Всё ещё помню, как много лет назад по соседству с нами жила семья моей одноклассницы Ларисы. Их квартира, в отличие от нашей, казалась огромной – целых пять комнат! У Ларисы были мама Катя, старший брат Лёня и две младшие сестрёнки – Света и Оля.

Жильцы нашего микрорайона не называли Катю иначе как "баба Катя". Сейчас-то я понимаю, что ей тогда было не больше сорока, но выглядела она намного старше. Тяжёлая работа на стройке, где хорошо платили, чтобы поднять детей на ноги, оставляла свой отпечаток. Куда подевался отец Ларисы, я не знал. Одноклассница лишь однажды обронила, что родители развелись, и мы больше не возвращались к этой теме.

Баба Катя билась как рыба об лёд, стремясь дать детям образование, "вывести в люди", как тогда говорили. Лёня и Лариса поступили в техникум, Оля – в ПТУ. А вот Света решила не заморачиваться и выскочила замуж. Правда, недолго музыка играла: через год вернулась к матери, да не одна, а с дочкой Верочкой.

Хлопот у бабы Кати прибавилось. Худенькая, как прутик, с измождённым лицом и натруженными руками, она стала и вовсе прозрачной. Диву даёшься, как в этой бедной женщине, взвалившей на себя непосильную ношу, душа ещё держалась.

По вечерам и в редкие выходные соседка бегала по соседям в поисках подработки: то обои кому поклеить, то стены побелить. Люди её жалели и подкидывали работёнку. Не знаю, когда баба Катя успевала поесть и поспать: дела не кончались, а домашние хлопоты не оставляли времени заняться собой. Сходить в парикмахерскую, привести в порядок руки, купить новое платье – об этом и речи не шло. Она считала, что не имеет права тратить свободные минуты на себя, ведь их можно посвятить детям или заработать лишнюю копеечку.

Неблагодарные дети

Самое ужасное, что детей такая ситуация вполне устраивала. С детсадовских лет они воспринимали мать не иначе как рабочую лошадь. А кто у лошадей спрашивает о самочувствии? Вот и дочки с сыном не особенно-то интересовались родительницей. Им главное – чтобы деньги на карманные расходы давала да холодильник не пустовал.

Мне было искренне жаль бабу Катю, поэтому я часто просил родителей дать ей какую-нибудь работу. Хоть лестничный пролёт покрасить, что ли. Разумеется, не бесплатно: деньги в нашей семье водились. Соседка старательно белила стены и потолки, красила перила. Всё у неё получалось быстро, качественно и аккуратно. Моя мама буквально силой заводила бабу Катю в нашу квартиру, и мы вместе пили чай с яблочным пирогом или блинами. В такие минуты насмерть уставшая женщина могла хоть немного перевести дух.

Моя мама, большая модница, пыталась дарить бабе Кате почти новые платья, искренне сочувствуя своей ровеснице. Но та каждый раз вежливо, но твёрдо отказывалась: "Не умею я такое носить. В штанах-то сподручнее, их и краской заляпать не грех. А куда я в таком красивом платье пойду? На стройку или подъезды красить? Нет, не моё это, уж не обижайтесь".

Старость не радость, если дети – обуза

Шли годы. Я окончил институт, Катины дети – свои учебные заведения. Работать никто из них особо не хотел, привыкли сидеть на шее у матери. Но в советские годы тунеядство порицалось, поэтому трудоустроиться всё-таки пришлось.

Баба Катя получила возможность хоть немного передохнуть: по крайней мере, выросшие дети больше не просили у неё денег. Правда, и в хозяйство особо не вкладывались. Лариса, например, могла принести домой пару килограммов винограда или груш, не понимая, что практичнее купить картошки или других овощей. Одним виноградом сыт не будешь, а семья большая, в день по кастрюле супа уходит. А кто варил суп? Мамка, кто же ещё, на свои деньги.

Дальше – больше. Младшая, Света, балуя свою дочь, стала покупать дорогие конфеты, которые они с Верочкой ели по ночам. Обёртки прятали под подушки, где их и находила баба Катя. Она с интересом разглядывала яркие фантики, вдыхала запах дорогого шоколада, пытаясь представить, каков он на вкус. Свете и в голову не приходило угостить мать: конфет и так мало, а у неё ребёнок! Мысль о том, что когда-то мама отдавала им последнее, да и сейчас продолжает это делать, – в голову дочке не приходила. Баба Катя смахивала непрошеную слезу и, взяв себя в руки, привычно принималась за домашние дела: стирала, готовила, убирала. Ведь дети работают, и они устают!

Незваный гость... хуже бывшего мужа?

Вот уже и пенсия подоспела, вышла баба Катя на заслуженный отдых. Нет, она бы, конечно, и дальше работала, да больная спина всё чаще давала о себе знать. С малярной кистью да с тяжёлым ведром уже не поскачешь по этажам.

У детей и внучки эти перемены вызвали явное неудовольствие. Они привыкли, что матери постоянно нет дома, а значит, можно до одури смотреть телевизор, водить в гости бесконечных друзей и подружек, сметать из холодильника припасы, не думая о том, останется ли что-нибудь на завтра. А тут на тебе – мать с утра до вечера в доме торчит! Нет, она без дела, разумеется, не сидит, но без неё как-то спокойнее.

