Предыдущая публикация
Крушение рейха
Берлин обороняли старики, инвалиды и дети
Дольше всего противник пытался сопротивляться в Чехословакии, но и там упорные бои завершились полным его разгромом:
«В ходе наступления было разгромлено 15 вражеских дивизий, уничтожено и взято в плен около 428 тыс. солдат и офицеров» (История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 10, с. 211).
«Наступил апрель… советское командование завершило отработку плана наступления на Берлин, и стрелки часов неумолимо отсчитывали последние дни вермахта. Немцы продолжали стягивать к фронту на Одере дополнительную технику — от новейших самоходок “ягдтигр”, вооруженных 128-мм орудиями с инфрокрасными ночными прицелами, до трофейных французских винтовок времен первой мировой войны, которые они хранили на складах с 1940 года, — и резервные части: “фольксштурм”, “фольксгренадеры”, остатки полевых дивизий люфтваффе, специальные полицейские роты, охранники концлагерей, гауляйтеры со своими штабами» (Гарт Б.Л., Ширер У.Л., Кларк А., Карел П., Крейг У., Орджилл Д., Стеттиниус Э., Джюкс Д., Питт Б. От «Барбароссы» до «Терминала». Взгляд с Запада. Политическая литература. М., 1988. С. 415).
Одним словом, остатки живого мяса для русских пушек были собраны самые последние и со всей Германии. Все несогласные лечь здесь костьми, остались раскачиваться ветром на многочисленных виселицах погибающей под жерлами русских пушек родины национального социализма, чья быстрая и постыдная гибель явилась более чем естественным концом для палаческой страны, вскормленной международным капиталом. И их смерть являлась теперь вполне приемлемым возмездием за все то зло, которое орды этих вжавшихся теперь от страха в землю палачей натворили в дни своего небывалого триумфа на отданной им на растерзание мировой олигархией банкиров земле.
А вот какой шквал огня был нами обрушен на врага в самом начале Берлинской операции. Лишь за время артиллерийской подготовки по обороняющемуся противнику было выпущено 500 тыс. снарядов, что соответствует:
«1 тыс. вагонов» (История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 10, с. 326).
Но это было пока только начало. Уже после артиллерийской подготовки в течение первого дня операции:
«…артиллерия 1-го Белорусского фронта израсходовала 1 236 тыс. снарядов, что составляло почти 2, 5 тыс. железнодорожных вагонов…» (Там же)
А вот какое количество смертоносного груза было опущено на головы вжавшихся теперь от страха в землю этих «культуртрегеров» — охотников за скальпами:
«Только в первый день операции советская авиация совершила 17 500 самолето-вылетов» (Катукова Е.С. Памятное. М., 2002. С. 222).
«В результате мощной артиллерийской подготовки и ударов авиации противнику был нанесен большой урон» (История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 10, с. 326).
И чтобы хоть приблизительно представить мощь этого удара, нанесенного нами, стоит лишь сравнить его с началом немцами боевых действий на Курской дуге. Во второй день сражения:
«6 июля было отмечено 1 162 самолето-пролета немецкой авиации в полосе Центрального фронта» (История Второй мировой войны 1939–1945. Т 7. Воениздат М., 1976. С. 147).
Но чем же мы тогда немцам ответили?
«Летчики 16-й воздушной армии совершили 1 326 боевых самолетовылетов…» (Там же).
То есть уже на второй день немецкого наступления в воздухе преобладали мы. И это наше преимущество росло день ото дня. А ведь еще в самый первый день:
«…было зарегистрировано 2 300 пролетов немецких самолетов» (Там же, с. 146).
То есть брошенные на нас армады в первый день немецкого наступления были потрепаны настолько основательно, что уже ко второму дню вылетов было совершено вдвое меньше. Причем, бомбы на наши головы мы им сбросить так и не дали.
