Предыдущая публикация
Свой восьмой десяток лет дядя Ваня пережил в доме, который сам построил в начале пятидесятых годов прошлого века.
Раньше, бывало, часто привечал его дом гостей, и кто-то особо высокий, переступив порог, доставал макушкой почти до потолка. Или же, не вписавшись в габариты дверной коробки, ушибался головой об верхнюю ее перемычку.
Барачные ужасы
Дядя Ваня был плотником, поэтому многих удивляло, отчего дом у него хоть и из двух комнат, но с такими низкими потолками. Сам он мало кому рассказывал, что построил дом после возвращения с женой и маленьким сыном из большого города, где была у них комната в бараке.
Дядя Ваня был на работе, когда его жена Мария решила чуть углубить под комнатой в бараке подпол. Подкапывая землю, почувствовала, как лопата в руке достала до чего-то твердого. Отодвинув в сторону рукой грунт, беременная первенцем Мария с ужасом нащупала под ней человеческий череп. Оказывается, барак стоял на месте закрытого уже еврейского кладбища, но почти никому из его жильцов, которые приехали в уральский город из разных мест Советского Союза, об этом не было известно. А в другой раз в комнате замкнула электропроводка, и очень растерявшаяся от такой неожиданности Мария не знала, что ей делать. Но как раз в это время вернулся с работы муж, и он одним ударом топора разрубил горевшую проводку.
Мария работала в городе на парфюмерной фабрике, но сама она духи с пудрой не любила и никогда ими не пользовалась. И совсем не привлекала ее городская жизнь. В городе поселилась, когда совсем еще молодого ее мужа, после возвращения с фронта недолго работавшего председателем колхоза, чуть не исключили из партии за то, что выдал колхозникам по килограмму зерна на трудодень: «Как ты посмел, не посоветовавшись с райкомом? Не дорос еще до того, чтобы в трудное время без нас такие важные решения принимать! Но теперь мы будем решать, что с тобой делать», — грозно отчитывал дядю Ваню партийный начальник. А работавший в райкоме его товарищ, с которым в один день уходил на фронт, посоветовал: «Уезжай, Ваня, или расплатишься не только партбилетом». Вот так оказался он в большом городе, где стал бригадиром грузчиков в аэропорту и был на очень хорошем счету у начальства, которое обещало даже выделить в скором времени семье лучшего своего бригадира отдельное жилье.
Деликатес из собачьей будки
Зов по малой родине особенно стал мучить Марию как раз после того, как нашла она в подполе человеческий череп, и чуть не сгорел от электропроводки весь барак, в котором время от времени происходили странные дела. Была у проживавшего в одной из комнат с семьей корейца Манула собака, которая у него все время оставалась на улице. Ребятишки и взрослые собаку любили и даже подкармливали. Но как-то соседи обратили внимание, что собаки во дворе не видно. А спустя какое-то время узнали, что хозяева ее съели. «Это мы поросят и бычков растим, а у корейцев — собака лучший деликатес», — комментировал случившееся кто-то из соседей.
Умер вдали от родины и семьи
В родном селе оставались у Марии мама, сестры и брат, о которых она все время помнила и очень по ним скучала. А вот отца и не помнила. Мама рассказывала, что после рождения младшей дочери он с артелью односельчан уехал на отхожий промысел во Владивосток, где то ли на пилораме, то ли на сплаве леса рассчитывал заработать денег для своей многодетной семьи. Но случилось с отцом вдали от дома и семьи большое несчастье – упавшее бревно размозжило ему большой палец на ноге. Отец человеком был на редкость терпеливым — палец перевязал, и снова за работу! А вскоре распух и почернел у него не только палец, но и вся нога стала похожа на обгоревшее бревно, и отец, как говорила мама, умер от «антонова огня». Неграмотная сельская женщина называла так газовую гангрену.