А тут вдруг новая напасть. Шла однажды Лариса домой, глядь – а возле мусорного бака сидит какой-то бродяга. Подошла поближе, а это родной папаша собственной персоной! Сто лет в их микрорайон носа не показывал, боялся, видать, что бывшая жена об алиментах спросит, а тут нате-ка, объявился.

Лариса тут же прониклась жалостью к папеньке: эка его жизнь помотала! К тому же вторая жена из дома выставила, не стала терпеть постоянные пьянки. Вот и мыкался мужик, пока в поисках объедков не оказался возле нашего бака. Он и не помнил уже, что в доме по соседству обитает его прежняя семья, там дети, о которых он годами не вспоминал. Но встрече с дочкой явно обрадовался. Ещё бы! Лариска-то с детства его любила, поскольку, в отличие от строгой матери, он позволял девчонке всё. Хочешь две порции мороженого? Ешь! И неважно, что потом жена сутками сидела у постели больного ребёнка, лечила таблетками да травяными чаями. Хочешь рогатку, как у соседского Вовки? Сделает и подарит. А потом соседи жаловаться приходили: мол, Лариска ваша нарочно стреляет в сверстников камешками. Разруливать скандалы опять-таки приходилось бабе Кате. И при этом она всегда была плохой, поскольку отчитывала дочку, а папка – хороший.

Финал, от которого сжимается сердце

Пустив слезу, папаша сумел достучаться до Ларискиного сердца. Та вмиг позабыла, как мыкалась мать, как отказывала себе даже в самой малости. Ведь это же папа! Девке под тридцать, а ума так и не нажила. Притащила родителя в дом – живи, мол, места всем хватит!

Баба Катя была в шоке: мало ей нахлебников! Понятное дело, первое время бывший супруг вёл себя тише воды, ниже травы. Сидел как мышь в своей комнатке, на кухню выходил, если позовут. А звали часто: Лариска и супа нальёт, и хлеба щедрой рукой отрежет. А чего, не своё же! Мамкой всё куплено, а она двужильная, ещё заработает, благо до сих пор по шабашкам ходит, да и пенсия всё-таки есть.

Папаша к такому положению быстро привык, даже перья расправил. Изредка начал прикладываться к бутылочке – душа просила полёта, образ трезвенника ему был в тягость. Дальше – больше. Бутылочка по выходным, потом бутылочка каждый день, а то и две. Пенсия мизерная, на неё особо не разгуляешься, а выпить хотелось всё чаще.

Бывший супруг стал вымогать деньги у бабы Кати. Разумеется, на выпивку он ничего не получал: женщина знала цену каждой копейке и не собиралась спускать заработанное честным трудом. Разозлившись, дед стал поднимать руку на бабу Катю, причём только в те часы, когда, кроме них, в квартире никого не было. Детям же говорил, что мать привирает. Не хочет она, чтобы он в её квартире жил, вот и наговаривает.

Мне было от души жаль немолодую соседку. Но что я мог сделать? Побить в ответ Ларискиного папашу? Слов-то он никаких в расчёт не принимал, да и дочка оказалась целиком на его стороне. Бывает такое: когда непутёвого родителя любят больше, чем хорошего.

Последний путь

А потом наш микрорайон облетела горькая весть: баба Катя умерла. Шла из магазина с полными сумками, неожиданно прихватило сердце. Охнув, женщина опустилась на землю и через несколько минут скончалась. На асфальте сиротливо валялись картошка, капуста, лук и морковка – спешила сварить борща великовозрастным деткам. Не успела.

Лариска потом ко мне прибегала, говорила, что мать пришлось в тряпье хоронить – не могли найти в доме ни одной мало-мальски приличной вещи. Баба Катя так и ходила в старье, тратя все деньги на свою непутёвую семейку.

После её смерти папаша окончательно пустился в загул. Дом быстро пришёл в запустение. Некогда тщательно отстиранные, отбеленные занавесочки висели грязными лохмотьями – дед зачастую вытирал о них руки. Полы пыльные, постельное бельё – несвежее. Хозяйство держалось на бабе Кате, теперь же всё приходилось делать самим. А утруждать себя великовозрастные деточки не привыкли.

Уже через месяц отца попросили на выход – как только забота о нём легла на детей, он им резко разонравился. Последней же каплей, переполнившей чашу терпения, стал сабантуй, который родитель устроил в квартире, приведя с помойки таких же запойных алкашей.

Дети, продав квартиру и поделив деньги, разъехались кто куда. Не приученные к труду, они продолжают сетовать на жизнь. Лёнька живёт в коммуналке, Лариска и сёстры купили ветхие сельские домишки. Так и живут, не имея средств привести их в порядок. Была бы жива мать, она бы мигом всё побелила, подкрасила, навела уют и чистоту.

Но бабы Кати давно нет на этом свете. Изредка приезжая в свой город, я прихожу на местное кладбище к родным, а заодно навещаю могилу бабы Кати. Без скамеечки и оградки, без единого цветочка. С маленькой фотографии мне устало улыбается знакомая женщина. И я в очередной раз реву, гладя пожелтевший снимок и молясь о том, чтобы хотя бы на том свете замечательной женщине Кате было тепло, светло и комфортно. Она этот покой заслужила как никто.