Евгений ЕВСЮКОВ
УЗНИЦА СААРБРЮКЕНА
ИКОНЫ ОСТАЛИСЬ ДОМА
В уютной и зеленой слободе Ямской, пригороде Старого Оскола, на улице имени Крупской, что недалеко от древнего
Кресто-Воздвиженского храма, жила дружная и работящая семья Масловых. У Георгия Федоровича и Александры Михайловны было пятеро детей: Павел, Клавдия, Мария, Анна и Борис. Глава семьи до революции работал у местного богатея кондитером и даже при НЭПЕ, в 20-х годах, удивлял земляков причудливыми соблазнительно-вкусными карамелями. Георгию Федоровичу на потребу состоятельной клиентуры удавалось создавать поистине сказочные шедевры: хрупкие и причудливые цветы, диковинных животных, призрачные приторно-сладкие терема.
Работал Георгий в карамельном цехе и на Старооскольской
кондитерской фабрике, но когда началась коллективизация, записался
в колхозники, с ним же в артели имени 15-й годовщины Рабоче-Крестьянской Красной Армии трудилась его супруга. Такая ладная и спорая в работе была Александра, урожденная Травкина - по 24 копны ржи за световой день ставила, в каждой 62 снопа - товарки не могли угнаться! Ударница полей попала даже на ВДНХ, участвовала в крестьянских слетах передовиков производства, не раз получала премии, то поросенка, то отрез на платье.
Старший из детей, Павел, тоже был у начальства на хорошем счету.
Несмотря на природную скромность, молодой рабочий кондитерской
фабрики стал активистом - общественником, и его избрали председателем фабкома профсоюза. Правда, один раз карьера молодого
коммуниста чуть не оборвалась. Кто-то из доброхотов донес в партийные органы, что у Павла в доме висят иконы. Нагрянули с проверкой, и сигнал подтвердился. Дело дошло до серьезного разбирательства, и Маслову грозили неприятности, но вызволила мама. Ударница не только обладала сноровкой в труде, но и отличалась смелым и независимым характером. Инструктору, чинившему на сына дело, она устроила большой скандал. Объяснила безбожнику, что иконы достались ей вместе со свадебным приданым, И Советская власть не запрещает верующим иметь их в доме. А если сыну лики святых не по душе, пусть не смотрит на них, а то и уходит из дома на съемную квартиру. «А я буду богу молиться, - отчеканила Александра. И поставила в разговоре точку: Я здесь хозяйка!».
Доводы подействовали... Павла за иконы не наказали...
В начале войны Павла Георгиевича Маслова партия переведет на
нелегальное положение, и он окажется в партизанском отряде.
Неисчислимые беды принесет война простой русской семье Масловых.
МАСЛОВЫХ НЕМЦАМ ВЫДАЛ СОСЕД
Анна Георгиевна Уварова, которая и поведала мне о своих родителях,
братьях и сестрах, встретила войну в пятнадцатилетием возрасте,
на два года старше ее была сестра Мария. Смутно помнится Анне
обращение Молотова по радио, объявившего о вторжении немцев в
пределы СССР и начале бомбежки наших городов. Больше осталось в
памяти состояние подавленности, тревоги, обуявшее взрослых жителей
Ямской, страх, который передавался детям.
Чувства растерянности, а потом и безысходности, испытанные летом
1941-го, вытеснили впечатления от первых дней немецкой оккупации.
Анна хорошо помнит, как, трепеща от страха, на пару с соседской девочкой Тосей Звягиной прятались от фашистов в огромном бабушкином сундуке. Спасительная мысль поместить сюда девочек пришла в голову маме подружки после того, как та услышала, что немецкие сволочи надругались над малолетними жительницами соседней улицы. Всякий стук в доме и скрип половиц воспринимался девчонками в темном их заточении как приближение страшной кары. Но что значили эти полудетские страхи по сравнению с испытаниями, которые Ане и ее сестре Марии довелось пережить несколько месяцев спустя.
Первый удар пришелся по семье Масловых, когда в дом пришла весть,
что оккупантами схвачен и казнен на площади перед зданием почты
молодой невысокого росточка партизан.. Подтверждение о том, что
партизан этот ее кровинушка, Александре Михайловне Масловой
принесла старшая дочь Клавдия. Клаву в огромной колонне из сотен
старооскольцев полицаи гнали по главной улице города на рытье
оборонительных укреплений. Толпу намеренно затормозили у виселицы,
поставленной возле дома купцов Лихушиных, и девушка успела
рассмотреть казненного. Бросилась в глаза знакомая одежда: белая рубашка, брюки в полосочку... На деревянном столбе со связанными руками и закрытым лицом висел мужчина, напоминающий подростка. Страшная догадка пронзила сердце девушки: «Да это же наш Павлик!».
С душераздирающим воплем, расталкивая локтями толпу, устремилась,
было, Клава к казнённому, но чьи-то сильные руки задержали,
вовремя остановили. Еще немного, и одним трупом могло быть больше.
