Страница историй

Продавщица старуху знала давно, не обвешивала её, не обманывала, брала из потрёпанного гомонка денег ровно столько, сколько нужно, а иногда и меньше в зависимости от настроения. Бывало, она пыталась разговаривать со своей покупательницей, та смотрела на неё мутными глазами и говорила только об одном о своих болезнях. Больше её ничто не трогало и не интересовало. Болело всё: голова, ноги, мучила постоянная ломота в пояснице, иногда глаза застилала пелена, и приходилось подолгу ждать, когда же вновь возникнут неясные очертания давным-давно знакомых предметов. Когда старуха переходила дорогу, машины резко тормозили, за спиной орали: Куда прёшь, старая уродина, красного света не видишь? Ничего не отвечая, она продолжала свой путь, потому что вряд ли осознавала, что грубые слова относятся именно к ней. Иногда женщины помоложе, осторожно поддерживая под руку, переводили её через дорогу. Там старуха понимала, что идти вовсе никуда и не хотела и возвращалась обратно, не обращая никакого внимания на скрип тормозов. Ночью возвращалась молодость. Снилась война. Вернее то, что было её молодостью. Во сне она не видела себя, но ощущала своё присутствие среди людей, у которых почти не было видно лиц. Но все они были хорошо знакомы ей, о чём-то говорили, смеялись и куда-то уходили. На войне был её муж. Почему-то такой, каким его увезли в больницу перед самой смертью. Молодым он ей в последнее время не снился. Теперь гораздо реже она перебирала старые фотографии, всматривалась в лица, стараясь вспомнить, кто же это. Воспоминания приходили с трудом. Ей нравились все эти люди со спокойными уверенными лицами: мужчины в папахах и модных когда-то сапогах-бурках, женщины в жакетах с высокими плечами. Ещё год или два назад старуха показывала альбом соседке и про всех очень подробно рассказывала. Теперь же узнавались только самые близкие: муж, сестра, двоюродный брат Муж умер; сестра в доме престарелых; двоюродного брата убили хулиганы на улице и забрали у него сто рублей, по тем временам деньги немалые. Хотя цена ли это человеческой жизни? Когда пришла телеграмма: Приезжай, Гришу убили, она была уверена, что найдут и накажут убийц. Над могилой не плакала и клялась отомстить. Но как? Кому? И где они теперь, эти нелюди? Кончили свой век в придорожной канаве или греются где-нибудь во дворе на солнышке, безмятежно забивая козла? Старуха и не замечала, как в ней постепенно умирали желания: давно уже она не чувствовала вкуса еды, не хотела выходить на улицу или говорить с кем-либо. Видела она плохо, поэтому телевизор бесцельно стоял в углу, накрытый красной плюшевой салфеткой с жёлтой розой посередине. Она не слушала радио с послевоенных ещё лет сохранившуюся чёрную тарелку. Всё в её доме давным-давно застыло на когда-то отведенном каждому предмету месте. В коридоре - холодильник Орск, за которым они с мужем отстояли огромную очередь в универмаге. На кухне в резном буфете синие и зелёные рюмки, чайные чашки с ветками сирени по бокам, хрустальная ваза для фруктов с отбитым краем, фарфоровая статуэтка Василий Тёркин -, глубокие и мелкие тарелки и прочие совсем не нужные теперь вещи. Когда-то в её доме любили собираться гости. Накрывался стол, лепились в огромном количестве сочные пельмени, покупалось красное сладкое тягучее вино, раскрывались трёхлитровые банки с маринованными огурцами и помидорами, резалась селёдочка, выкладывались грибы рыжики, опята, грузди и начинался ужин с задушевными разговорами и песнями, тостами в честь хозяина и хозяйки гостеприимного дома. Постепенно компания уменьшалась, в гости приходила только двоюродная сестра с сыном, невесткой и двумя внучками. А вскоре и они перестали приезжать заняты, наверное, очень. Сначала старуха скучала и звонила сестре, потом перестала скучать, и звонки прекратились. Дни тянулись за днями, и старуха перестала отличать один от другого. Однажды ночью она пошла на кухню за водой и упала посреди комнаты. Как всё это случилось, вспомнить она не могла, только удивлялась потом: почему, когда очнулась, не узнала своей комнаты и все предметы ей показались чужими: и большой чёрный шкаф в углу, и диван с провалившимся сиденьем, и книжные полки с давно не читанными, запылившимися от времени книгами. Сколько она лежала на полу кто может сказать? Вдруг почувствовала: холодно, очень холодно. Особенно замерзли ноги в толстых шерстяных носках, которые она надевала на ночь. Широко открытыми глазами старуха недоумённо смотрела в потолок, словно впервые видела его. Руками она ощупала пространство вокруг себя, и поняла, что лежит на полу. Попыталась встать, но не смогла. Тогда она повернулась на бок, увидела диван и поползла к нему. Долгая дорога к дивану была утомительной, и несколько раз приходилось останавливаться, делая передышку. Самое трудное оказалось впереди. Старуха изо всех сил зацепилась руками за край дивана, попыталась лечь на него. Ничего не получалось. Раз, другой, третий Абсолютно выбившись из сил, она всё тянула и тянула за собой непослушное грузное тело. Шпильки выпали из седых волос. Растрёпанная, обессилевшая, она отдыхала, уронив голову на руки, и снова продолжала карабкаться на диван. Кто-то звонил в дверь, и она отвечала: Кто там? Но голос её был настолько слаб, что даже если бы этот кто-то стоял рядом, он всё равно ничего бы не расслышал. Ей все-таки удалось взобраться на диван. Она сумела укрыться одеялом. Впервые за долгое время старуха почувствовала