Архитектор Петр Барановский, хранитель храмов

12 июня В этот день в 1892 году скончался архитектор Петр Барановский, который спас в советское лихолетье собор Василия Блаженного. Он был крещен, но не был воцерковленным человеком и служб не посещал. Однако его называли «хранителем храмов». Барановский спас физически или по крайней мере сохранил обмеры более ста храмов и других церковных сооружений. Это были Казанский собор, Крутицкое подворье, Свято-Андроников монастырь в Москве, Новый Иерусалим (именно Барановский нашел там Кувуклию Гроба Господня) в г. Истра, древние церкви Ярославля и Углича, Новгорода и Ростова, Соловков и Архангельска, Юрьева-Польского и Смоленска, Владимира и Чернигова… Но, конечно, самой драматичной историей было спасение храма Василия Блаженного. Говорят, архитектор заперся в храме, заявив: «Взрывайте вместе со мной!». За это Барановский заплатил тремя годами отбывания в лагере в Сибири, а потом пятилетней ссылкой «за 101-м километром» в Александрове. В сети есть автобиография Барановского: «Родился я в 1892 г. в селе Шуйском Вяземского уезда Смоленской губернии в семье безземельного крестьянина-ремесленника и после начального обучения на родине получил высшее образование, окончив Московское строительно-техническое училище в 1912 г., а затем Московский археологический институт по отделению истории искусств в 1918-м. Еще с самого начала учебы я заинтересовался вопросами истории и искусства и с 1911 г. начал по поручению Московского археологического общества заниматься обмерами и исследованием памятников русской архитектуры. Первым был произведен обмер памятника XVI в. в Болдинском монастыре Смоленской области, и с тех пор я не переставал интересоваться делом исследования памятников, специализироваться в нем и отдавать ему свои силы». Спасенные памятники архитектуры он называл «детьми». Хотя, конечно, не всегда удавалось противостоять разрушителям храмов. Барановский писал: «Я не могу себе простить, что Симонов монастырь уничтожен, а я остался жив». Но чаще ему удавалось убедить местные власти, что лучше открыть в храме музей, чем его сносить. Например, так ему удалось сохранить усадьбу «Коломенское» с ее знаменитыми памятниками мирового значения. Десять лет он занимался реставрацией храма Вознесения (XVI век). Там же, в Коломенском, Барановский поставил привезенные с русского Севера памятники деревянного зодчества. В 1923 году Барановский предложил Совнаркому создать в Центральной России на базе 50 монастырей историко-художественные музеи. Частично ему удалось эту идею реализовать, например, в Пафнутьев-Боровском монастыре в Калужской области. Не раз ему приходилось проявлять смелость и мужество, отстаивая храмы от варваров. В 1928 году он восстанавливал Голицинский дворец в Москве. Реставрация была уже близка к завершению. Неожиданно приехали машины с взрывниками и пожарными. Барановский стал швырять в них камни со второго этажа. И погромщики отступили. Правда, через месяц, когда работы были завершены, дворец все же взорвали. В 1929 году решался вопрос о сносе храмов, мешающих реконструкции центра Москвы – на Красной площади и в Кремле. Вопрос решали двое: секретарь ЦИК Авель Енукидзе и первый секретарь Московского горкома ВКП(б) Лазарь Каганович. На совещание пригласили Петра Барановского. Барановский яростно защищал соборы. Одним из аргументов его было то, что храм Рождества Богородицы в Кремле был посвящен ратному подвигу русских воинов и строился по указу великой княгини Евдокии, вдовы Дмитрия Донского. Каганович спросил: «А кто такой Дмитрий Донской?» Кстати, тот же Каганович утверждал, что храм Василия Блаженного «мешает автомобильному движению». Барановский после этого совещания направил Сталину телеграмму: «Москва. Кремль. Товарищу Сталину. Прошу предотвратить уничтожение храма Василия Блаженного, так как это принесет политический вред советской власти». Возможно, телеграмма возымела действие. Храм остался на месте. Но Барановского в 1933 году арестовали по делу «Российской национальной партии», в которой он никогда не состоял. Перед отправкой в Сибирь у него было свидание с женой, он спросил ее, стоит ли храм. «Стоит», – ответила она. По возвращении в Москву в 1936 году первым делом отправился на Красную площадь. Собор был на месте. Но Казанскую церковь рабочие разбирали на кирпичи. Два месяца архитектор, нарушая установленный ему режим ссыльнопоселенца в Александрове, на первой электричке отправлялся в Москву и фотографировал Казанскую церковь, делал обмеры. А вечером возвращался, чтобы отметиться у оперуполномоченного. Благодаря обмерам Барановского в 1990 году началось восстановление этого храма. Барановский не боялся никого и ничего. Бывало, падал со стены. Бывало, оказывался под грудой обрушившейся земли. Вставал, на следующий день продолжал работу. Потому что исполнял свой долг перед русским народом и зодческим искусством. А по большому счету – и перед Господом Богом.