А вот на наши по семнадцать тысяч пятьсот вылетов за день немцы не могли отвечать даже сотнями самолето-пролетов и мы угощали их продукцией своих военных заводов полностью безвозмездно. Вернее именно эти бомбы и являлись тем самым возмездием, которое теперь сыпалось на их палаческие головы в слишком достаточном преизобилии, чтобы созидателям Освенцима и Дахау можно было мечтать выйти из этой случившейся с ними передряги живыми. И все это лишь в добавление к тысячам вагонов снарядов, обрушенных на их головы в считанные дни! И чуть ли ни на каждом из миллионов этих гостинцев имелась надпись, за какие конкретно заслуги перед посылающим его русским человеком этот груз отпускается в качестве сувенира на головы вжавшихся теперь в землю и омертвевших от ужаса палачей.
Вот что об этом дне сообщил на допросе плененный командир 56-го танкового корпуса генерал Вейдлинг:
«— 16 апреля в первые же часы наступления русские прорвались на правом фланге 101-го армейского корпуса на участке дивизии “Берлин”, создав этим самым угрозу для левого фланга 56-го танкового корпуса. Во второй половине дня русские танки прорвались на участке 303-й пехотной дивизии, входившей в состав 11-го танкового корпуса СС, и создали угрозу нанесения ударов с фланга по частям дивизии “Мюнхеберг”. Одновременно русские оказывали сильное давление с фронта на участке моего корпуса. В ночь на 17 апреля части моего корпуса, неся большие потери, были вынуждены отойти на высоты восточнее Зеелов» (Там же, с. 296).
Но и оттуда им очень скоро предстояло быть выбитыми:
«Утром 18 апреля Зееловские высоты были взяты.
Прорвав оборону зееловского рубежа, мы получили возможность ввести в сражение все танковые соединения уже на широком фронте.
Однако и 18 апреля противник все еще пытался остановить продвижение наших войск, бросая навстречу им все свои наличные резервы и даже части, снятые с обороны Берлина. Только 19 апреля, понеся большие потери, немцы не выдержали мощного напора наших танковых и общевойсковых армий и стали отходить…» (Там же, с. 298).
Но в Берлин, как и планировалось в начале операции, эти и действительно в тот момент чуть ли ни единственные дееспособные немецкие части, Жуковым пропущены не были. А потому:
«Немецкие войска, которые могли в других условиях стать противником войск двух фронтов на улицах Берлина, были благодаря продуманной форме операции уничтожены в лесах юго-восточнее города» (Исаев А. Георгий Жуков. Последний довод короля. «Яуза». «ЭКСМО». М., 2006. С. 412).
То есть подготовленная к защите Берлина группировка врага оказалась отрезана. И не на сам Берлин, а на ликвидацию образовавшегося котла были задействованы:
«…40% всех армий обоих фронтов. К сожалению, этот этап битвы за Берлин не получил должного освещения в массовых изданиях» (Там же, с. 413).
А очень зря. Ведь устроенная там немцам мясорубка и является тем страшным финалом, целью которого была и вся Берлинская операция. Ведь именно здесь разгромленные более чем боеспособные соединения врага, имеющие огромнейший опыт боев, могли немцам очень пригодиться на улицах Берлина. Но допущены они туда не были, чем серьезно ослабили способность вражьего логова к сопротивлению.
Но их опытность в ведении боевых действий говорит и о том, что преступлений за ними числилось также достаточно не мало. Отвечать же за них эсесовцам уж очень не хотелось. Потому так настойчиво и стремились они вырваться из «котла»:
«В то время как по улицам разрушенного Берлина советские штурмовые группы пробивались к Рейхстагу, у маленькой деревушки Хальбе разыгрывалась драма гибели целой армии… Через “игольное ушко” улиц Хальбе на запад пытались прорваться несколько десятков тысяч человек, густо усеивая своими телами дороги и поля в ее окрестностях» (Там же).
«Очевидец тех боев в окружении Эбергард Баумгард из 32-й дивизии СС вспоминал: “Я редко видел на войне такую массу мертвых на небольшом пространстве…” (Там же).
То есть так по животному упрямо, не считаясь ни с какими потерями, пробивались на Запад именно эсесовцы, зачуяв на своей шее уже накинутую русскую петлю! Страх толкал их на пулеметы. И они гибли, словно мухи в осеннюю пору. А среди них были:
«…XI танковый корпус СС, V горный корпус СС…» (Там же),
и много иных более чем боеспособных частей:
«Оценки численности окруженных колеблются в пределах 150–200 тыс…
Большую роль в уничтожении окруженной группировки принимала артиллерия, в особенности в период прорыва армии Бюссе на запад. Артиллерийские части выдвигались в заслоны, располагавшиеся на путях движения отдельных групп на запад, а также для парирования попыток врага расширить образовавшиеся при прорывах горловины. Ведя огонь прямой наводкой и с закрытых позиций по прорвавшимся колоннам, артиллерия безжалостно выкашивала людей…» (Там же, с. 414).