тихую радость: под головой подушка, рядом с диваном тумбочка с телефоном, до которого теперь уже совсем не трудно дотянуться. Она хотела позвонить двоюродной сестре, но никак не могла вспомнить номер и перебирала в голове комбинации цифр: Три-два-два, два-три-три, ноль два -два.. За этой работой время прошло незаметно, и старуха уснула. За окном светился золотой день, но это теперь уже никакой роли не играло, потому что снилась ей деревня, луг и озеро, и она маленькая босоногая девчонка с коромыслом и полными водой вёдрами. Небо высокое и голубое, солнце жаркое, трава зеленая Всё такое удивительно яркое. И мама стоит на крыльце, любуется дочерью: взрослая уже, помощницаДевочка подходит к дому, ставит ведра с водой на скамейку, вешает коромысло на огромный гвоздьухналь. Мама тёплыми полными руками обнимает её, приглаживает волосы. От мамы пахнет только что испечённым хлебом. Хорошо! Мама уходит в дом, оглядывается: Иди-ка скорее сюда, доченька, иди Девочка бежит за матерью, но останавливается на крыльце: в доме темно, и никуда с солнышка уходить не хочется Потом снилась зима. Сугробы. Высокие. Снег скрипит под ногами. Это она спешит домой, в новую квартиру, которую им недавно с мужем дали. У подъезда стоит грузовик ещё одни новоселы приехали. Наверху, в кузове, - брат Гриша, подает кому-то коробки, стулья, узлы Гриша смеётся и машет рукой: Здравствуй, сеструха! Иди-ка сюда, поможешь. Видишь я на новую квартиру перебираюсь! Брат протягивает руку, чтобы помочь сестре забраться на грузовик. Ноги почему-то соскальзывают, и грузовик исчезает куда-то вместе с голосом брата: Дак я подожду, сестричка, подожду! Сон прерывается. Старуха открывает глаза. Комната теперь не пугает её, и вещи не кажутся чужими. С трудом она садится. Кружится голова, ломит каждую косточку. Нужно встать. Пойти на кухню и разогреть чай. Ноги в толстых носках долго ищут тапки. Руки машинально прибирают волосы в незатейливый пучок. Свет нужно включить темнеет уже. Старуха тяжело поднимается и, держась за стеночку, нащупывает выключатель, затем бредёт на кухню, чиркает спичкой, зажигает газ, набирает воду в чайник. Движения её теперь более уверенные и осмысленные. Ей даже показалось, что она захотела есть. Из полиэтиленового пакета старуха достала чёрствый хлеб, отрезала кусок и села на стул. Хлеб казался ей вкусным, хотя жевала она его с трудом. Закипела вода в чайнике. Старуха заварила чай, налила его в пузатую чашку и стала ждать, пока остынет. По клеёнке пробежал унылый поджарый таракан она машинально смахнула его на пол. Таракан тут же оклемался от падения и нырнул в щель под плинтусом. Чай пился долго, наполняя старуху теплом. Теперь уже не так трудно было встать. Она подошла к раковине, вымыла чашку, поставила её в буфет и двинулась обратно в комнату. Села на диван отдохнуть. Жизнь наполнилась новым смыслом. Нужно было обдумать: как же это она упала и долго ли лежала посреди комнаты? И могла ли умереть? И нашли бы её или нет? А если бы нашли- то скоро или как? Зазвонил телефон. Старуха подняла трубку и услышала знакомый голос. Что-то вроде радости шевельнулось в её сердце, и она долго и подробно рассказывала, как упала и как не узнала свои вещи в комнате. И даже похвасталась, что теперь уж совсем хорошо себя чувствует. А приходить к ней не надо для чего такое беспокойство Завтра она и сама в магазин сходит не беспомощная, силы еще есть Телефонный разговор был долгим а куда торопиться? Наговорившись досыта, старуха прошла в ванную и долго, с удовольствием умывалась. Помыла вставную челюсть, хотела положить в стакан, но передумала. Потом причесалась, заколов волосы красивыми костяными шпильками, надела чистую ночную рубаху, новые шерстяные носки. Потихонечку добравшись до дивана, перестелила постель, чувствуя, что силы прибывают, и радуясь, что всё-то она может сама: и чай согреть, и постель постелить. В чистой постели было уютно, над головой мерцал ночник; казалось: ничего-то не изменилось в жизни, старость отдвинулась куда-то, пройдут болезни и скоро снова станет легко ходить по комнате, мыть посуду. И даже книги можно будет читать, которые вот уже столько лет она не брала в руки. Старуха не заметила, как заснула. Глаза сами собой закрылись. Сон был спокойный, глубокий, радостный. Снился ей синий еловый бор, раннее утро. Солнечные лучи сквозь синие ветви дробят тень, падают на росистую траву, отражаясь в прозрачных капельках, висящих на стебельках. Маслята с коричневыми липкими шапочками выстроились в рядок до чего же красиво! -Ау! Ау! Катенька! Где ты? -Здесь! Иди-ка сюда! зовёт она мужа.- Грибов тут полным-полно! Хорошенькие такие! -Ты сюда иди! Иди скорей! И она идёт к мужу. Тихое солнце льётся на траву, цветы, синий мох под елями. Паук насторожился на паутинке рядом с дрожащей в ней жемчужной мушкой. Ноги мёрзнут в росистой траве. А она всё идёт, идёт на голос мужа. Вот он. Рядом. Обнимает её: Ну что ты долго так шла, Катенька? Автор Ольга Неручева Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛

