Разоблачаем миф: «Совершенно никакой адвокат»
Заполняя в марте 1920 года анкету, в графе «бывшая профессия» Владимир Ульянов (Ленин) написал: «бывш. пом. прис. пов.». Не «журналист», не «партийный деятель», почему-то он выбрал для официальной бумаги свою не слишком долгую, четвертьвековой давности адвокатскую практику…
Владимир Ульянов коллег недолюбливал. «Адвокатов надо брать в ежовые рукавицы и ставить в осадное положение, ибо эта интеллигентская сволочь часто паскудничает», — со знанием дела писал он доверенным товарищам, инструктируя их в выборе защитников для других, находящихся под следствием соратников.
Зачем же он выбрал эту профессию? Рискнём предположить, что методом исключения. Юридическое образование наилучшим образом вписывалось в рано определившийся круг его интересов: политика, политика и ещё раз политика. Философский — слишком заумно, историко-филологический — слишком оторвано от действительности, а больше ничего и не было. Внутри же юридической профессии — либо госслужба, которая ему явно претила (да и для основной страсти — революционной деятельности — не оставалось бы времени), либо университетская кафедра (не тот темперамент), либо «свободная профессия» — адвокатура. Поэтому, не без труда добившись после участия в казанских студенческих волнениях разрешения сдать экзамены за курс университета экстерном, Владимир Ульянов в ноябре 1891 года получает диплом с отличием и уезжает в Самару.
Выбор Самары можно объяснить и тем, что вдали от столиц было гораздо проще найти практику, и наличием в городе кружка единомышленников, с которыми Ульянов уже был знаком по предыдущему пребыванию в городе, и, конечно, тем, что неподалёку от города несколькими годами ранее семья Ульяновых купила хутор — 90 гектаров земли и дом с садом.
4 января 1892 года присяжный поверенный Андрей Николаевич Хардин, уважаемый адвокат и очень известный шахматист (собственно, со своим протеже он в своё время через шахматы и познакомился), подаёт просьбу в окружной суд о зачислении Владимира Ульянова своим помощником. Для приобретения статуса полноценного самостоятельного адвоката юрист должен был иметь либо стаж работы по специальности не менее четырёх лет, либо пять лет практики помощником (большинство наставников давали молодёжи доверенность на ведение дел уже в начале стажировки — адвокатов по-прежнему не хватало). 30 января Самарский окружной суд удовлетворил просьбу Хардина.
«За полтора года Ульянов провёл всего тринадцать весьма незначительных дел, и то не слишком напрягаясь, поэтому во всех случаях его клиенты были осуждены» (Адам Улам «Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года»).
Среди мифов о Ленине-юристе видное место занимает утверждение, что он не вёл никаких дел, используя звание как прикрытие и полностью сосредоточившись на изучении марксизма.
Это не так: на сегодняшний день можно с уверенностью говорить о шестнадцати уголовных (в одном из них Ульянов был не защитником, а частным обвинителем) и четырёх гражданских делах; возможно, их было больше, архивы самарского суда сохранились не полностью. За полтора года это достаточно внушительное количество для начинающего адвоката.
Ещё один миф состоит в том, что будущий вождь мирового пролетариата вёл дела мелкие и простые — дескать, невелика заслуга. Это тоже не соответствует действительности. Разумеется, Хардин не поручал молодому коллеге дел громких и масштабных, но и малосущественными их назвать нельзя ни по формальным основаниям, ни по фактическим.
Так, некоторым подзащитным Ульянова грозило вполне суровое наказание, как, например, крестьянину Муленкову, обвинённому в богохульстве. За нелестную аттестацию Богородицы «без умысла оскорбить святыню, а единственно по неразумию, невежеству или пьянству» в соответствии со ст. 180 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных ему причиталось до 1 года 4 месяцев тюрьмы. Не будем забывать, что отсутствие дома мужика-кормильца в течение года могло полностью разорить его убогое хозяйство и пустить семью по миру с протянутой рукой, — примеров тому множество, в разгар полевых работ крестьяне и месяц под стражей полагали тяжелейшим наказанием.
«Ленин был совершенно никакой адвокат, абсолютно беспомощный экономист, довольно средний журналист…» (Анатолий Чубайс «Юному ленинцу от старого комсомольца», комментарий в ФБ)
Кроме того, никуда не годится наше бытовое представление о том, что высокий класс работы адвоката — это обязательно убийства или сложные мошенничества, «политика» или бандитизм. Дело о солдате, повздорившем с офицером из-за комнатной собачки, о старушке, укравшей серебряный кофейник (см. «Дилетант» № 55, июль 2020), о крестьянах, воспротивившихся несправедливому решению суда о взыскании долгов, об отце, сурово наказавшем маленькую дочь, — вершины адвокатского мастерства Владимира Спасовича и Фёдора Плевако. Среди дел, которые вёл молодой Ульянов, были весьма непростые…
Во второй половине 19-го века в России стремительно развивается железнодорожное дело. В аграрной, технически отсталой стране как строительство, так и эксплуатация железных дорог регулярно приводили к трагедиям, иногда очень масштабным, как Тилигульская катастрофа (см. «Дилетант» № 44, август 2019), иногда — к гибели или увечью одного человека…
«Он участвовал в считанном числе дел в качестве защитника, которые давали мизерные суммы, едва покрывавшие, по выражению В. Ульянова, «выборку судебных документов». Поручали же Ульянову, как правило, защиту лиц, уличённых в мелких кражах» (Дмитрий Волконогов «Ленин»)
8 мая 1891 года на рассвете на станции Безенчук Оренбургской железной дороги произошла авария: пять пустых вагонов, не застопоренных должным образом, порывом ветра сдвинуло с места, и это привело к столкновению с ручной тележкой, на которой рабочий Наурсков вёз бочку с водой. Сам он практически не пострадал, а вот сидевший на тележке девятилетний мальчик, его племянник, погиб. Обвинение было предъявлено стрелочнику Кузнецову, не подложившему под вагоны специальные стопорные брусья, и начальнику станции отставному прапорщику Языкову. Ульянов защищал Языкова.