Вслед за Павлом на Казацких буграх немцы расстреляли его отца,
коммуниста Георгия Федоровича Маслова. Здесь же погибли родной и двоюродный братья Георгия - Илья и Александр. Говорят, их предал, сообщив, что это близкие родственники партизана, Константин Толкачев, житель слободы Ямской, записавшийся в полицейские. (Фамилия изменена. Е.Е.).
Теперь трудно судить, какую он затаил на Масловых обиду, но, видимо,
крепко был озлоблен на них, как, впрочем, и на всю Советскую власть.
Это недовольство выместил потом и на сестрах Масловых.
МАТЬ ХОТЕЛА ОБВАРИТЬ НАМ РУКИ КИПЯТКОМ
В Старом Осколе прошли слухи, что молодых людей угоняют в Германию, Толкачев как-то заглянул в дом Масловых и, набычась, с ехидцей в голосе, объявил, что такая участь ожидает Марию и Анну. Мать испугалась не на шутку, пыталась усовестить иуду, но тот пока только угрожал, а девчонок до поры до времени не трогали. Но когда женский душераздирающий плач все чаще стал оглашать округу, Александра Михайловна решилась от отчаяния на "неординарный поступок. Обсудила положение дел с дочерьми, и, получив их согласие, решила обварить им руки кипятком надеясь, что покалеченных девочек не заберут в проклятую Германию. В один из вечеров на столе уже стоял раскаленный самовар, Александра Михайловна поддавала жару сапогом, и все шло к задуманной развязке, но раздался стук в дверь, а потом знакомый грубый голос потребовал отпереть. В хату ввалился ненавистный Толкачев. Вместе с ним, несмотря на горючие слезы матери, пришло неотвратимое. Полицай замахнулся прикладом, смачно выругался на мать партизана, а девочкам резко приказал: «Собирайтесь, сучки!».
Мама в дорогу успела только на кинуть дочерям на плечи по теплой
фуфайке. Девушек, отобранных для отправки в Германию, собрали в школьном здании в слободе Стрелецкой. От тесноты и духоты многим стало плохо, но жалости со стороны оккупантов и их пособников не было. Наутро, как в давнюю старину, во время татарского ига, погнали юных славянок, как скот, гуртом на вокзал, затем посадили в товарные вагоны, и горестный поезд отправился. Сколько по пути в немецкое рабство было выплакано невинных слез!
НАС СПАСЛИ АМЕРИКАНЦЫ
...Мария из-за болезни застряла где-то на пересыльном пункте, а Анна
оказалась в Саарбрюкене. Узники жили в лагере, в холодных деревянных бараках за колючей проволокой, спали на нарах в три яруса. В каждом отделении жило до двадцати человек. Посреди комнаты - буржуйка. Контингент: русские, украинцы, белорусы. Вместо одежды роба из грубой ткани, на ногах - деревянные башмаки. Узницы их называли «шуги». - Ногу засунешь, идешь «бум»,«бум», - вспоминает Анна Георгиевна. Наша еда шпинат да хлеб из опилок. Зато эрзац-кофе - хоть залейся. Я, думаю, давали его потому, что напиток все-таки бодрил, придавал энергии, без которой не справиться с тяжелой работой. А трудились узницы лагеря в Саарбрюккене на громадном военном заводе.
Только в секретные цеха, находившиеся под землей, их не пускали.
Девушки наверху выполняли грязную подсобную работу - разгружали
уголь, убирали железную стружку, Таскали кирпичи на стройке...
От такой скотской невыносимой жизни некоторые узники шли на риск
и убегали, сделав подкоп под проволоку. Но смельчаков, как правило,
ловили и жестоко наказывали, вплоть до расстрела или отправки в лагеря смерти. Анне тоже пришлось продемонстрировать свой несгибаемый русский характер. Однажды ее послали в цех, где делали снаряды, и заставили помогать токарю. - Надо было держать железную болванку, которая обтачивалась на станке. Но я была маленького росточка, мне эту операцию делать было трудно, поэтому идти в токарный цех наотрез отказалась. Стою и плачу, - рассказывает Анна Георгиевна. «Швайн!», - закричал распорядитель работ. Начал на меня орать, а я еще пуще в слезы. Тогда меня направили в карцер, где обитали громадные клопы, и продержали целые сутки. Но я все-таки не согласилась работать возле станка. Меня всячески унижали, но оставили все-таки на прежнем участке - сметала с пола железную стружку.
Правда, не все немцы смотрели на нас, как на врагов и недочеловеков.
Среди них было немало людей, сильно запуганных, но втайне проклинавших Гитлера. Когда в Германию стало приходить все больше похоронок, среди ее жителей становилось все меньше тех, кто верил в
окончательную победу фашизма. Среди таких скептиков был один старик, обслуживавший громадный пресс. Видимо, он знал, что я прибыла из центра России, запомнил и мое упрямство. Однажды в обеденный перерыв, когда другие немцы покинули цех, он манит меня рукой: «Ганна, ком!». Я иду с опаской, не понимая, зачем понадобилась.
