Глава 12

Зейл вернулся в старинную башню замка, а затем прошел через средневековую стену, до сих пор увешанную гербами и рыцарскими доспехами, в новое крыло замка, которое он построил пять лет назад для своего личного спортивного клуба. Это был спорткомплекс мирового класса, с футбольным полем на первом этаже и залами для тенниса, баскетбола и гандбола на втором. Тренажерный зал, где Зейл до сих пор ежедневно тренировался, также находился на втором этаже.

Занимаясь в спорткомплексе, Зейл снова становился тем человеком, которым был в прошлом, который жил и дышал спортом и которому не нужно было ничего, кроме мяча, сетки и травы. Он переоделся в спортивные брюки, футболку и кроссовки для бега и начал нарезать круги вокруг футбольного поля, километр за километром. Но как бы быстро он ни бежал, ему не удавалось убежать от своих мыслей. Было безумием с его стороны доверять ей. Они не подписали брачный контракт и занялись сексом — но она до сих пор обманывала его, встречаясь с Алехандро. Он имеет полное право отослать ее домой. Конечно, разрыв с Эммелиной не пройдет незаметно — он выльется в огромный семейный и политический скандал. Но как только она уедет, а разговоры стихнут, его народ вернется к своей прежней жизни. Так же как и он сам.

Но когда он представил, что она уехала, он не почувствовал облегчения. Вместо этого он ощутил… боль. Боль и утрату. Она не принцесса, а ведьма, околдовавшая его. Но рано или поздно он сбросит с себя ее чары.

И он побежал еще быстрее, пока его ноги не задрожали и он не начал задыхаться. Наконец его ум успокоился. Его грудь болела, но от усталости, а не от эмоций. А с усталостью он справится.

Тем временем Ханна расхаживала по гостиной комнат королевы, ожидая, что Зейл вернется. Прошло полчаса, но его все не было. Она заглянула в его комнаты — но его не было и там. Вернувшись к себе, она уселась на диван и принялась листать один из французских журналов мод, принесенных леди Андреа, но не могла ни читать, ни даже смотреть на фотографии.

Она хотела объясниться с Зейлом, но он не возвращался и не звал ее. Прошел день, наступил вечер, и прислуга начала зажигать свет и растапливать камины. Ханна смотрела, как Селин разжигает огонь в камине ее гостиной, и слушала, как трещат сухие поленья. Но на душе у нее было холодно.

Неужели это ее последний день здесь? Неужели Зейл отправляет ее домой? Нет. Она не может уехать так просто. Она должна увидеться с ним, постараться объяснить ему…

Но что объяснить? Что она обманула его, пусть и с благими намерениями? Или что она намеренно обманывала его, потому что влюбилась в него с первого взгляда? Нет, ничего из этого она сказать не может. Есть вещи, которые настолько ужасны, что простить их нельзя.

Было уже семь вечера, но Зейл не сказал ни слова об ужине. Ханна съела то, что Селин привезла ей на серебряной тележке из кухни. К десяти вечера ей надоело сидеть, ждать и нервничать. Нужно было что-то делать.Выйти.Прогуляться. Найти Зейла. Но его не было ни в библиотеке, ни в офисе, ни в комнатах Тинни.

К ней подошел Крек:

— Вы что-то ищете, ваше высочество?

— Да, ищу его величество.

— К сожалению, я тоже нигде не видел его, но я могу спросить других слуг, где он.

— Да, это было бы хорошо. Большое спасибо.

— Вы будете у себя в комнатах, ваше высочество?

— Да.

Через пятнадцать минут в ее дверь постучал Крек и сообщил, что его величество никуда не выходил — его нет ни в спортзале, ни у брата, но он определенно где-то во дворце, только никто не знает, где именно.

Тут Ханну осенило. Должно быть, он на парапете старинного замка. Она взяла темно-синюю бархатную накидку и спустилась вниз, к старой крепости. Свет в этой части дворца был приглушен, но ей удалось найти каменную арку и винтовую лестницу, ведущую к вершине башни.

На вершине лестницы стоял охранник, но он поклонился и сразу же открыл перед ней дверь. Ханна сделала глоток свежего воздуха. Ночь была звездной, и огни расстилавшегося внизу города оттеняли яркий свет звезд. Она запахнула накидку и направилась вдоль высокой стены в поисках Зейла, думая обо всех, кто ходил той же дорогой на протяжении многих веков, прошедших с тех пор, как был воздвигнут этот замок. Она представила тревоги, надежды, мечты и страдания этих людей. Сейчас, спустя столько времени, политика, мода и технологии изменились, но человеческое сердце осталось тем же.

