтом печки – кормилицы. Клавдия Старшая сестра, Клавдия, еще в 40-м году поступила на завод. Она трудилась сначала намотчицей, затем токарем, из чугунных болванок вытачивала корпуса для снарядов. Перед войной в клубном саду была оборудована «газовая камера», где проводились учения с противогазами. Мальчишки и девчонки старших классов должны были просиживать в камере по 30 минут. Однажды случилось так, что Клаве пришлось провести в камере несколько часов. После этого у девушки начались приступы удушья. Во время войны заводские помещения не отапливались. В цехе, где работала Клавдия, были печи – сушилки. В перерыв, когда печи отключались, девушки забрались туда погреться, да там и задремали, сказалась многодневная усталость. Уснувшие девушки промерзли насквозь. Одна из девушек умерла. Состояние Клавдии еще более ухудшилось, у нее началась астма. И Клаву перевели в контролеры по состоянию здоровья. Там девушка и работала до конца войны. Полина Средняя сестра Полина в начале войны училась в медицинском училище, затем перевелась поближе к дому и поступила в ремесленное училище, где обучалась работе на токарных станках. В 1942 году она вытачивала пробки для снарядов. В конце 1942 года, в один из зимних дней, утром в доме не прозвенел будильник. Поля опоздала на работу на 15 минут. Девушке пришлось отвечать за опоздание. Ее судили в городе Кушва, что находится в 15 километрах от рабочего поселка. В суд Зина и Поля отправились вместе. В сторону Кушвы их подобрала попутка. Суд был недолгим. Зина встала на колени перед судьей, просила пощадить сестру. Судья ответил ей, что не может этого сделать, ведь у него – семья, дети... Но все-таки Полину не посадили, ей присудили выплачивать государству 25% от заработной платы в течение года. По тем временам - это был мягкий приговор. Домой девушки возвращались пешком, голодные и промерзшие, радуясь «мягкому» приговору. Зинаида В июле 1941 года Зинаиду послали на покос. А осенью девушек направили на уборку в совхоз, они пробыли там 2 месяца, пока не выпал снег. Ботинок у Зины не было, ее старенькие туфли совсем развалились, подошвы у туфель отлетели, и она привязала подметки проволокой. Обувь все равно промокала, а работать приходилось уже по снегу. Когда девчонкам стало совсем невмоготу без теплой одежды, они сбежали с работы и пешком добрались до поселка. Дома мать пряла шерсть, вязала носки, варежки для фронта, шали для медсестер и для обслуживающего персонала госпиталя. Зина тоже стала помогать матери. Так они прожили до 42 года. Выручала корова. На себе возили сено, дрова. В октябре 1941 года к ним, на 15 кв.м, подселили квартирантов. Это были эвакуированные из Ленинграда. Их эшелон разбомбили, у одной из женщин потерялись дети. Позже она нашла их в Ташкенте, и уехала к ним. В 1942 году Зинаида поступила в Ремесленное училище № 13. Сразу же после оформления в училище, девушкам дали отрез ткани для форменных юбок из прорезиненного материала черного цвета, выдали куртки из этой же ткани. Хлеб ученикам ремесленного училища давали наравне с взрослыми – 700 граммов. Это была большая поддержка для семьи. Питались ребята в столовой 3 раза в сутки. Столовая находилась в здании бывшего телеграфа. Кормили капустными щами, супами из щавеля, 2-3 кусочка картофеля плавало в железных тарелках. Поили «деревянным молоком» - это молоко посылалось Советскому Союзу, как американская помощь. По утрам ребятам давали отвар хвои, так как у многих учеников началась цинга. В поселок были высланы девушки из Воронежа, они учились в одной группе с Зиной. После освобождения города от фашистов девушки решили сбежать из училища и вернуться к себе на родину. Они обратились к Зине за помощью. Зина отговаривала девушек от побега, убеждала, что город разрушен немцами, их там никто не ждет. А через день Зину вызвал директор училища и спросил ее, почему она помогала беглянкам? Зинаида промолчала. В это время у семьи пропали продовольственные карточки на хлеб, они сами голодали, и Зина при всем желании не смогла бы поддержать девушек. Директор отчитал ее, а потом увидел ее рваную обувь, обмотанную бечевкой, и отправил девушку в мастерскую, где шили обувь ученикам ремесленного училища. Зине сшили ботинки из брезента, подошва которых была сделана из толстых камер. В этой брезентовой обуви Зина проходила до 44 года. Целый месяц вся семья жила без хлеба. Зина приносила свою пайку хлеба из училища, ее делили на четверых... Суп в семье варили, из чего придется – в похлебку клали польскую морковь, остатки картошки, щавель. Когда в ремесленном училище узнали про пропажу карточек, девушке старались помочь, чем могли. После обеда со стола для резки хлеба сметались все хлебные крошки, собирались все косточки от компота, которым поили летчиков, посланных в поселок для поправки здоровья. В это же время Зина подбирала зерно на полях. Оно было убрано в суслоны, но не вывезено с полей. Зерно жителям собирать не разрешали, его охраняли дежурные объездчики на конях. Не