К тому же за все десятки лет, прожитых вместе, Елене Степаненко так и не удалось родить любимому мужу ребенка. Этот факт тоже омрачал жизнь яркой женщины. В общем, бракоразводный процесс был непростым и в рамках него состоялось множество судебных заседаний, на которых решалась участь совместно нажитого супругами имущества. Тогда же, как только был завершен бракоразводный процесс, юморист и женился на своем концертном директоре. Это радостное для девушки событие произошло в 2019 году. А впервые Татьяна назвала себя невестой в конце 2018 года, когда показала помолвочное кольцо в рамках телевизионного интервью. Чуть позже жених приобрел молодой невесте апартаменты, где был сделан ремонт в детской комнате. Об этом роскошном подарке стало известно после выпусков одного из популярных телешоу. В 2019 году Петросян и Брухунова официально стали мужем и женой. Но пара эту информацию не афишировала. Спустя год в молодой семье произошло пополнение. Родился сын, которого звездный родитель нарек Ваганом, в честь своего отца. Роды жены знаменитости прошли в Арабских Эмиратах. Эта новость ошарашила многих поклонников творчества артиста, потому что никто даже не предполагал о возможной беременности Татьяны. Да и сама Брухунова видимо специально вводила в заблуждение подписчиков старыми фотографиями, где нет даже намека на беременный живот. Как бы то ни было, новоиспеченные родили были безмерно счастливы и открыто называли произошедшее в их семье пополнение чудом. Спустя время Евгений Петросян, хоть и редко, но стал публиковать совместные с сыном фотографии на своей страничке в одной популярной соцсети. Интересный факт: В 2020 году Евгений Петросян стал не только отцом во второй раз, но и впервые прадедушкой. Но к сожалению, с внуками артист сейчас общение не поддерживает. Спустя годы совместной жизни с Татьяной Брухуновой, юморист осознал, что разница в возрасте между ними вполне ощутима. Они действительно представители совершенно разных поколений. Если смотреть на семейную жизнь с такой точки зрения, то жить в разных квартирах одного дома, даже удобно. Тем не менее пара продолжает воспитывать вместе общего сына и изредка радовать поклонников новыми совместными фотографиями. Из сети Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛 Подписывайтесь, чтобы не потерять

Я не знала, как её зовут, не запомнила её лица. Заглянув к контролёрше на станции «Южная», объяснила, что хочу оставить печенье женщине, которая однажды меня выручила. — Это к Таньке, — вздохнула она. — Только ты опоздала. Её машина сбила, насмерть. Девять дней на той неделе справили. — Может меня вовсе и не Таня выручила, — расстроилась я. Женщина расплакалась — она. Другой такой у нас не было. Я попросила описать Таню — мне важно было её запомнить. Она утёрла слёзы и ласково повела руками в воздухе: — Она была… она была будто яблочный пирог. Помните у Бродского: «Не потребность в звезде пусть еще, но уж воля благая в человеках видна издали, и костры пастухи разожгли»? Эта двадцатилетней давности история — о них. О людях, разжигающих костры. О людях, протягивающих руку помощи без раздумий и без корысти. О тех, кто не только в Рождество немного волхвы. Кто словно яблочные пироги. Кто помогает нам оставаться людьми. Спасибо им! Автор: Наринэ Абгарян Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛

В Никиту, красавчика- старшекурсника тайно были влюблены наверное все девчонки колледжа, и Надя не была исключением. Даже удивительно, что такой видный парень, который не был обделен вниманием прекрасного пола остановил свой выбор на простой, ничем не примечательной Наде. Она хоть и не была дурнушкой, но все же ей было ой как далеко до этих длинноногих красавиц с прозрачной, фарфоровой кожей, длинными, пушистыми ресницами до бровей и пухлыми губками. Она, обычная девушка, что всю жизнь, почти с самого своего рождения жила в частном доме на окраине небольшого, провинциального городка с мамой, папой, и двумя младшими братьями. Была Надя невысокой, коренастой брюнеткой. Смуглая кожа, глаза- бусины, и обычные ресницы. В меру пушистые, темные, натуральные, они не шли ни в какое сравнение с этими нарощеными опахалами, а потому Надя с завистью смотрела, как Никита, предмет ее обожания флиртует напропалую с другими девушками, а ее, серую мышку не удостаивает даже взглядом. Надя и сама удивилась, когда в один из дней в перерыве между парами Никита подошел к ней, и заговорил. Он! К ней! Сердце буквально выпрыгивало из груди, и Надя не верила своему счастью. Так, постепенно, общение между парами продолжилось прогулками после занятий. И хоть ничего кроме поцелуев между молодыми людьми еще не было, Надя буквально задыхалась от счастья. Мысленно она уже примеряла на себя фамилию Никиты, шла под венец в красивом свадебном наряде и говорила заветное " да". Когда Никита пригласил ее к себе домой, мол родаки на дачу уехали, пошли ко мне, посмотрим фильм, у Нади дрожали коленки, потому как понимала она, что фильм это только предлог. Уже в подъезде предупредил парень, мол ты это, не обращай внимания, у нас бабка полоумная живёт, сейчас только услышит, что дверь хлопнула, так начнётся, то воды ей дай, то таблетку, стонать еще специально будет, внимание привлекать, поэтому не раздевайся, сразу в комнату пойдем. Она увидит, что внимания никто не обращает, и успокоится, затихнет. Едва Никита открыл дверь, и вправду послышались глухие стоны. Такое чувство, что тот, кто их издавал уткнулся лицом в подушку, чтобы хоть немного их приглушить. -Никита, внучок, ты пришел? Водички бы мне, родненький! -Я это, ба! Спи давай, да не стони, будто при смерти! Не один я, гости у меня. -Водички, Никитушка! Никита, протолкнув Надю в комнату, мол посиди, я сейчас, закрыл дверь, выругался, и пошел к бабке. Как Надя ни старалась, в невнятном шипении слов разобрать не получилось. Было слышно, как стонет бабушка, как что- то