— Что ты здесь делаешь?

Голос принадлежал Зейлу. Ханна обернулась, вглядываясь в темноту, но ничего не могла разглядеть.

— Где ты?

— Здесь.

Он вышел из тени стены. Луна осветила его высокую фигуру и профиль. Выражения его лица не было видно, но его голос звучал резко и раздраженно.

— Мне очень жаль, что я так напугала тебя, но это было не то, о чем ты подумал. Это был не Алехандро. Я не говорила с ним с тех пор как была в Палм-Бич, и даже тогда между нами ничего не было.

Он ее не слушал.

— Мне наплевать, — ответил он.

— А мне не наплевать. Поэтому я и разыскала тебя. Я знаю, что со мной нелегко. Знаю, что я не та, которая тебе нужна. Мне бы так хотелось быть женщиной твоей мечты, твоим идеалом…

— Мне не нужен идеал, — резко перебил он, — но я не потерплю лжи и обмана.

— Прости меня. Но с тех пор, как я приехала, мне нужен был только ты.

Он недовольно фыркнул.

— Я говорю правду, Зейл. Я хочу быть только с тобой.

— Эммелина! — угрожающе прорычал он.

— Мне так жаль, что я разозлила тебя. Прости меня, пожалуйста…

— Эмме…

Она поднялась на цыпочки и поцеловала его. Его губы были холодными и плотно сжатыми, но сдаться она не могла. Она целовала его медленно, нежно, сжав его лицо ладонями, — и наконец его губы начали теплеть.

И тогда он ответил на ее поцелуй — резко, почти агрессивно, — но ей понравился его напор. Он запустил руку в ее волосы, наматывая шелковистые пряди на пальцы, запрокинул ее голову и раздвинул ее губы языком, проникая в мягкие глубины ее рта. Он целовал ее до тех пор, пока у него не закружилась голова, а перед глазами не заплясали звездочки. Затем он взял ее за запястья и прижал к холодной каменной стене.

— У нас ничего не получится, — хрипло проговорил он, прижимаясь к ней.

Она чувствовала тепло его пальцев на своих запястьях, его бедра, прижатые к ее собственным, и совершенно не испытывала страха — только удовольствие и… желание. Она желала его даже сейчас, когда он был в бешенстве и хотел наказать ее. Она знала, что он никогда ее не обидит. Он будет всегда защищать ее — даже от самого себя.

— Но кое-что у нас очень даже получается… Например, когда мы вместе… вот так.

— Но секса, даже отличного, недостаточно для успешного брака. Нужно нечто большее. — Его тон был жестким, резким, и все же он наклонил голову и поцеловал уголок ее рта.

— Но у нас могло бы быть большее, — запротестовала она, закрывая глаза и чувствуя, как его губы спускаются вниз по ее шее.

— Да, больше ссор, больше лжи. Но я не хочу этого.

— Ты обещал мне четыре дня. Осталось еще два. Дай мне их, пожалуйста…

— Нет.

— Но ведь завтра вечером будет Бал аметиста и льда. Это благотворительное событие, и было бы странно, если бы рядом с тобой не было меня.

— Было бы намного хуже весь вечер изображать, что у нас все хорошо.

Ханна вздрогнула. Зейл отпустил ее, отступая назад.

— Мне очень жаль, что я поступаю жестоко, но, Эммелина, мы оба знаем, что ты мне не подходишь.

Она поняла — эту битву ей не выиграть. Зейл всерьез намеревался отправить ее домой. А может быть, так будет лучше для них обоих — она уедет утром, и Зейл так и не узнает, что с ним была не Эммелина, а Ханна. Так и не узнает о том, что был обманут.

Он повернулся к ней спиной и посмотрел через балюстраду на огни города:

— Я устал. Устал говорить. Устал спорить. Устал спасать наши отношения.

— Я понимаю.

— Завтра утром я позвоню твоему отцу и скажу, что мы оба поняли, что не сошлись характерами, и решили расстаться.

— Хорошо.

Он посмотрел на нее через плечо:

— Лучше отменить свадьбу сейчас, чем в последнюю минуту.