разрешалось подбирать с полей даже гнилую картошку. Зинаида ходила в поле с собакой. Собака искала мышей, разрывала мышиные норы, в которых мышки запасали зерно на зиму. Вот это зерно из мышиных норок и собирала Зина, пряча его в мешочек под телогрейку. Дома зерно промывали, просушивали, потом прокручивали на ручной мельнице. Из этой «мышиной» муки мать пекла лепешки. Картошки в тот год тоже не было, год был дождливый, и она вся вымокла и сгнила. За каждый картофельный куст, за каждый кочан капусты, за выдернутую морковку, которая сгнивала в земле глубокой осенью, давали пять лет тюрьмы. Зина помнит, как во время уборки одна из девушек сорвала кочан капусты, которую по дороге домой девушки поделили между собой. Кто-то из подруг и донес на нее. Девушке дали 5 лет тюрьмы, домой она уже не вернулась, так и сгинула неизвестно где... Уже с половины 42 года Зину и ее подруг поставили к токарному станку. Они вытачивали болты, гайки, «крылышки» (стабилизаторы мин). Это была трудная для подростков работа. Пока ребята учились в ремесленном училище, они стояли у станков по 8 часов, без выходных и праздничных дней, после окончания училища их смена увеличилась до 12 часов в день. Техника безопасности не соблюдалась. Однажды Зине в глаз попала горячая стружка. В больнице стружку вынули, но на глазу стало образовываться бельмо. Вылечила Зину бабушка Чудиниха. Она случайно увидела девушку, заподозрила неладное, и позвала ее к себе на двор. Бабушка вынесла горсточку нюхательного табака и с ладони сдунула его в глаз Зинаиде. Было очень больно, но табак разъел бельмо на глазу. В 1944 году Зинаида окончила ремесленное училище. Ее направили в цех № 15 – ремонтно–механический, и определили на токарный станок. Девушки делали детали для ремонта оборудования всех цехов. Они вытачивали болты, гайки различных размеров, весь крепеж, вытачивали чугунные валики, масленки Штауфера для военного оборудования от №2 до № 6. Зина и директор завода Зинаида часто вспоминает один случай, который произошел в конце 1943 года. Девушка стояла у станка на высокой деревянной решетке, сделанной по «спецзаказу». На ногах у нее – дырявая обувь, обмотанная проволокой. Цеха не отапливались, ноги примерзали к такой обуви. Директором завода в ту пору был старый еврей, фамилию которого бабушка уже не помнит. Он не созывал оперативок к себе в кабинет. Каждое утро он обходил заводские цеха. Начальник цеха встречал директора у ворот цеха и сопровождал его при обходе цеховой территории. Директор подошел к станку девушки, посмотрел на дырявую Зинину обувь, и грозно спросил у начальника цеха, указывая на Зину: «Это сё такое?!!». Букву «Ч» он не выговаривал... Что еще сказал директор начальнику цеха, девушка не расслышала за гулом станка, она видела только, что директор очень сердит. В этот день девушку отпустили пораньше. Начальник цеха отправил ее на склад, где ей выдали фуфайку, валенки 40 размера, подшитые в 2 слоя (у нее был 33), одежду и белье. Бабушка Наталья полученным добром распорядилась по-хозяйски. Один слой у подошвы подшитых валенок она спорола, наполовину обрезала их верхнюю часть. Из получившихся обрезков войлока выкроили новые подошвы для починки обуви остальным членам семьи – Полине, Клавдии и матери. Для того, чтобы валенки для Зины стали поменьше, их опустили в большой чугунок с кипящей водой. В конце 44 года Зина научилась точить украшения к железным койкам – фигурные шарики. В одном из цехов делались койки, которые затем отправлялись в золоторудный поселок Ис, за них расплачивались золотом. Золото директор завода менял на американские продукты (тушенку, «деревянное» молоко) и одежду для рабочих. За это он и пострадал, директор был арестован и осужден пожизненно. Дважды рабочие ходатайствовали о его помиловании, писали письма во все инстанции, может быть, даже товарищу Сталину. Срок убавили до 5 лет. Позже директора освободили, но прожил он после этого недолго. Чудо - лекарство В марте 1945 года, в ночную смену, Зине принесли якорь с подъемного крана из литейного цеха. Надо было очень точно обточить коллектор. Станок нельзя было запускать с большой скоростью, нужна была максимальная точность. Зина справилась с задачей к 6 часам утра. От станка она в ту ночь не отходила ни на минуту. Пока девушка работала в неотапливаемом цехе, ноги ее сильно замерзли. Утром она не смогла снять сапоги, поскольку ноги примерзли к портянкам, а портянки – к сапогам. На следующий день Зина слегла, у нее отнялись ноги. Ее положили в больницу и очень долго лечили, но улучшений не было, ходить она не могла Однажды к Зинаиде домой зашли двое мужчин – коновалов. Они попросили девушку напиться. Зина ответила, что ковшик на кухне, там же и бадейка с водой. Мужчины спросили, а почему она сама не подаст им воды? Девушка сказала, что она совсем не может ходить. Мужички попросили осмотреть ее ноги. Потом они предложили ей сделать лекарство и попросили за него 25 рублей. На эти деньги можно было купить 14 буханок хлеба, а в буханке в ту пору было 2 кг. Лекарство мужички принесли через 2 дня. Оно было в обыкновенной четвертинке из-под водки, по цвету напоминало яичный желток. Из чего было изготовлено это чудодейственное средство, Зинаида так никогда и не узнала. Но оно помогло девушке, она встала на ноги. Это лекарственное средство помогло и старшей сестре, Клавдии, когда она уронила себе на ноги заготовку для снаряда, и ее ноги все почернели. В один из дней склянка с чудодейственным лекарством неожиданно взорвалась на мелке осколки. Победа! 