выговаривает ей Никита, а что- не понятно. Никита вернулся в комнату, и небрежно скинул с себя ветровку. - Ты что сидишь, как не родная? Раздевайся давай. Чай будешь? Надя неопределенно пожала плечами, мол не знаю. Приглушенные стоны, что доносились из соседней комнаты не давали девушке расслабиться. Никита глянул на девушку, и усмехнувшись приобнял ее за плечи. -Ты что такая напряженная, Надь? Из-за бабки что ли? Забей, сейчас немного поохает, да замолчит. Она всегда так. -А что с ней, Никита? -Да парализованная она, лежачая. Ноги совсем не ходят, и рука только одна шевелится. Лежит, как бревно, то мычит, то стонет, достала уже. Лучше бы ей рот переклинило, чтобы заткнулась. Надя с ужасом смотрела на Никиту. Что он такое говорит? Как так можно? Ведь она живая! -Так может ей плохо, Никита! Не просто же так она стонет! Может ей таблетку дать? Воды вон просит, ты ей дал попить? -Ага, щас! Сначала ей попить дай, потом она есть запросит, а потом с@ыт да рет(с) , как кобыла! Мамка только вечером приедет, кто ей памперс менять будет? -Так она что же, с утра не ела? -Ну да. Родаки еще раньше меня на дачу свалили, а я с утра на парах. Да ничего, переживет, мать вечером накормит ее. Она у нас привычная. Улыбнувшись, Никита попытался приобнять Надю, но девушка, оттолкнув парня резко встала, и вышла из комнаты... Продолжение >>Здесь 

Неделю уже Вовка здесь, в детском доме. Забрали его прямо из квартиры, когда мама спала. То, что тогда мать его была пьяной мальчишка и внимания не обращал, трезвой её никогда и не видел. Всё равно решил убежать отсюда домой к маме. Котлеты и хлеба набрал с обеда в пакет, который у него в тумбочке лежал. Мыло захватил, которое ему здесь дали, дома-то мыла нет. Вовка ещё в первый день попытался убежать. Поймали. Вот он и стал готовиться к новому побегу. Ночью все двери закрывают, но они на первом этаже жили. Мальчишки из его группы в окошко выпрыгивали во время игры, и он попробовал. Решил сбежать этой ночью. Представил, как придёт домой и маме котлет принесёт, она обрадуется. Он всегда, когда соседка баба Маша его чем-нибудь угощала, половину маме приносил. *** Спать здесь заставляют рано, когда только темнеть начинает. Подождал Вовка, когда нянечка уйдёт, взял свой пакет и выпрыгнул в окно. Сразу в кусты шмыгнул. Нашёл в заборе дыру и очутился на свободе и быстрее, подальше от детского дома. Шёл, шёл, пока не понял, что не знает, куда идти, а на улице уже темнеет. Увидел какую-то взрослую девушку и подошёл к ней: - Тётенька, а где здесь остановка? - Как я тебе тётенька? Я в десятом классе учусь, - посмотрела на него высокомерно. - Вон за тем домом. Зашёл за дом, и правда, дорога. Вон и остановка. Вовка знал, что к ним в посёлок пятьдесят пятая маршрутка ходит, на которой он иногда с мальчишками катался. Наверно, и другие ходят. Постоял немного на остановке, темно уже и холодно. Вот тётя какая-то подошла, посмотрела на него подозрительно. Хотела, что-то сказать, но тут маршрутка подъехала, правда, номер какой-то другой, но на улице так холодно. Как бесплатно проехать, Вовка знал, надо впереди взрослого зайти, дядя шофер подумает, что это его мама или папа. Он так и сделал. Сел на сиденье, в автобусе тепло, хорошо. *** Вот уже почти все пассажиры вышли, водитель всё чаше и чаше на него взгляды бросать стал. Не выдержал и спросил: - Пацан, ты куда едешь? - В поселок Строителей. - Так я совсем не туда еду, тебе на пятьдесят пятый надо. Сейчас остановлю на остановке и жди свою маршрутку, - и вдруг спросил. – Куда ты на ночь глядя? - Домой. - Остановку свою знаешь? - Да, улица Шаблина. - Ну, выходи! - Дядя, а у меня денег нету, - произнёс жалостливо. - Да иди ты! – махнул рукой водитель. *** Остановка совсем незнакомая. Темно и холодно. Автобусы совсем не ходят. Долго ждал. Наконец, подошла маршрутка, но не пятьдесят пятая. Хоть и холодно, и темно, но решил ещё подождать Долго ждал. Вдруг на остановку зашла собака большая и страшная. Подошла и стала нюхать. Замер Вовка, рядом никого нет. Немножко пришёл в себя и понял, что нюхает она не его самого, а пакет. Сунул руку, достал кусок хлеба, который рядом с котлетами лежал. Собака схватила кусок и стала торопливо есть, видно голодная была. Пока ела, и маршрутка показалась, как раз его пятьдесят пятая. Остановилась, дверь открылась. Вовка сразу туда, но послышался строгий окрик водителя: - Это ты куда собрался на ночь глядя? - На улицу Шаблина. Я там живу. - Ну, родители! – водитель возмущённо помотал головой, дверь закрылась, и маршрутка тронулась с места. *** Как хорошо сидеть в теплом автобусе, глаза стали слипаться. Перед глазами появилась родная квартира и мама… - Эй, пацан! Твоя остановка, улица Шаблина, - раздался громкий голос водителя Вскочил бросился к закрытой двери, повернулся к водителю и жалостливо произнёс: - Дяденька, а у меня денег нет! - Ладно! Беги! – и дверь открылась. *** Продолжение >>Здесь 