Подробности произошедшего с отцом пересказали его семье вернувшиеся домой из «Владика» работавшие с ним в одной артели мужики. Но места, на котором они похоронили Андрея Трофимовича, так никогда и не увидели его жена, сын и дочери. Это сейчас можно доехать куда угодно, а в далекие уже тридцатые годы прошлого века на поездку чуть ли не на край земли мало кто мог решиться. А главное, не было для этого у многодетной семьи денег.
«Фунт лиха» и слезы в закутке
После возвращения из города дядя Ваня и Мария жили в доме его родителей, которые не проявили теплых чувств к снохе. Время было голодное, и даже за хлебом сельские жители ездили в Ардатов, и, отстояв большую очередь, приносили домой целую буханку, которая в то время по своему весу тянула больше, чем на килограмм, а еще и «довесок» к ней. «Прибавку» продавец отрезал от целой буханки, чтобы продать полную на талон норму. В семье дяди Вани за хлебом почти всегда отправляли Марию. После того, как возвращалась она домой, свекровь спрашивала у снохи, сколько хлеба купила, а затем сама перевешивала целую буханку и кусок к ней на безмене. Мария старалась не показывать недовольства обидным до слез недоверием к себе, но каждый раз, наплакавшись где-то в дальнем закутке, все настойчивее уговаривала мужа скорее построить свой дом.
Его стены дядя Ваня рубил сам, вложив в покупку леса все, что сумели с Марией накопить. Посмотрев на готовый уже сруб, попросил отца помочь с покупкой бревен хотя бы еще для одного венца. Но тот денег не дал, и пришлось сыну брать дом под крышу без венца, который он хотел добавить к срубу.
Душевные вечера у очага
В своем доме у дяди Вани и его жены родились еще двое сыновей, для которых родительский угол никогда не казался тесным, но оставался самым теплым на свете. Но пришло время, и остались родители одни в доме. И часто долгими зимними вечерами, истопив в передней комнате печь-голландку, вспоминали при свете лампочки под невысоким потолком былую жизнь. Во время душевных бесед дядя Ваня, бывало, вспоминал и о симпатии, которую впервые испытал к своей Марии. Жену знал с малых лет, но искра, что обожгла его сердце, промелькнула в зимний день, когда Мария с подругами каталась на санках с высокой горки. Была она в пальтишке, которое местный портной сшил из куска окрашенной в черный цвет материи в мелкую клеточку, из какой и сейчас в домах у деревенских бабушек можно увидеть «вафельные» полотенца. «Но и в нем была ты самой красивой среди подруг», — говорил дядя Ваня. А Мария рассказывала ему о детстве, в котором она, загадав, чтобы живым вернулся с фронта брат, пыталась добела отстирать в речке темный носок. Но тот, как ни старалась, не побелел, а навернувшиеся от досады на глазах Маши слезы падали в речную воду. Но брат ее с войны, хоть и после тяжелого ранения, все равно вернулся.
Мария ушла первой
Дядю Ваню и Марию пугала разлука, которую готовит всем старость. «Ты уж не умирай раньше меня», — зная, что это ей не подвластно, говорил он жене. А она, ничего на это не обещав, о том же просила мужа.
Марии, запомнившейся односельчанам огромной своей добротой, не стало в один из таких зимних вечеров, когда за окнами дома с невысокими потолками, которые не любила занавешивать, были уже густые сумерки. Она ожидала приезда сына и, услышав звук проезжавшей по улице машины, поспешила к окну. Не сделав и двух шагов, споткнулась. Падая, задела виском подоконник и упала на пол, с которого уже не поднялась.
Не хотел, но пережил дядя Ваня жену. Фронтовика с партбилетом, который он получил в окопе, и который у него за проявленную к колхозникам доброту хотели отнять, дядю Ваню похоронили как раз в праздничный день 23 февраля. Но остается на тихой сельской улице ветшающий, с низкими потолками дом дяди Вани и Марии, который в тоске о своих хозяевах все больше врастает в землю.
Следующая публикация
Комментарии 3