9 мая, в 6 часов утра, Зинаида с матерью услышали по радио радостную весть о Победе советских войск над Германией. Этот день ждали так долго, что в первый момент Зина не поверила сообщению. Старшие сестры, Клавдия и Полина, были в ночную смену, они узнали о Победе еще раньше, весть о радостном событии передавалась по радио каждый час. Зинаида отправилась в 7 часов утра на работу, как обычно. По дороге она встретилась со своими подружками, они обнимались, плакали и шли дальше – к заводской проходной, к родному заводу, который был их домом и защитой все военные годы. Девушки прошли в свои цеха, но в них было пусто – все рабочие собрались на митинг в 31 цехе. Это был закрытый цех, в котором в военные годы изготавливались снаряды. Митинг был коротким. Радость людей была огромна. Кто-то рыдал, кто-то пускался в пляс, люди пели и плакали, плакали и пели... Откуда-то взялись две скрипки, аккордеон, потом появились гармошки. В разных углах цеха играли разные мелодии – грустные и веселые, где-то звучали военные марши. Это был первый выходной день за всю войну, люди не работали. Потом праздник покатился по поселку, этот радостный день ждали так долго... С утра шел мелкий дождик, но его никто не замечал... К обеду погода прояснилась. Но все люди, которые позже вспоминали этот день, запомнили его ясным и солнечным. Дождя никто не заметил, настолько велика была радость Победы. А впереди была – целая жизнь! Наталья Минчакова

Как одевались женщины в 19 веке.))

Однажды мой отец высказал пронзительную и страшную мысль: "В главном параде в честь Дня Победы 24 июня 1945 года участвовало десять тысяч солдат и офицеров армий и фронтов. Прохождение парадных "коробок" войск продолжалось тридцать минут. И знаешь, о чем я подумал? За четыре года войны потери нашей армии составили почти девять миллионов убитых. И каждый из них, отдавших Победе самое драгоценное - жизнь! - достоин того, чтобы пройти в том парадном строю по Красной площади. Так вот, если всех погибших поставить в парадный строй, то эти "коробки" шли бы через Красную площадь девятнадцать суток…" И я вдруг, как наяву, представил этот парад. Парадные "коробки" двадцать на десять. Сто двадцать шагов в минуту. В обмотках и сапогах, шинелях, "комбезах" и телогрейках, в пилотках, ушанках, "буденовках", касках, бескозырках, фуражках. И девятнадцать дней и ночей через Красную площадь шел бы этот непрерывный поток павших батальонов, полков, дивизий. Парад героев, парад победителей. Задумайтесь! Девятнадцать дней!.. В. Шурыгин

Жили они рядом, можно сказать,что дружили. Одна рядовно ходила в церковь,знала все значимые и незначимые церковные праздники. Звали ее Мария Степановна. Она постилась, молилась и упрекала других, что плохо почитают Господа. Другая любила жить так,как ей нравится, не очень - то волнуясь о церковной жизни и ее правилах. Звали ее Нина Сергеевна. Наступил Великий день - Пасха. Первая постилась уже месяц и с радостью красила пасхальные яйца. Соблюдала дни,когда нельзя стирать и убираться в доме. Другая бегала на работу, ей некогда было соблюдать нормы церковные, да и зачем, спрашивала она себя. В Великий день пошла Мария Степановна в церковь.Помолилась,покрестилась. Выходя из церкви споткнулась и упала прямо на ступеньках. Заорала, покраснела и начала ругать нецензурно всех, кто ей попался на пути.... долго не могла успокоиться, жалея себя. Нищие, протягивая руку, просили о помощи, да куда там.... Главное - все правила выполнены и прошка дана. Нина Сергеевна, человек тонкой душевности, не любила толкаться в церкви в такие важные дни. Усталая, брела с работы. Зашла в магазин, а там одна старушка трясущимися руками считала мелочь, чтобы расплатиться за хлеб и немного сала. Но ей не хватало только чуть - чуть. Нина Сергеевна не задумываясь расплатилась за старушку. Взяв ее под руку, попросила разрешения проводить до дому. Шли они медленно, разговаривая о житейских проблемах. Старушка пригласила ее домой. Там, в темной квартире было тихо, было страшно.... Убогие занавесочки были пыльными, стекла мутные, как взгляд самой старушки. Не смогла Нина Сергеевна просто уйти. Закрутила рукава и пошла - поехала по квартире,как пылесос.. Все вымыла, вытерла, сготовила легкий суп бабулечке. Поцеловала на прощанье, оставив свой телефон. Вот и свечерело, звон колоколов известил, что все, уже пора на покой... Пришла домой счастливая, усталая и такая довольная от доброты, которая мурлыкала в ее сердце. Так скажите, пожалуйста, разве важнее быть на виду в церковной жизни или быть просто человеком, сделавшим доброе дело. Помолиться Господу можно и тихо.. дома, Так и поговорить с ним можно долго, можно и порадоваться и поплакать наедине с ним..... И будет на душе мир и покой.... С Пасхой Вас,добрые люди....! автор Г.Кенанова