А у них другие - маленькие, черноглазые, с волосами мягкими, что лён, лица чистые, сами сбитые, вот и приглядела у соседей девчонку -то, Марья, думала снохой будет, Уля Чернушина, ой какая, певунья, хохотунья, а работяшша, кака девка, я те дам. Уже и с Иваном договорилась Марья, с отцом Ульянкиным, тот тоже не прочь с Рябовыми породниться, ждали только, когда Пётр отслужит, да приедет домой, чтобы свадебку сыграть. А то, что молода Ульянка, так -то ничего, зато не балованная какая, как говорится из - под отцовского надзора, да мамкиной юбки, сразу к мужу. А что? Хозяйка из неё хорошая будет, вон, как сено мечет, - любовалась Марья будущей снохой. Та тоже, то пирог принесёт, сама спекла, то масло сама сбила, видно хочет понравиться, будущей свекрови, молодец, уважает её Марья. Уже в уме детишек, внучаток нянчит, у неё, у Марьи пятеро их детей -то, четыре девки, а пятый последушек - Петя, Петруша. Сам Сил Прокопьич, с войны той, ампирилистичской, с ожогом пришёл, так фершал и сказал ожог у него, лёгкие газами пожгли. Едва успел пожить немного и всё, осталась Марья сама шестая... Ну ничего по миру не пошли, крепкое хозяйство у бабочки было, девкам всем приданное справила, не на тачанке вывозили, а возами, о, как... Оставалось токмо Петрушу оженить, Ульянка как раз для этих целей и подходила... Приданное ей Груня, мать, ещё с рождения копила. у них- то наоборот парнишки одни, Уля младшенькая. Весь двор, всю скотину всё Пете достаётся, дочери своё забрали, ей Марье ничего не надо, уголок выделят молодые, да за стол будут садить, ото и всё... Мечтала Марья, как будут со сватьей чаи распивать, да про молодёжь рассуждать, как объединят два больших хозяйства в одно, а может они, старики -то вообще в одном доме жить будут, а что? Хоть времянку вон, утеплят... Размечталась старуха, сны радужные, будто в детстве видеть начала, словно бежит по полю она, Марья знать, руки расставила и вишь ты чё, ноги-то не болят, а на встречу ей мальчишка такой черноглазенький, волосёшки по ветру треплются, зовёт её:"баба, баба, иди сюда я здесь". Ох, проснулась, а сама лыбится, надо такое, внучонок ей привиделся, от чудо, так чудо... Заждалась Петрушу, ох скорее бы сынок приехал. Приехал... Не один, а с верстой этой, коломенской, а она...худюшшая, чуть ли не на голову его выше волосы, то проволока глаза на выпучку, по лицу рыжины мать моя, женЧина... А можеть, можеть...пошутил Петруша, а? Ну не можно, такую дылду полюбить... Не пошутил, знакомься, мол, матушка, моя Луша, Лукерья, значит. Так и повалилась Марья на землю, это как же так? У его тут невеста, а он. Позвала Ваську соседского мальчишку, за ухо его негодника хватила. -Аяяяй, тётка Марья, чего ты дерёшься? -А ну, признавайся, болезный, как писал письма Петруше? -Как диктовала, так и писал. -Про невесту? Про невесту, что ждёт его дома, писал ли? -Про Ульку, что ли? Конечно писал, да только...- отскочил парнишка и затараторил, - маленькая ещё Улька, до вашего Петра, он старый уже, а Ульянке только пятнадцать исполнилось. -Молчи, знай, ково бы ты, понимал ишшо, пора уже девке взамуж выходить. -Это при старом строе пора было, ясно? А у нас Советская власть и общество современное, понятно? Вот пожалуемся куда надо и накажут вас всех. -Ишь ты...а за что накажуть-то? За то, что я тебе ухо крутанула ты гляди- кася, накажууууть... -Да за то что руки распускаете и что взрослого мужчину хотели на ребёнке женить. -Иди отсель, на ребёнке...Улька девка на выданье, а ты шаромыжник...Постой...уж не ты ли в жанихи Ульянке метишься? А? Ото - то я и посмотрю, что навроде как ты пишешь неправильно. -Да всё я правильно писал, у дядь Пети, спросите. -А я спросю, ить. -От и спросите, а Ульянка вам не достанется, ясно, - потирая красное ухо выкрикнул Васька со слезами на глазах. -Иди ужо, жаних, - выкрикнула ему в след Марья, - посмотрим ещё - тихо себе под нос зашептала она, - в два счёта эта голенастая вылетит отсюда, как чёрт из улья, ишь ты приехала, прЫнцесса... -Петруша, спросить что хотела? -Да, мама. -А письма ты мои в армии получал? -Получал мама, получал регулярно. -А про Ульянку...про Ульянку, я там тебе писала... -Про Ульянку? Ну да, что учиться хорошо, что хочет на врача поехать в город учиться, людей лечить хочет, а что? Я поддерживаю, молодец девчонка. -Какого врача, - изумилась Марья, каких людей? А про замужество? Что вы с ней пожениться должны? -С кем, мама? -Да с Ульянкой же, сынок. -Мама, с какой Ульянкой, ты о чём вообще? Мало того, что она дитя дитём, так у нас многожёнство законом запрещено. Вот моя жена законная Лукерья, Луша... -Ооо, - взвыла старуха, - да мы сговорились уже, ты, что Петя, девку опозорить хошь? Выгони, сейчас же, выгони эту рыжую, никто и не догадается выгони, - упала на колени Марья, - я тебя, Христом Богом прошу, выгони её, женись как положено, на нашенской, на хорошей девушке. Выгони эту... Продолжение >>Здесь 

Зал загудел. Кто-то что-то выкрикнул, кто-то заплакал. Судья ударил молотком. -Продолжайте, - велел он Надежде Николаевне. -Сколько раз я слышала этот вопрос: за что, почему мой внук Алеша совершил эти страшные преступления. Думаю, после моего рассказа вы поймете. *** Алеша никогда не говорил, куда он идет и на сколько. Парень мог вернуться под утро или не появляться несколько дней. Надежда Николаевна о нем не тревожилась. Боялась только за людей, которые могли оказаться с ним рядом. Вот они-то и были в опасности. Старушка читала о происшествиях в городе, о нападениях и прочих ужасах. А потом сразу же сопоставляла время отсутствия внука со временем этих преступлений. Сегодня Алеша пришел домой очень довольный. Он сел на кухне и спросил бабушку, суетившуюся у плиты: -Где я был сегодня весь день? Надежда Николаевна сжалась. Она без спроса ушла ранним утром. А вернулась только сейчас. -Так это… Дома был. А… а я по своим делам. В магазин, на почту. Потом ужин приготовила, - бабушка указала на кастрюльку с картошкой. -Нет! - стукнул ладонью Алеша по столу, - какой