Кроме того, Бенкендорф, несмотря на свой почтенный семейный статус (женат с 1817 года, отец троих дочерей), оставался неутомимым любителем «амурных развлечений». Вот что писал известный мемуарист Александр Булгаков (московский почт-директор в 1832—1856 годах): «Отличительная черта Бенкендорфа была волокитство. Он был ужасно падок к женщинам… Любимая его мысль, любимый разговор и любимое дело были у него женщины».
Шеф полиции сластолюбив и рассеян, разве можно в таком случае говорить о его руководстве скучной бюрократическо-полицейской работой? Конечно же, фактическое руководство деятельностью III отделения осуществлял вовсе не Бенкендорф, а его помощники (директора канцелярии): сначала Магнус фон Фок, а затем знаменитый Леонтий Дубельт.
Благородный «любитель» декабристов?
Все лично знавшие Бенкендорфа отмечали его незлобивость и порядочность. В ночь на 13 июля 1826 года он вынужден был присутствовать при церемонии гражданской казни декабристов (лишение эполет, орденов, преломление шпаг и прочее). Среди осуждённых был его боевой друг Волконский. Декабрист Лорер записал позднее такие удивительные строки: «Благородный Бенкендорф, знавший и любивший многих из нас, не смог отклонить от себя этой грустной обязанности».
«Благородный Бенкендорф»; «любивший многих из нас» (то есть из декабристов) — как это не ложится в привычную советскую трактовку Бенкендорфа! Пущин и Штейнгейль отметили «выражение сострадания» на лице Бенкендорфа в течение всей экзекуции. Когда же, после гражданской казни, началась казнь самая что ни на есть настоящая (повешение пятерых декабристских вождей), Бенкендорф «был сам не свой». Очевидцы говорил позднее, что Александр Христофорович, чтобы не видеть этого ужасного зрелища, лежал ничком на шее своей лошади.
«Административный ресурс» Пушкина
Отношения шефа жандармов с интеллигенцией тоже были не так просты, как принято думать. Так, только благодаря заступничеству Бенкендорфа было смягчено наказание для Петра Чаадаева за его «Философические письма» (диагноз «сумасшедшего» вместо Сибири).
Вообще, всякое мракобесие и кликушество Бенкендорфу было чуждо. Конечно, он был консерватор и «охранитель». Но «охранитель» цивилизованный. Такие явные обскуранты, как Магницкий (попечитель Казанского учебного округа, разработавший план «уничтожения науки в высших учебных заведениях»), были ему отвратительны.
А для Пушкина шеф III отделения стал своего рода «административным ресурсом», к которому великий поэт прибегал в случае крайней (или не очень крайней) необходимости. Через Бенкендорфа Пушкин ходатайствовал о назначении пенсии вдове генерала Раевского (удовлетворено); о напечатании пьесы «государственного преступника» Кюхельбекера (напечатано, причём в типографии III отделения!); о переводе младшего брата Льва из одного полка в другой (удовлетворено) и так далее.
Наконец, именно к Бенкендорфу в 1830 году поэт обратился за помощью в весьма интимном вопросе. Дело касалось женитьбы поэта. Родителям Натальи Гончаровой не очень-то был по нраву жених с такой неоднозначной репутацией. Тогда Пушкин попросил у Бенкендорфа положительную характеристику (в письменном виде). Бенкендорф и здесь не отказал — поэт получил невероятно благожелательный письменный отзыв. Рекомендательное письмо от шефа жандармов успокоило Гончаровых. Согласие на брак было дано.
«Последняя любовь» шефа жандармов
В последние годы жизни Бенкендорф растерял всё своё былое влияние на царя. Виной тому стала его любовная связь с известной красавицей и интриганкой — баронессой Амалией Крюденер. Для Амалии это была исключительно связь по расчёту. А для 56-летнего Бенкендорфа молодая (30 лет) баронесса стала поистине «последней любовью». Ради неё он стал неслыханно щедр: осыпал дорогими подарками, оплачивал многочисленные счета. В обществе об этом узнали от элитной (и несдержанной на язык) модистки Сихлер, у которой Амалия заказывала шикарные наряды.
Комментарии 1