Мой запоздалый супруг.. Первый раз замуж в 55.. Прошло уже пять лет, как мы сыграли свадьбу.. Мне сейчас 60 лет, а мужу – 65.. Ничего странного, что я вышла замуж в 55 лет.. В наше время всякое бывает.. Удивительно то, что это – мой первый брак и первый брак моего мужа.. И замуж, представьте себе, я не собиралась выходить ни-ког-да! Еще в молодости, когда мне не было и двадцати, меня бросил парень, которого я очень любила.. Его звали Слава. Бросил на пятом месяце беременности.. Сначала, Господи прости, я хотела свести счеты с жизнью, но потом взяла себя в руки и поклялась, что никогда не выйду замуж.. Я не хотела, чтобы рядом со мной был очередной подлец, который сбежит при всяком удобном случае.. И я сдержала слово.. Выросла и вышла замуж моя дочь, появились внуки, а я, как упертый осел, волочила одинокую жизнь.. И сказал бы, что мужчины не сватались.. Еще сколько! Но характер у меня упрямый: уж если что задумаю – обязательно выполню.. Но жизнь одинокой женщины слепила из меня лишенную женской привлекательности, грубоватую бабу.. Однако судьба – непредсказуемая «дамочка».. И я хочу рассказать о том, как все-таки одному человеку удалось «затянуть» меня под венец… Когда я ушла на пенсию, то, как и все пенсионеры, решила заняться грядками.. От родителей мне остался небольшой дачный домик с участком земли.. Добиралась я на электричке. Ехать надо было чуть больше часа, поэтому я брала журнал с кроссвордами – и время пролетало быстро.. Однажды, на одной из остановок, ко мне подсели мужчина и женщина (видно, что семейная пара) и маленький росточком пожилой мужчинка.. Сначала все молчали.. Потом я услышала тихий голос своей соседки.. – Слава, ну, давай заедем к детям, поможем – робко просила женщина. – Ты же отец… Но тут стук поезда заглушил громовой голос ее мужа. – Ты что, дура, хочешь, чтобы я на коленях ползал перед этими дебилами? Дальше пошел такой отборный мат в адрес жены и детей, что я невольно глянула на своих соседей.. Мои глаза остановились на озлобленном лице крикуна – и я обомлела.. Это был Слава! Тот самый Слава, который много лет назад бросил меня беременную! Он совсем не изменился, только черты лица скукожились от возраста и злобы.. Он был таким же огромным, как и в молодости.. Слава, конечно же, меня не узнал, но, поймав мой взгляд, истерично выкрикнул: – А ты чего уставилась! Отверни зенки, а то в глаз заеду! Я окаменела.. Руки ноги не слушались: то ли от неожиданности, то ли от страха.. И тут случилось нечто удивительное.. Маленький пожилой мужчина, который сидел напротив, решительно встал между мной и Славой, и твердым уверенным голосом произнес: – Если ты не перестанешь оскорблять женщин, будешь иметь дело со мной. Мужчина, который так говорит с женщинами, для меня – дерьмо.. Я тебя в бараний рог согну! У меня сердце ушло в пятки! Какой «бараний рог»?! Да Слава его пальцем раздавит! Я уже настроилась отбивать своего заступника, как вдруг Слава осел, втянул плечи в себя, и что-то невнятно пробурчал.. И тогда я поняла, что этот «герой-крикун» только перед женщинами может силу показывать.. А перед настоящим смелым мужиком сразу пасует.. И это из-за него… (слов нет!) я всю жизнь себе исковеркала?! Слезы навернулись на глаза.. Как-то все быстро произошло, как в кино, где тридцать лет за минуту пронеслось.. Слава с женой вышли через две остановки, и я заплакала.. На душе было пусто и противно.. – Даже слезы не испортят ваше милое лицо, – на меня с улыбкой смотрел мой заступник.. Теперь он не казался мне «мужичком с ноготок».. Передо мной сидел мужественный и смелый человек. Звали его Федор Борисович, военный в отставке.. Так я познакомилась со своим будущим «запоздалым» супругом.. И вдруг поняла, что впервые за долгие-долгие годы хочу выйти замуж, хочу чувствовать себя любимой женщиной.. Так и произошло.. Мы с Федором очень счастливы.. Все-таки жизнь мудро все расставляет по своим местам.. И неважно, в каком ты возрасте.. Потому что даже осень жизни может наполниться любовью и счастьем.. Из сети