магазин, какая почта? Я же сто раз тебе говорил, когда меня нет дома, ты никуда не выходишь! Надежда Николаевна прижалась к стене. -У тебя температура поднялась. Приболел, спал. А я за лекарствами ходила и за пенсией. Ты же болел! Куда тебе выходить? - со слезами на глазах сказала Надежда Николаевна, - весь день, считай, в горячке провел… -Ладно... Я не голоден. Поел уже. Пойду отдыхать, - Алеша пошел в свою комнату. Надежда Николаевна юркнула к себе. Она опустилась на старый продавленный диван и посмотрела на фотографии, стоявшие на полочке. Это были единственные, что остались от её семьи. Все остальные Алеша сжег. Да и на этих были следы: чёрным маркером заштрихованы глаза и рты. «Со мной лучше дружить», - сказал тогда Алеша, разрисовывая снимки своих родителей и старшего брата. -Царствие небесное, - старушка погладила фотографии и перекрестилась. Пора это прекратить. И почему она столько лет терпела? Зачем покрывала внука? Сейчас терять уже нечего. Никого и ничего не осталось. А что он с ней сделает? Да все равно уже! Тем более, что виновна она. Если бы не Надежда Николаевна, сколько можно было бы жизней спасти! Старушка тихо вышла из комнаты. Алеша громко храпел. Надежда Николаевна, ничего не взяв с собой, выскользнула из квартиры. Она добралась до отделения полиции и робко заглянула в окошко дежурного: -Простите, а кому я могу сообщить об у б и й с т в а х? *** Продолжение >>Здесь 

Настя хорошо запомнила тревожные слова гадалки. Особенно часто она вспоминала цыганку сейчас, спустя десять лет. Ведь совсем скоро на свет должна появиться долгожданная Ариша. Единственное решение, которое возникло в голове Насти - не крестить дочь. Тогда и крестной у неё не будет. -Посмотри, - щебетала Настя, показывая супругу квартиры, - мне эта понравилась. Есть возможность снять на полгода. Как раз в нашей ремонт закончится. Муж пробежался взглядом по объявлению: -Последний этаж. Кухня маленькая. Хозяева в другом городе живут. Они что, приедут документы подписывать? -Я с ними уже поговорила. По видеосвязи. Приятная пожилая пара. Внучку их видела. Доверенность и прочие документы у агента по недвижимости. Все законно и прозрачно, - Настя улыбнулась, - завтра назначила просмотр. Кухня нормальная, это тебе кажется. А то, что последний этаж - не страшно. Колясочная есть. И лифт. Настя уже все для себя решила, и муж не стал с ней спорить. Дочка росла неспокойной. Арина мало ела, плохо спала и много плакала. Настя постоянно была измотанной. Суматошные дни сменялись такими же суматошными ночами. Мама Насти уговаривала покрестить ребенка. Но та лишь отмахивались, не решаясь рассказать о страшном пророчестве старой цыганки. В один из дней Настя устало сидела на диване. Её мама, забежавшая в гости, возилась с Аришей. Но девочка заливалась слезами. Она никак не засыпала. -Держи дочь. Идем в ванную, - вдруг скомандовала мама, - мы сейчас Арину святой водой умоем! Я только сегодня в церкви набрала. -Она же некрещеная! Не надо. Я сейчас успокою. -Ничего! Хуже не будет! Настя с кричащей дочерью пошла в ванную. Одной рукой она держала ребенка, вторую подставила для воды. -Мама! Аккуратнее. Смотри, воду на пол пролила. Не поскользнись, - Настя сделала неловкое движение рукой и почувствовала, как падает. Прижимая дочь к себе, женщина случайно плеснула воду в лицо ребенку. И вдруг поняла, что теперь твердо стоит на ногах. Скорее, было похоже на то, что она держится за Арину. За свою трехмесячную дочь. Словно ребенка кто-то подхватил и крепко удерживал, спасая от падения. Капельки святой воды стекали по румяным щечкам. Настя, не решаясь выдохнуть, увидела, как одну из этих капель будто кто-то размазал. Арина в ту же секунду замолчала. Настя поёжилась. Мурашки побежали по телу и добрались до головы, приподнимая волосы вверх. -Холодно тут, - мама быстро провела рукой по личику внучки и подтолкнула дочь к выходу, - скорее, надо ребенка прикрыть чем-то. *** Насте теперь казалось, что в их квартире поселился кто-то еще. Постоянно ощущалось чье-то незримое присутствие. Она слышала шорохи и тихий шепот, переходящий в нежную колыбельную. Арина стала спокойнее. Оставленная в кроватке, она теперь не плакала. Девочка тянула ручки вверх и смеялась. Будто кто-то склонился над ней и развлекал, пока мама была занята. Однажды Настя проснулась от плача дочери. Она, толком не открыв глаза, подошла к кроватке. Тут женщина поняла, что комнате есть посторонний. В углу стояла незнакомка. Через неё был виден рисунок на обоях. Светлые, длинные волосы. Огромные глаза и грустная улыбка. Настя вскрикнула. И заметила, как незнакомка беззвучно, одними губами сказала: -Крестная. Видение быстро исчезло, а Арина разразилась громким плачем. После этого случая Настя все чаще стала замечать полутень, склонившуюся над кроваткой. Но девочка совсем не боялась. Наоборот, Арина встречала незримую гостью улыбкой и улюлюканьем... Продолжение >>Здесь 