Прокурор квалифицировал действия подсудимого по части 2 ст. 1085 Уложения о наказаниях: неосторожность или небрежность работников железной дороги, повлёкшая за собой причинение смерти; за это предусматривалось тюремное заключение сроком от двух до шестнадцати месяцев.
Одна линия защиты лежала на поверхности: Языков выслужился из рядовых, был героем Русско-турецкой войны 1877−1878 годов, имел три медали, в том числе за героическую оборону Шипки; на железной дороге безупречно отслужил 10 лет. По служебной линии он уже был наказан: его перевели на крошечный полустанок конторщиком с нищенским окладом.
Раскаяние его было глубоким и неподдельным. Заурядному адвокату достаточно было подать всё это пожалостнее, и можно было быть уверенным, что суд склонится к минимуму — месяца четыре тюрьмы.
Ульянов, не отказываясь от этой линии, зашёл с сильного козыря — он начал бороться за переквалификацию с части 2 на часть 3 той же статьи: «недостаточный надзор за лицами, принадлежащими к составу эксплуатационной службы». Там верхний предел был такой же, 16 месяцев, а вот нижний гораздо более щадящий — денежный штраф.
Суд согласился с доводами защитника и признал начальника станции виновным лишь в «небрежении надзорными обязанностями», определив наказание в 100 рублей штрафа с заменой одним месяцем тюрьмы «в случае несостоятельности подсудимого Языкова к платежу». Это вполне можно считать адвокатской победой из разряда не самых лёгких — эмоционально гибель ребёнка всегда настраивает против подсудимого даже бесстрастных судей. Этим в том числе опровергается и миф о том, что молодой помощник присяжного поверенного не проявлял профессиональной инициативы, вёл исключительно дела по назначению, причём спустя рукава.
Исключительное упорство проявил Владимир Ульянов в деле отставного солдата Василия Красносёлова, обвинявшегося в краже 113 рублей (примерно трёхмесячное жалование подпоручика). Дело с точки зрения защиты было довольно тухлое: Красносёлов уже попадался на кражах, был лишён «всех особенных прав состояния», на него имелся донос, при задержании у него изъяли спрятанные в сапоге деньги — «катеньку» (сторублёвку с портретом Екатерины II), червонец и «трёшницу»; при задержании он дерзил полиции. Дело слушалось с присяжными, а они, обычно сострадательные к укравшим первый раз от бедности, к рецидивистам относились с предубеждением.
«Окончив университет и став помощником присяжного поверенного, Ленин в 1892 году в Самаре попробовал вести в суде некоторые гражданские дела и быстро к ним охладел» (Николай Валентинов «Малознакомый Ленин»)
Так и получилось. Заворожённые напором обвинителя и логикой пострадавшего купца — «он у меня трижды капусту покупал — деньги пропали — больше некому», а также предъявленными банкнотами, присяжные решили: «виновен». Молодой адвокат приносит кассационную жалобу в Сенат. Основанием для неё явился отказ суда вызвать и заслушать по просьбе Красносёлова нескольких свидетелей — тюремных надзирателей, которые могли бы подтвердить, что деньги у него были (обвиняемый утверждал, что во время последней «отсидки» имел прочный доход); но в деле имелась справка от начальника тюрьмы («доходов не имел»), и суд решил не затягивать дело.
К чести Сената, он вернул дело на новое рассмотрение, сочтя, что право обвиняемого на защиту было нарушено (к слову, это была единственная жалоба защиты по Самарскому суду за 1893 год, удовлетворённая Сенатом!). При новом разбирательстве правота отставного солдата подтвердилась: он и впрямь неплохо зарабатывал среди сидельцев починкой всякой необходимой на этапе утвари. Вскрылись и другие огрехи следствия, Красносёлов был оправдан, а защитник ещё и добился возврата ему сторублёвки, ранее присуждённой «обокраденному» купцу.
«Возвратившись в Самару, он занялся юридической практикой. Вот тут-то и выявилась его неподготовленность к работе адвоката. Он проигрывал процессы один за другим. Кстати, в нескольких случаях ему пришлось защищать простых людей, из крестьянской и рабочей среды, и все они были признаны виновными» (Роберт Пейн «Ленин. Жизнь и смерть»)
Он был многообещающим адвокатом — цепким, знающим, схватывающим на лету. Строго говоря, он не проиграл ни одного дела: некоторые были безнадёжными, в других он добивался либо переквалификации или смягчения приговора, либо — в пяти случаях — полного оправдания своих подзащитных; в обоих доведённых им до конца гражданских делах — выиграл. Так что не стоит повторять благоглупости про «никакого адвоката»...
Автор: Алексей Кузнецов.
Комментарии 91