Каждый год муж упорно покупает пасхальный кулич (самый маленький, я их не ем), запивает молоком, собирает крошки, высыпает за окно птицам и садится ждать, когда наступит счастье. Не то чтобы он был очень религиозен, скорее вообще нет, но уверен, что раз пес Джуп, съев пасхальный кекс, попал в жизнь своей мечты, то и ему рано или поздно что-то обломится. …Много лет назад у нас жил Джуп, по паспорту — Юпитер, шотландский сеттер неописуемой красоты. Люди на улице от восторга подходили пожать нам лапы, просили с ним сфотографироваться и объясняли своим маленьким уродливым собачкам, что если они будут себя хорошо вести, то вырастут хоть наполовину похожими на Джупа. Наивные, они не знали, что скрывалось за роскошным фасадом. Он съел подчистую два дивана (на помойку мы их выносили в полиэтиленовых пакетах), погнул все вилки (не зубчики, а шейки — где потолще), открывал холодильник, доставал помидоры и ел их на светлом ковролине. Раскрошил три (!) хрустальные вазочки, заперся в квартире изнутри так, что пришлось вызывать взломщиков. Пока ломали дверь - нервничал, открыл шкаф, сложил все белье на пол и подрал в клочья. Укоротил по одной ножке на каждом из четырех стульев. Погнался за котом (наша версия) — уронил со стола телевизор на середину комнаты. Его версия — ящик упал сам. (Реклама фирмы Самсунг — подняли, поставили, включили, еще десять проработал). Единственной, кого он боялся и уважал, была гладильная доска — ни разу даже лапой не тронул. Однажды из-за него я опоздала на самолет, потому что отпустила с поводка в огороженном сквере, и потом два с половиной часа бегала по улицам любимого города с криками: «Дж-у-уп, стоять… умоляю… рейс!!!». Мы долго и бесплодно ходили на уроки послушания, где он вел себя идеально и радовал педагогов. Возвращались домой и, входя в квартиру, Джуп потирал лапы — что бы еще уничтожить. Когда мы поняли, что не справляемся с мальчиком — брали, дураки, декоративного (ну, нам так сказали), а по темпераменту оказался бешеный охотник, я пошла в собаководство — не нужен ли кому из охотников подрощенный пес. Там покрутили пальцем у виска: и щенков не раздать, но мой телефон на всякий случай записали. Через три дня наступила пасха. Тетенька, которая у нас убирала, добрейшая женщина, освятила кулич в церкви, принесла нам и, зная замашки Джупа, поставила кулич НА холодильник. О существовании кекса мы узнали неделю спустя, когда она спросила — вкусно ли было. Мы дружно кивнули, наконец, поняв, что за крошки и разноцветные ванильные шарики валялись на полу. Спустя несколько дней позвонил мужчина, которому дали наш телефон в собаководстве: ему был нужен молодой, но не младенец, шотландский сеттер. Он оказался охотником с домом в деревне, где жил большую часть года. Вручил мне 200 долларов (я отнекивалась) с уговором — приедете через месяц, посмотрите, где живет пес, не понравится, вернете деньги, я верну собаку. В окно я увидела, как они садились в огромный джип, в последний момент Джуп поднял голову и посмотрел в мою сторону. Я чувствовала себя последней тварью, но жить на пепелище уже не было никаких сил: муж был на грани нервного срыва, дети никогда не знали, будет ли в чем утром пойти в школу. Месяц спустя мы с дочками поехали навестить Джупа. В огромном доме жили еще три собаки (одна инвалид — на трех лапах), ворона с подбитым крылом, слепой кот, куча выживших из ума старух и чьи-то дети. Все одновременно галдели и Джуп был абсолютно счастлив в этом дурдоме. Сын хозяина проезжал с ним на велосипеде в день по 10 км, и что-либо крушить у пса просто не оставалось сил. Мы попили чаю, обняли нашего мальчика и уехали уже не в таких расстроенных чувствах. Наш спаситель звонил еще дважды. Первый раз — в конце охотничьего сезона — сказать, что у него никогда не было такой умной и послушной собаки. Второй раз он сообщил, что на какой-то дико крутой выставке они получили золотую медаль. Когда мы рассказываем нашим собакам про их безумного предшественника, они поражаются — зачем есть вилки и хрустальные вазочки, если за хорошее поведение можно получить кусочек курицы? И равнодушно смотрят раз в год на пасхальный кекс, потому что не представляют, какая магическая сила в нем заложена. © Diana Kachalova

Я ввела в наш с дочкой язык понятие "пирамидка из камушков" для описания того, как может произойти эмоциональный взрыв, казалось бы, на ровном месте. Для меня было важно, чтобы она понимала это по отношению к себе и другим и не относила на свой счет случаи, когда сильные взрывы эмоций несоразмерны её проступку или ошибке. Когда какая-то досадная мелочь становится последней каплей, за которой слышится громовой отголосок близкого эмоционального взрыва, я говорю: "Смотри, сегодня утром я разбила блюдце - это был первый камешек в моей пирамидке. Потом я промочила ноги и теперь беспокоюсь, что могу заболеть (а это ни-ког-да не происходит вовремя!), в обед мне недодали сдачу в магазине и пришлось отстаивать свои права, твой брат получил двойку, а вечером ты просто разлила суп. Все эти события были камешками в моей пирамидке, и суп просто становится последним, понимаешь? И я взрываюсь не потому, что разлить суп - это ужас и преступление, а потому что моя пирамидка терпения рухнула именно на нём. И мой взрыв не направлен на тебя. Он просто от того, что я сегодня больше не могу терпеть и мне нужно как-то дать выход своей ярости от всех этих досадных происшествий. Здесь нет виноватых." И после взрыва моя пирамидка начнёт складываться заново. Каждый день. Иногда она будет высоченной, но у меня будут силы спокойно дожить до вечера. Иногда - нет. Это нормально, это жизнь. Так бывает. Важно не свалиться в обвинения ребенка, что он тебя довел, - вменение вины действительно страшно. А остальное - это жизнь, в которой нам можно злиться, чувствовать боль, раздражение, ярость. И можно позволять своим детям это чувствовать, не запирая их эмоции на замок убеждениями "хорошие девочки не злятся" и "мальчики не плачут". Злятся. Кричат. Плачут. Негодуют. И это нормально. Рухнуть пирамидка может у каждого, большого и маленького человека. Главное - понимать это. Автор: Евгения Галышева