– Да какой каблук-то? Вроде и нет там... – Как нет-то? Есть... Мне уж не по возрасту. – И где они? – Продала Галя. Ей-то ведь малы. Александр тогда рассердился на сестру, направился в город и купил матери сапоги новые. Денег не пожалел. Как продавщице сказал, что для матери – женщины пожилой сапоги, чтоб без каблука дала, так она за бурками направилась, выставила перед ним обувь старушечью. Александр аж обиделся. Неужели он для матери денег пожалеет? И уж из принципа взял самые дорогие – кожа и мех натуральные, финские. Мать дома надела – аж расплакалась. Мягкие, удобные. И какого же было удивление Александра, когда года через два приехал вновь на побывку и увидел эти сапоги на Ирине – подросшей племяннице. – Ирка, это ж бабкины сапоги. Я ж их матери дарил. – Да? Ну... я не знаю. Она мне подарила, – выпалила Ирка и хлопнув дверью, исчезла. А когда мать в калошах на шерстяной носок вернулась из магазина, спросил ее – почему так. Она растерялась, застеснялась и как-то сбивчиво объяснила, что Иришке нужнее... Александр взьярился опять на сестру. – Это чего? Я, значит, матери – подарки. А ты – то продала, то Ирке задарила. – Не кричи! Не я это. Мать сама ей отдала. – А вы и рады, и схватили, да! Чего матери надо? Пусть в валенках ходит! Я не вам, я ей покупал на свои, на кровные... Они кричали, ругались, пока не увидели, что мать плачет. Сидит на диване – побелела вся, утирается фартуком и горько плачет. – Ты чего, мам, не переживай, я тебе ещё куплю! Не плачь... И сквозь слёзы услышал: – Не ругайтеся только, не ругайтеся. Не надо мне ... Галина хлопнула дверью, выскочила во двор. Мать с волнением смотрела ей вслед. А потом вышла тоже. И Александр наблюдал, как унизительно мать ходила за ней, уговаривала, а Галина брыкала и отходила от неё всторону, принималась за дворовые дела. И казалось ему тогда, что не ценят мать, принижают тут, а она и сама не понимает этого по старости своей. Все это вспоминалось теперь, когда Александр опять ехал домой, к матери и сестре. Пролетали разъезды и полустанки, поезд мчался на северо-восток. Два года уж не был он дома. Александру было тридцать с небольшим. Был он русоголов, подборист и суховат. Жизнь его – перекати поле. Бродяга по натуре. В последнее время он работал на монтаже турбины в сибирском вахтовом поселке. Жили они на пологом берегу реки, рядом с лесозаводом. Кругом – штабеля поваленного леса. А у них – план, спешка, ругань, шипение автогенной сварки, стук молотов и запах карбита. И вот, наконец, в декабре – отпуск. Заработок – на руки, да ещё и какой, с премией ... Только и дом-то у Александра, что материнский. Больше нет никакого. Но и его уж своим домом считать трудно. Осталась в доме матери старшая его сестра – Галина со своим семейством. Дом расширялся, пристроил руками бывшего зятя себе большой каменный зад, раскинулся новыми постройками двора. Вот только вскоре зятю жизнь сельская надоела, сам он городской был. Развелась сестра с мужем, осталась в доме с матерью и двумя подросшими уже детьми. Тогда-то про себя Александр и решил, что женится он лет в тридцать, и непременно на своей – из села. Увезет её, и будут приезжать они домой вместе. Он уверен был, что мать присмотрит уж ему двух-трёх невест, и что они непременно будут очень хороши. Но шло время, девчонки– ровесницы повыходили замуж, уже в школу водили детей. Да и те, кто помладше тоже не ждали его – такого принца. Ну, а юные создания начали называть его – дядя Саша. Дядя Саша удивлялся, расстраивался и смотрел в зеркало, потирая щетину щек. С удивлением видел, что и правда – для них он, скорее, дядя. Вздрагивал вагон, неярко горели матовые лампочки под потолком. Все приглушенно, тихо. Александру не спалось. Промчался с пронзительным гудком встречный поезд, плотной струёй пронеслись мимо освещенные окна. Мимо проплывали темные деревни, реки и озера. Стучали колеса. А Александр все думал – счастлива или несчастна мать? Тогда с Галиной они не разговаривали несколько дней, а мать по очереди их уговаривала помириться. – Ты, Саш, не серчай на Галю-то. Ей нелегко ведь. Ирка – девица, Петя растет не по дням, а по часам, не успеваем штаны покупать. А зарплата-то у неё – с гулькин нос, а Колька её пропал, ничего не помогает. А такой мужик, вроде, неплохой был, и вот те на... – Мам, ну, это не твои проблемы. Ты-то должна хоть немного пожить нормально. Для себя. – Так ведь разве это жизнь, когда для себя-то? Для себя, так и жить не стоит. Дети ж — это цепи, соединяющие мать с жизнью. – Это получается, мам, по твоей логике, моя жизнь не имеет никакого смысла. Ни жены, ни детей. Так что ли? – Ну, что ты. Вот обо мне заботишься. Хочется тебе заботиться, силы есть для заботы. Переживаю за тебя – семью-то надоть. – Опять разговор переводишь? Мы, вообще-то, о тебе говорили, о твоей жизни. – А моя жись – это вы. Дети мои да внуки. А коли у вас миру нет, так и жить мне незачем. И сапоги не нужны никакие. До сапог ли... – Мам! А здоровье? Я ж тебе, чтоб тепло было ... – А я вот вижу, что Ирке надеть нече, глаза грустные. Сапоги-то как достала, как надела она – глаза горят, радости – полны штаны...! Так и я счастлива, счастливей всех... Мы – семья, Саш. А в семье, разе будешь счастлив, когда другой горюет. – А они не горюют, что ты разута? – Они ещё молоды. Настанет и их время. – Не пойму, мам. Я тоже молод. На десять лет Галину моложе, так и то понимаю... В тот раз он не поехал за очередными сапогами. Ну их! Опять мать без сапог оставят. Хоть с Галиной и помирился. Ради матери, конечно. Два года не был он дома. Много чего произошло у него за это время. А мать писала. Прошлой осенью написала, что сапоги ей купили, и ещё кое-что. Мечта матери, чтоб дети были дружны – так и просматривалась, сквозь ровные материнские строки. И часто думал он о словах матери. А ведь и верно. Это он оторвался, как лист осенний, а Галина с матерью осталась одним целым – семьёй. Вот и болит у матери за неё сердце. Поистине, материнская любовь делает женщину самым уязвимым существом на земле... Продолжение >>Здесь 