— Согласна.

Он опустил голову и закрыл глаза, впиваясь пальцами в каменную стену:

— Тогда почему же так тяжело на душе?

К горлу Ханны подступил ком, а глаза защипало от слез.

— Потому что, несмотря на несходство характеров, у нас были сильные чувства друг к другу.

Он тяжело вздохнул:

— Мне очень жаль.

Она подошла к нему, обняла его за талию и прижалась щекой к его спине:

— Это я виновата. Ты меня прости.

— Уже поздно. Пора идти спать. Очень скоро наступит утро.

— Можно мне лечь спать с тобой?

— Не напрашивайся на неприятности.

Зейл был сильным и твердым, как техасские мужчины, которых она знала в юности, — мужчины, для которых понятия чести и порядочности не были пустыми словами.

— Я не доставлю тебе неприятностей, — прошептала она. — Я просто хочу быть рядом с тобой в нашу последнюю ночь.

— Я не изменю своего решения, Эммелина. Утром ты должна уехать.

— Я уеду.

Он так долго молчал, что она подумала, он откажет ей, но вместо этого он поднес ее руку к губам и поцеловал ее ладонь:

— Тогда мы проведем последнюю ночь вместе и попрощаемся утром.

Они занимались любовью на его большой кровати, под парчовым пологом. Зейл любил ее медленно, сдерживая свой оргазм до тех пор, пока она не достигала пика — один раз, затем другой. В каждой их ласке, в каждом поцелуе была особенная сладость, щемящая нежность. Закрыв глаза, Ханна наслаждалась прикосновением его сильного тела, теплом и мягкостью его кожи.

Она любила его — а он никогда не узнает об этом.

— Прости меня, Зейл, — одними губами прошептала она, целуя его грудь — как раз то место, под которым находилось его сердце. — Прости меня за то, что я — не та, кто тебе нужен.

Зейл не спал, хотя и был совершенно изнурен. Его ум был беспокоен, а грудь болела.

Неопределенность пугала его — для него она была сродни хаосу. А он всегда стремился держать все под контролем. Потому что в те редкие случаи, когда он ослаблял контроль, случались ужасные, трагические события.

Лейкемия Стефана. Гибель родителей. Приступы Тинни.

Контроль был самой важной вещью на свете. Именно поэтому он добился успеха в спорте. Он был талантлив, но лишь усердие, дисциплина и самопожертвование привели его к славе.

Усилия вознаграждались, а самопожертвование давало душевный покой. Это было просто как дважды два. Но с Эммелиной все было иначе. Его чувства к ней были необузданными, стихийными. С ней он едва сохранял самообладание — ему хотелось схватить ее за волосы, затащить к себе в пещеру, как первобытный человек, и запереть ее там, чтобы она принадлежала лишь ему одному. Может, тогда он был бы спокоен.

Вдруг она вздохнула, пробормотала что-то во сне и крепко прижалась к его груди. Он почувствовал жесточайшую боль. Как он мог любить ее? Как он может до сих пор сжимать ее в объятиях?

Глава 13

Проснувшись, Ханна поняла, что она одна. Простыни рядом с ней были холодными. Она перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку. Наступило утро. Зейл ушел, а она скоро уедет из дворца. При мысли о прощании с Зейлом ее сердце заболело. Как они попрощаются? Зейл придет к ней в комнату? Встретится с ней у двери? Или вообще не захочет видеться с ней и ничего ей не скажет?

Как только Ханна вышла из душа, в ее дверь постучала леди Андреа, чтобы обсудить планы на день.

— Сегодня будет бал, и вам предстоит весьма насыщенный день, — сказала она, заглядывая в календарь. — Утром вы будете пить кофе в офисе его величества, а затем отправитесь на примерку к месье Пьеру, который прилетел сегодня утром и привез платье, которое вы наденете на Бал аметиста и льда.

Так вот оно что, ошеломленно подумала Ханна. Он вызывает ее в офис, чтобы сказать ей пару слов, а затем указать на дверь. Как царственно! Как профессионально!

— Спасибо, — ответила она. — Скоро буду готова.

— Я не имею права ничего рассказывать, — произнесла леди Андреа, понизив голос, — но декорации бала просто потрясающие. Зал превратят в зимнюю сказку с ледяными скульптурами от пола до потолка.