Когда Аксинья выходила замуж молоденькой девчонкой за Прохора по большой любви, даже и не подозревала о своей дальнейшей жизни в богатом доме. Хоть она и знала, что отец Прохора из зажиточных и нравом крутой, слышала от своих родителей, которые жили в бедности. Мать плакала: - Эх, дочка, доля наша женская такая. Я бы на твоем месте не пошла в невестки к Игнату. Ведь он зверь по натуре, никому ничего не прощает и спуску не дает. Как ты там в его доме жить-то будешь. Заладила – люблю, да люблю Прохора. А вдруг Прохор за тебя не заступится, вдруг не пойдет поперек отца. - Мама, ну что ты такое говоришь, Прохор мне обещал, что не даст меня никому в обиду. Значит и отцу тоже. Знаю я дядю Игната, злющий он, не раз видела его еще когда мы детьми бегали возле его дома, а он выскакивал и прогонял нас: «чтобы крику вашего не слышно было в моем доме». А мы убегали и правда боялись его. Прохор женился на Аксинье по любви. Как только не отговаривал его отец, что только не говорил он об этой девушке, даже размахивал вожжами перед носом сына, но все было бесполезно. Игнат пообещал сыну: - Если твоя нищенка придется мне не ко двору, тогда держитесь оба. Выгоню и ноги её больше не будет в моем доме. Здесь я хозяин! Прохор знал и боялся своего отца. Но и себя он тоже знал, ведь он полюбил Аксинью, значит это на всю жизнь и никто ему не нужен кроме неё, хоть отец и пытался его сосватать за богатую из соседнего села. Настоял на своем сын и зарекся отправлять сватов в другой дом. Анна - мать Прохора всю жизнь была робкой и скромной женщиной, никогда не повышала голос, слушалась мужа своего, но потихоньку гнула свое. - Сынок, - тихо говорила она своему младшему сыну, - не откладывай в долгий ящик строительство своего дома. Не даст отец вам житья здесь. Ты его знаешь, ко всему найдет причину привязаться, все ему не так. Меня он взял из зажиточного дома с большим приданным, а все равно всю жизнь в рот мне заглядывает, как бы лишнего не съела. А твоя жена Аксинья из бедной семьи, жаль мне её очень, добрая она, хорошей женой тебе будет… У Прохора есть еще два брата старших, властные и требовательные, как отец, живут давно своими семьями отдельно, приезжают с женами своими богатыми, да не далекими умом. Над Аксиньей потешаются, называют её нищенкой. К выбору брата отнеслись с насмешкой, а с Аксиньей даже и не разговаривают. Конечно по обычаю младший сын должен со своей семьей жить в доме отца. Но как жить с таким отцом? Прохор характером удался в мать, такой же покладистый и добрый, спокойный и рассудительный. Он прислушивается к советам матери, знает, она плохого не посоветует. Вот поэтому и работает Прохор в лесу, зарабатывает лес на строительство дома. Уставший с мозолями на руках и плечах от бревен приезжал он домой счастливый к своей любимой жене. Аксинья при виде мужа светилась, как ясно солнышко, а свекор из-под насупленных бровей смотрел на их любовь. - Объятиями сыт не будешь, отец-то всегда сына накормит, мы не ходим с протянутой рукой, как сваты, у нас хлеб из белой муки. Вот построишь свой дом, уйдешь из дома, тогда и не раз меня вспомнишь, не раз пожалеешь сынок, - ворчал недовольный отец. Но Прохор только улыбался, не вступал в спор с отцом, знал, что бесполезно, начнет упрекать, злиться. Аксинья тоже видела, что Анна никогда не вступала в спор с мужем, он злится, шипит, она всегда слушает. А потом потихоньку выскажет свое. Игнат злился на жену: - Ишь ты, все равно свое гнет. Ты как тучка в сенокос. Вроде и безобидная, ни грома, ни молнии, но сено раз и намочит. Так и ты вроде не приказываешь и не требуешь, а тебя слушаются. Как обычно сидя за столом, Аксинье от взгляда свекра не лез кусок в горло, так и смотрел в рот. А если она пыталась встать и уйти, он строго на неё смотрел и стукнув с силой ложкой об стол, говорил: - Сиди, еще старшие не вышли из-за стола, без моего слова не выйдешь. Сиди и жди пока старшие наедятся. Порядок в доме ты должна соблюдать, пока мы с матерью не потрапезничаем. А потом за работу. Свекровь смотрела на невестку ласково и тихо говорила: - Сиди дочка, сиди, успеешь еще наработаться. Аксинья смотрела с благодарностью на Анну и ждала, когда же свекор положит ложку на стол, потом перекрестится и вытрет свой жирный рот полотенцем. Аксинья из бедной семьи и свекор каждый раз норовил подчеркнуть это, упрекал, что кормит и поит невестку, а родители её лодыри, так и живут всю жизнь в нищете. - Взял Прохор голь перекатную, а я теперь