«Мутер Курск?» - спрашивает дед. Я утвердительно киваю. Тогда он говорит еле слышным шепотом: «Гитлер вег! Гитлер капут». Из этих слов я поняла, что дела у немцев на Восточном фронте идут прескверно.
А вот сестра была постарше меня, она оказалась более впечатлительной, и ее организм не выдержал стресса от увиденного. Мария жила в другом лагере, узницы которого работали на обувной фабрике. В августе 43-го им показали фильм, состряпанный геббельсовскими пропагандистами о событиях под Курском. Кинофальшивка рассказывала, что под Курском идут ожесточенные бои, и силы вермахта одерживают победу. Мария увидела, как горят советские танки, бездыханными падают красноармейцы, и от переживания упала в обморок. После этого случая у нее развилась эпилепсия. Этим недугом Мария страдала до скончания дней.
Освободили сестер Масловых американские солдаты. Анна уцелела
чудом, потому что узников женского и соседнего мужского лагерей
эсесовцы хотели уничтожить. Неподалеку от лагеря располагался мост
через реку Саар, который был заминирован, на него немцы собирались
согнать пленных и уничтожить взрывом, Американцы вовремя начали
бомбежку, а затем пустили танки, так Анна и еще тысячи других
невольников были спасены. Граждан СССР переправили на Эльбу, где через две недели передали советскому командованию. Так закончился для Анны немецкий кошмар. В октябре 1945-го она возвратилась домой, а через месяц приехала сестра. Радости родных не было предела!
ГОРЬКИЙ ВКУС РОДИНЫ
Но быстро иссякли положительные эмоции, полученные от встречи с
родиной. Надо было устраивать жизнь, заботиться о хлебе насущном.
Но таких, как Анна и Мария, побывавших в Германии, по негласной
установке властей брали на работу в последнюю очередь. Хоть и пострадала семья Масловых от рук карателей, расстреляли брата-партизана, отца и двух его родственников, на бывших узниц многие смотрели, как на предателей родины. Но все же Анне удалось пойти на учебу в Старооскольскую бухгалтерскую школу. Закончила она ее с отличием, намеревалась устроиться в колхоз по специальности, но глава хозяйства Кислое заявил: «Тебе у нас места не найдется, ты была в Германии...» И все-таки мир не без добрых людей, да и для восстановления народного хозяйства нужны были специалисты. Анну приняли в ремстройконтору, коллектив которой восстанавливал из руин жилые дома на улице Ленина, мостил булыжником дороги, в Обуховском и Ольшанском лесничествах заготавливал стройматериалы.
Потом Анна Георгиевна вышла замуж и работала бухгалтером в УПП
ВОС. Когда рядом с домом организовали ПМК-5 трест "Союзтяжэкскавация», туда устроился шофером муж Анны, Дмитрий Михайлович Уваров. Она также пошла к начальнику Михаилу Яковлевичу Зайкину, и тот принял ее на работу бухгалтером материального отдела. На этой должности Анна Георгиевна проработала до 1980 года, до ухода на пенсию. Но будучи на заслуженном отдыхе по предложению начальника СУМЗР Василия Николаевича Пономарева еще несколько лет работала в конторе уборщицей. У нее трое детей, два сына и дочь, шестеро внуков и три правнука. Муж, четверть века проработавший водителем в СУМЗР, умер пять лет назад.
СОХРАНИЛА ФОТО ЛЮБИМОГО
Родные частенько приходят навестить Анну Георгиевну в ее небольшой
синий домик, расположенный по улице Зои Космодемьянской. Как-то
сюда заглянула на огонек знакомая Уваровой и принесла ей
неожиданную весть. На стенде в городском краеведческом музее
знакомая увидела фото казненного гитлеровцами партизана. По ее мнению, это был брат Анны. Зашлось у Анны Георгиевны сердце, но и она отправилась в музей. Обратилась к сотрудникам, и те познакомили ее с экспозицией, посвященной освобождению Старого Оскола от немецко-фашистских захватчиков. Увидела Анна Георгиевна и страшное фото, на котором запечатлен момент казни брата.
Говорят, органы советской разведки в феврале 1943-го года нашли
это документальное свидетельство зверств оккупантов у пленного
немца и приобщили к делу в виде улики.
Благодаря откровению Анны Георгиевны старооскольцы теперь могут
узнать имя героя, казненного немцами. Это - Павел Георгиевич
Маслов, житель слободы Казацкой, 1911 года рождения.
Все семейные фото Масловых были уничтожены полицейскими в
ходе трех обысков, но у Анны Георгиевны все-таки оказался снимок 30-х годов, на котором Павел сидит рядом с молоденькой девушкой
Екатериной Усовой, работницей Старооскольской кондитерской
фабрики. Екатерины Митрофановны нет в живых, но она, превозмогая
страх, во время гитлеровской оккупации смогла сохранить фотокарточку
своего друга и уже на закате жизни передала ее Анне.
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 11