Так считает Алексей Исаев. Однако ж здесь следует все же отметить, что у этих пытающихся сдернуть со своей шеи петлю военных преступников с людьми, как их он поименовал, было слишком мало схожего. Разве только что ходили они, как и все люди: на двух ногах?
Но удрать из этой массы кинувшегося наутек крысиного стада удалось слишком не многим:
«Немцев гнали под удары авиации, артиллерии и на свежеустановленные минные поля. Отряды заграждения 1-го Украинского фронта с 26 по 30 апреля на путях прорыва неприятельской группировки установили 18 000 мин и устроили 12 500 погонных метров минированных завалов» (Там же).
Вот каково было завершение расправы над эсесовскими головорезами, определенными в планах Гитлера для защиты Берлина.
Этих защитников вражьего логова лупили со всех сторон: с неба, с земли и даже из-под земли! Ведь минировали каждый их возможный шаг к высвобождению от петли, а вражеским саперам над разминированием работать было особо некогда. Потому лишь по грудам из собственных трупов пока уцелевшие на тот момент недобитки, усиленно втянув голову в плечи в попытке избежать справедливого возмездия, и могли на некоторое время снискать для себя недолговечное укрытие. Но назавтра вновь налетала наша авиация, вновь разящий огонь открывала по мечущемуся в агонии на маленьком пятачке врагу русская артиллерия и новыми реками крови заполнялись берега немецких рек, просто теперь останавливающих свои течения от обилия трупов, заполнивших их берега.
Наши:
«Авиация и артиллерия сберегали жизни солдат, обезпечивая своего рода “безконтактное” уничтожение все еще упорно сопротивляющихся немцев» (Там же, с. 431).
Ничуть не лучше дела обстояли на юго-западе, откуда Гитлер тщетно ожидал прихода подкрепления. О чем свидетельствуют сами немцы.
Герхард Больдт:
«Когда через 7 дней я, бежав из Берлина, шел через леса Трейен Брицена и Ютерборга, я увидел ужасную картину. В этих лесах остались непогребенными тысячи трупов бойцов 9-й армии. Последний страдальческий путь ее был устлан трупами, разбитыми машинами, брошенным оружием и снаряжением» (Герхард Больдт. Последние дни Гитлера. «Пейто». Минск, 1993. С. 84).
То есть сами немцы подтверждают сообщения наших военных, почему-то в должной мере не освещенное в советской литературе, о страшном разгроме, постигшем добиваемую нами армию агрессора, бросающую военную технику и снаряжение в тщетной попытке спасти свою жизнь. Что, собственно, в тот момент удалось сделать очень не многим.
О чем все тот же немец и соболезнует:
«…молодежь 80-миллионного народа истекала кровью… миллионы невинных людей гибли…» (Там же, с. 87).
Так-таки уж и невинных?
Но переведем слова защищавшего Гитлера до самого его безславного конца немца в более для нас понятные формы: попытка прикрыться шкурками невинных овечек, в этой тотальной войне, удалась слишком не многим — подавляющее большинство народа-агрессора приняло смерть, так и не дожив до победы. Нашей, понятно дело, Победы!
А выжить немцам в этой мясорубке не предоставлялось и призрачной возможности. С одной стороны их размеренно молотили русские орудия, а с другой, если кто попытается от неминуемой смерти улизнуть, немца поджидали работники гестапо:
«Смельчаки, которые показывались на улицах, должны были быть настороже. Их жизни угрожали не только руины домов, держащиеся на честном слове, и разрывы артиллерийских снарядов, но и патрули СС. Они искали дезертиров и граждан, способных держать оружие, но уклонившихся от почетной возможности умереть за Гитлера. Подозрение в трусости, предательстве и дезертирстве каралось смертью. Полевые трибуналы работали без перерывов. Часто было достаточно одного лишь подозрения. Наказание виновных проводилось публично, чтобы ни у кого больше не возникало желания дезертировать…
Продолжали работать сеть гестапо, служба безопасности, ежедневно находившие новые жертвы. “Я испугался и не стал защищать женщин и детей. Поэтому меня повесили здесь. Я — помесь свиньи с собакой”. Во многих местах города происходили казни… Осужденный перед казнью лично писал на белой табличке текст, который палачи вешали ему на грудь, прежде чем вздернуть жертву на фонарном столбе» (Кнопп Г. «Дети» Гитлера. ОЛМА-ПРЕСС. М., 2004. С. 277).