корми её, - выговаривал он жене А мать наоборот сыну внушала: - Вам поскорей нужно отделиться, жаль мне Аксиньюшку. Да и тебе лучше уж хлеб с солью, но свой, чем каравай, да его. - Да, скоро уж привезу лес, а сруб сложить недолго. Игнат тоже понимал, что Прохор со своей женой уйдут из его дома, где всего полно, закрома ломятся от муки и сало соленое ящиками стоит, и мяса-солонины бочки. - Задумал свой дом строить Прохор, а кто в этом доме жить будет? Мы стареем, кто за нами будет смотреть в старости, хозяйство держать в крепких руках и приумножать его. Будет там жить со совей нищенкой, уйдет от такого богатства. А что люди скажут, что я выгнал сына младшего из дома? – выговаривал он жене. Анна молча слушала, а потом свое вставила: - Вот ты же хозяин в своем доме, и сын будет хозяином в своем. А Прохор с Аксиньей не батраки, ты с утра всех понукаешь, заставляешь жить по-твоему желанию. А они молодые и жить хотят по-своему. - Во всем виновата ты. Тихо шепчешься со своей невесткой по углам, нет чтобы держать её в строгости, - злобно шипел муж на Анну, а та молчала. Анна видела любовь сына к Аксинье, и её тоже. Вспоминала свою молодость и прожитую жизнь с мужем-злыднем и жадюгой. Не могла вспомнить, чтобы он с ней в чем-то посоветовался или с добром поговорил с открытой душой, все время словно камень за пазухой держал. Он и любить-то не умел никого, только себя. Когда приезжали старшие сыновья в гости, Игнат был счастлив, на него похожи сыновья, гордился ими, не то что Прохор, уродился в мать. Сыновья все высокие и статные, правда жены у них не красавицы и в подметки по красоте не годятся Аксинье. Та поистине красавица и никогда не перечит свекру, не то что эти «галдят почем свет стоит», так в душе думал Игнат. Старшие невестки унижали Аксинью, но если Прохор был дома, вмиг заступался за жену так, что те затихали. А отец думал: - Ишь ты, будто орел взлетел, заступается за свою Аксинью. Дом Прохор заканчивал строить, уже крышу крыли, через пару недель можно переезжать. Аксинья ждет не дождется. Она уже носит под сердцем его ребенка, он еще больше жалеет и любит её. Как-то Игнат ушел из дома на целый день, старшему сыну помогать крышу на бане перекрыть. Анна задумала помочь сыну с невесткой, пока нет мужа дома. Стала собирать отрезы, полотенца, посуду, достала новую шаль из сундука. Потом сказала Аксинье: - Давай-ка пока нет Игната, помаленьку соберем вам провизию и унесем в новый дом. Набралось много, решили в помощь позвать Прохора. Но он, увидев, что мать тайком от отца собрала все, вдруг сказал: - Нет, я не согласен. Не буду я у отца воровать тайком и прятать им нажитое. Не возьму я ничего без согласия отца, грех это. Земля у нас есть, коня своего заберу, руки у нас на месте, обживемся, обрастем, пока у нас не куча детей. Не буду я в этом деле участвовать, не нужно мне все это. Аксинья поддержала мужа, она тоже понимала, а вдруг до свекра дойдет, тогда что будет? Анна посмотрела на сына и на невестку, сказала: - Ну ладно, и то правда, что это мы по-воровски, Бог даст вам все. А так еще неизвестно… Что это я вас удумала к ворам причислять, - и начали по местам все растаскивать. Наконец настал тот день, когда нужно было переезжать в новый дом. Аксинья от радости и счастья сияла, Прохор смотрел на неё и улыбался. Не улыбалась Анна, она понимала, что останется вдвоем с Игнатом, ни радости, ни ласкового слова. Она понимала, что это её судьба, а невестка здесь ни причем, почему она должна, как батрачка на свекра работать, спину гнуть. А тому все неладно, все недоволен. Успокаивало её то, что сын с невесткой будет жить совсем неподалеку, всегда в гости придут и помогут. А уж когда они постареют, тогда и посмотрят, кто из сыновей их приютит. С утра начались сборы, Анна дала сыну в руки икону, невестка взяла кота и петуха. Анна что-то из вещей. Игнату было тяжело смотреть на все это. Думал, но вида не подавал, тоже шел кое-что нес из вещей: - Прохор дом построил в два раза меньше, чем мой. Ведь и здесь хватило бы всем места, так нет, оба бегут вприпрыжку из родительского дома. Да и Аксинья не объела бы, ведь ест-то, как мышка. А я её обговаривал, а она вон какая улыбчивая, да красивая, да и зла на меня видимо не держит. Идет рядышком с мужем счастливая. Анна-то умнее меня в этом деле, ишь как Аксинья с ней щебечет, любит её, уважает. Анна, как наседка возле них, обогрела и накормила. Вот теперь Игнат поживи ты один без сына и нищенки. Игнат понимал, что вернется в пустой дом, ведь рядом с сыном и снохой веселей было. А с женой вдвоем жить будут, и он будет себя чувствовать одиноким стариком. Потому что Анна-то и не очень с ним разговаривает, все больше молчит, он сам так приучил жену. Аксинья войдя в дом улыбнулась счастливо: - Ну вот Проша наши хоромы, хорошо-то как, - прижимаясь к мужу говорила она, а он тоже улыбался счастливо. Кот походил по дому и облюбовал себе место, петух закукарекал, поклевав зерно, Анна весело сказала: - Ну вот все будет хорошо, все, как