Ее муж Лёня сказал, что спал той ночью и ничего не видел. Все это казалось очень странным. Ее дети только плакали, ничего не смогли рассказать. Марина считала, что кто-то чего-то недоговаривает, но не знала, кто именно. Мама знала, что последние года два Лёня и Настя жили не очень спокойно. Зять стал выпивать чаще обычного, иногда пытался распускать руки, но дочка не давала себя в обиду. Старалась ему противостоять, как могла. Почему не уходила? Ради детей в основном. Не хотела, чтобы они росли без отца, да и любила она этого оболтуса, все надеялась, что скоро он успокоится и снова станет таким, как раньше. Только и жила этой надеждой, но до того счастливого дня так и не дожила, к сожалению. Леонид был дома. Он смотрел телевизор, заливая горе вином. Увидев тещу, он не сильно обрадовался. - Как там мои дети? - Они в порядке. Мог бы и сам их проведать. Все-таки у них остался только отец. - Я пока не могу. Пожалуйста, поймите. Когда я вижу Сережку или Наташу, у меня сердце кровью обливается. Они ведь так похожи на мать! - Вообще-то Лёнь, они копия тебя, но да ладно. Приходи, как будешь готов! Я за вещами пришла! В тот день, когда Марине и ее мужу сообщили о смерти дочери, все показалось им несколько странным. Точнее весьма необычно себя вели их внуки. Они словно выглядели напуганными, но когда их спрашивали, что случилось, они молчали и молчали. Мол, спали, не знаем. Марина долго работала воспитателем, а в самом начале своей учебной карьеры была учителем в младших классах. Она могла отличить испуг и скорбь на лицах детей. Тем более родных внуков. Ей казалось, что дети чего-то недоговаривают, но что именно? Сложив в сумку вещи для Сережи и Наташи, теща начала собираться домой, но сначала еще раз зашла к зятю в гостиную. - Ты точно не вспомнил ничего странного? – спросила она. - Нет, ничего. Я же говорил, что спал! Сам не понимаю, как так вышло! - Ладно, я тебя услышала. Пойду уже! - Привет детям… - Передам! Она ушла, но беспокойство, которое поселилось в ее душе, никуда не исчезло. Лёня попросил забрать детей на время, пока он сможет прийти в себе и осознать случившееся. Тесть и теща пошли ему на встречу, но навсегда забирать у него детей они не планировали. Все-таки им нужен отец. Вернувшись домой, бабушка, как и обещала, передала внукам привет от их отца. Правда, они не сильно обрадовались. Сережа лишь опустил глаза и крепче обнял сестру, словно пытаясь ее защитить. - Может, вы мне наконец-то расскажете!? Что произошло с мамой? - Мы ничего не видели! – сказал Сергей. По лицу Наташи бабушка видела, что она не согласна, но брат крепко ее обнимал, поэтому она боялась сказать хоть слово против. - Ладно, Сереж, как скажешь. Но я хочу, чтобы вы оба запомнили, что я ваша бабушка, я буду вас любить, несмотря ни на что! - Мы тебя тоже! – ответила пятилетняя Наташа и подошла к бабушке. Внучка обняла ее, а Марина ощутила, что малышка дрожит всем телом. Она явно была чем-то напугана. Бабушка начала догадываться еще раньше, что они что-то скрывают, но теперь она убедилась в этом окончательно. Ей очень хотелось узнать, что именно дети недоговаривают, но она решила, что лучше дать им немного времени. Спешить уже все равно некуда. Настенька в земле, а тайна ее смерти откроется рано или поздно. Как бы там ни было, Марина Ивановна не могла поверить в то, что ее ненаглядная дочка вышла в окно. Даже если бы у нее была сотня причин, она бы этого не сделала из-за детей. Прошло еще два дня. Бабушка терпеливо ждала, когда внуки немного успокоятся и расскажут, в чем дело. Как-то она доготовила обед и пошла к ним в комнату, чтобы позвать кушать. Тогда она и подслушала весьма странный разговор. Пятилетняя Наташа спрашивала семилетнего Сережу. - Почему папа это сделал? - Я не знаю. Не бойся. Он нас не тронет. - Я не уверена… - Ты главное молчи, тогда все будет в порядке. - А мне хочется рассказать… Хотя бы бабушке. - Нельзя. Ты же знаешь… Марина Ивановна слушала и пыталась понять, что они оба имеют в виду, так и не поняла до конца, но убедилась, что они что-то скрывают. Правда, сначала она почему-то подумала про какую-то чертовщину. Не сразу смогла догадаться, что дети боятся собственного отца. Узнала об этом лишь спустя несколько дней, когда удалось разговорить Наташу. Сережа учился в школе, а сестренка его ходила в детский садик. Как-то она приболела и бабушка решила оставить ее дома на денек-другой, чтобы не заражать других детей. Напекла для Наташи лучшее лекарство – блинов со сгущенкой, заварила ей чаю с брусникой, мятой и лимоном, позвала на кухню. Малышка уплетала угощения за обе щеки, так радовалась, а потом неожиданно сделалась грустной. - Ты чего? – спросила бабушка. - А мама нам делала блины с шоколадной пастой. Такие вкусные были… - Я тебе тоже как-нибудь сделаю, если ты мне расскажешь, что это за паста такая! – предложила бабуля. - Она в магазине продается. В баночках. Я могу показать! – предложила Наташа. - Обязательно покажи. Не сегодня, но завтра точно сходим. Ты скучаешь по маме? - спросила Марина. - Очень! – призналась внучка и начала всхлипывать. - А по папе? - Ни капельки! – так же честно ответила девочка. - Милая, а почему ты не скучаешь по папе? Ты разве его больше не любишь? - Нет! – ответила Наташа, а потом, забыв про блины, убежала в другую комнату. Марина понимала, что время пришло. Она пошла вслед за внучкой, пока Сережа не вернулся домой... Продолжение >>Здесь