Но вскоре выяснилось, что число защитников от таких драконовских мер вовсе не увеличивалось, но, что притом и естественно, резко сократилось. Потому в жертву, о чем свидетельствует и Гвидо Кнопп, были отданы и малолетние дети:
«В Берлине в бой шли уже и двенадцатилетние члены Гитлерюгенда. Шпандау, Шарлоттенбург, Пренцлауэр Берг, олимпийский стадион стали свидетелями их безсмысленной гибели» (Там же, с. 282).
О том же плачется и шпион-перебежчик Резун, не понимая при этом, что своими размазанными соплями лишь подтверждает факт физического нами к тому времени уничтожения агрессора, которому пришлось напоследок отрядить вообще все оставшееся мужское население германской столицы — хромых и слепых, старых и молодых. Мало того, о чем свидетельствует Кнопп, — 12-летних детей — будущее Германии. То есть все остальные возраста мы к тому времени уже выкосили напрочь!
И вот именно по этой, а не по какой там иной причине:
«Берлин обороняли старики, инвалиды и дети» (Суворов (Резун) В. Беру свои слова обратно. Донецк, 2006. С. 173).
И вот финал — проклятье, адресованное, как это теперь ни выглядит абсурдно, до самого последнего дня жизни своего фюрера защитника его бункера, Герхарда Больдта, к зачинщикам войны (то есть к тому же Гитлеру и его компании — к себе то есть к самому — к любимому):
«Нашу многовековую культуру и германский народ вы уничтожили» (Кнопп Г., с. 87).
Однако ж их культурой, что выясняется сегодня более чем очевидно, как раз и является Освенцим. И корни этого их культуртрегерства, основанного на просто патологической любви к себе, гнездятся еще в тех временах, когда готы шили себе плащики из кожи, снятой с голов своих врагов.
Некогда обитавшие в степях Причерноморья их предки, по словам Геродота (V в. до Р.Х.):
«С неприятельской головы… снимали кожу…» (Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга 1. Государственная типография С.-Пб., 1913. Репринтное издательство: Уральское отделение Всесоюзного культурного центра «Русская энциклопедия», «Православная книга». 1992. С. 27).
«После этого она употребляется как утиральник… Тот, кто владеет наибольшим числом таких утиральников из кож с неприятельских голов, почитается доблестнейшим человеком» (Там же).
Они даже:
«…приготовляли себе из неприятельских человеческих кож плащи, в которые и одевались; для этого кожи сшивались вместе, как козьи шкурки» (Там же).
А вот что о знаменитых арийцах древности сообщает Страбон (I в.):
«…это — воинственное племя. Никто из них не женится, пока не принесет царю отрезанной головы врага. Царь кладет череп в царском жилище, а язык разрезает на мелкие куски и, смешав их с мукой и сам отведав, отдает есть принесшему и его родственникам. Самым славным считается тот царь, кому приносят больше всего голов» [23] (Страбон. География. Книга 15. Париж, 1587. Гл. 2. Аб. 14).
Аммиан Марцеллин (IV в.):
«…они приносили пленных в жертву Беллоне и Марсу, с жадностью пили человеческую кровь из обработанных человеческих черепов» (гл. 4, аб. 4).
А врагами у них были практически все племена, не относящиеся к ним самим. И эта в них заложенная такая вот странная манера общения с окружающими их народностями со временем никуда не исчезла. Но лишь развивалась во взаимоотношениях с живущими с ними бок о бок людьми. Потому, вполне закономерно, что следует немцам все же признать, — что росло из этого людоедского племени, то, в конце концов, и выросло…
Следующая публикация
Комментарии 2