и полагается по обычаю с новосельем вас, дети мои. Игнат обошел дом - большие сени, печка правильно поставлена и сложена, большая комната, спальня с окном, высокие потолки, пол доска к доске, пазы между бревнами крепко заделаны паклей, тепло будет. Крякнул Игнат от удовольствия, что Прохор не подвел, оказался хозяйственным. Усадьба большая, баню поставит сын и сарай для скота построит. Посмотрел на жену и сказал: - Хороший дом, ну пошли домой Анна, пусть молодые новый дом обживают. А ты там свои сундуки потряси, да поделись добром с Аксиньей, негоже нашей невестке-красавице быть хуже других. А я подводу соберу, кое-что из провизии, привезу им. Пусть живут не хуже других, я этого не позволю. Анна ушам своим не верила, а сама радовалась: - Ну это мы с Аксиньей победили Игната, наверное стыд и совесть в нем проснулись. Да еще страх, ведь боится Игнат остаться в одиночестве под старость. От старших-то сыновей мало чего дождешься. Автор: Акварель жизни

– Кто-кто-кто тебя разочаровал? Жизнь? Серьёзно? – Кирилл Сергеевич громко расхохотался. – Да, жизнь, – обиженно подтвердила я. Мне семнадцать, я работаю санитаркой в хирургическом отделении, лишённая возможности поступить в университет в свой год выпуска. Ухаживаю за лежачими больными, выношу утки, мою полы, туалеты, гноеотсосы. Меня бросил мальчик, постеснявшийся нынешнего приземлённого амплуа вчерашнего признанного гуманитария. Мой шкаф почти пуст, мама лежит после операции, бабушка умерла. Мне стыдно, обидно, горько. Я завидую своим бывшим одноклассницам, весело порхающим в невероятной студенческой жизни. Хожу только на работу, в больницу, и потом домой. Изоляция, особенно сложно дающаяся в юности... Кирилл Сергеевич, восьмидесятилетний ветеран войны, одноногий, дожидается в девятой палате ампутации оставшейся ноги. Диабетическая гангрена. Нет, он не обесценивает мои страдания, сравнивая их с несравнимыми, своими. Он не страдает сам, и не позволяет мне. Видя мою унылую физиономию, когда я появляюсь утром в дверях палаты с тарелкой резиновой каши, улыбается и читает Анненского..."...не потому, что от неё светло, а потому что с ней не надо света". Протягивает яблоки, щедро носимые сыном из сада. Вглядываясь в его выцветшие, но лучистые глаза, я тогда впервые, наверное, осознаю, что сила человека не в его теле. Она где-то внутри. И это не стержень, как говорят, а маленькая пронзительная струна, которая гнётся, но не рвётся. Сила в гибкости, в способности выпрямиться после любых ударов. Несгибаемость хрупка, на самом деле. - Жизнь не может тебя разочаровать, девочка. Она с тобой контракт на очарование не подписывала, - тихо произносит Кирилл Сергеевич, – так что только тебе самой решать, какой она станет, твоя жизнь. Можешь считать, что сейчас с тобой обошлись несправедливо, и перестать взаимодействовать с миром, а можешь взять всё, что сможешь из того, что видишь, и – вырасти. Меня так раздражает то, что я вижу, что я выскакиваю из палаты и ухожу мыть коридор, бурча себе под нос о бессмысленности сказанного. Он не только говорил со мной, он показывал свою негромкую любовь ко всему, что составляло его жизнь. Рисовал простым карандашом в ученическом альбоме. Читал Пикуля и Астафьева. Нежно целовал ладони своей жены, маленькой тихой женщины с гладкими седыми волосами, собранными в пучок. Спрашивал её про кота: ест ли магазинную мойву. Всё – с удовольствием. Про непрекращающуюся боль – ни слова. Без упрёков к запаздывающим с перевязками медсёстрам. Без претензий к погоде, к соседям, к очевидным жизненным несправедливостям. У этого человека не было "лихих девяностых", было принятое им здесь и сейчас, каждую минуту которого он проживал осознанно и благородно. Мы говорим с ним день за днём. Я спешу даже в выходной день заскочить в девятую палату. Я не замечаю, как перестаю раздражаться, обижаться, отталкивать неприглядную изнанку вынужденной своей работы. Я начинаю испытывать непонятную любовь к каждому, кого скрутила боль или обжёг недуг. Я сижу ночами возле постелей людей всех возрастов, выслушиваю их простые исповеди, прозреваю, что-то говорю поддерживающее. Глажу покрытые испариной лбы. Сжимаю детские ладошки, боящиеся темноты. Взращиваю надежду и в себе, и в них. Я не знаю ещё, что получаю первый бесценный опыт в профессии, которую боготворю уже много лет, и в которой состоюсь годы спустя. Кирилл Сергеевич умер ранним сентябрьским утром...не выдержал операцию. Я пришла после выходных и увидела скрученный матрац на узкой железной кровати. На тумбочке рдели поздние яблоки. Когда нам кажется, что жизнь посмеялась над нами, обидела, разочаровала, принудила к испытаниям – это говорит совсем не о жизни, друзья мои. Это говорит о нашей неготовности к ней. Потому что ждать только праздников, побед, счастливых случаев, великой любви и безмерного счастья - значит, жертвовать годами ради минут. Жить несколько минут за всю жизнь – ничтожно мало. Живите в каждой минуте. Лиля Град Иллюстрация: Евгения Трифонова