Ханна не думала о бале — все равно ее там не будет. Она думала о Зейле. В минуту прощания она должна оставаться спокойной и невозмутимой.

Через двадцать минут она сидела в личном кабинете Зейла с чашкой кофе. Он расположился напротив нее и молчал. С тех пор как она пришла, он почти ничего не говорил и даже не притронулся к кофе.

— Ты хорошо спала? — наконец спросил он, нарушив молчание, ставшее невыносимым.

— Да, спасибо.

— Вчера я очень расстроился. Я подслушал твой разговор по телефону и почувствовал, что меня предали…

— Не переживай. Я все понимаю и не буду устраивать сцен…

— Я должен извиниться перед тобой, — перебил Зейл. — Я неправильно все понял. Ты мне не лгала — с тобой говорил не Алехандро.

Она встревожилась:

— Откуда ты знаешь?

— Вчера он получил травму во время матча в Буэнос-Айресе, его отвезли в хирургическое отделение, и он до сих пор не пришел в сознание. — Он посмотрел на нее, сохраняя бесстрастное выражение лица. — Полагаю, ты уже знаешь об этом…

— Я не знала.

Он отвернулся:

— Прости, Эммелина. Я понимаю, что у тебя к нему… сильные чувства.

— Мне жаль, что он травмирован, но я не люблю его.

— Правда?

Она посмотрела ему в глаза:

— Как я могу любить его, если мне нужен только ты?

Он долго изучал выражение ее глаз и наконец спросил:

— Даже после вчерашнего вечера, когда я был намерен выгнать тебя?

— Да.

Он был бледным, напряженным и расстроенным.

— Прости. Я должен был доверять тебе.

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить улыбку.

— Все мы ошибаемся.

— Простишь меня?

— Да.

— Я хочу, чтобы ты осталась и была рядом со мной на балу.

— Конечно. С удовольствием.

— Спасибо. — В его голосе слышалось облегчение, но выражение его лица оставалось мрачным. — Теперь возвращайся к себе на примерку бального платья.

Зейл смотрел ей вслед, пока за ней не закрылась дверь. На мгновение он ощутил себя покинутым. Ему было приятно находиться рядом с ней. Она ошиблась, сказав, что она — не та, кто ему нужен. Ему пора бы уже ослабить контроль и перестать видеть все в черно-белом свете. Пора открыться, повзрослеть, измениться… ради нее. Он вспомнил, как доверчиво она прижималась к нему во сне. Ему хотелось, чтобы так было каждую ночь. Хотелось жениться, жить с ней, иметь детей…

Ханна стояла в примерочной комнат королевы в узком белом платье в греческом стиле, которое никак не застегивалось.

И никто ничего не говорил.

Ни леди Андреа, сидевшая в углу с записной книжкой, ни Камилла с Терезой, стоявшие у дальней стены, ни Селин, маячившая за спиной у Антона Пьера, парижского дизайнера, прилетевшего накануне утром с платьем для бала и свадебным платьем.

Все молчали — но что можно было сказать?

Изящное облегающее шифоновое платье должно было легко спадать белой волной, но вместо этого ткань топорщилась под мышками, а молния на спине не застегивалась.

— Втяните живот, — сказал Антон Пьер, изо всех сил дергая застежку вверх. Выражение его лица было неодобрительным.

— Я и так стараюсь, — ответила Ханна, вздрогнув, когда замок защемил кожу на ее спине.

— Еще, — настаивал модельер.

Она вскрикнула — замок снова захватил кожу.

— Ой! Мне больно.

Антон Пьер недовольно всплеснул руками:

— Если уж это платье вам мало, в свадебное платье вы тем более не влезете. Ваши бедра и грудь просто огромны, ваше высочество. Что вы ели?

— Я мало ем, — ответила Ханна, зная, что за последние несколько дней она сбросила как минимум два килограмма.

— Что за чушь! Спорю, что в последнее время вы налегаете на масло и конфеты, ваше высочество. Я уже несколько лет одеваю вас, и вы всегда просили, чтобы я говорил вам правду. Так скажу вам честно — вы растолстели. У вас лишний жир. — Он ущипнул ее кожу под бретелькой бюстгальтера. — Вам нужно срочно сбросить пять килограмм, иначе вы не сможете надеть свадебное платье. Я шил его для принцессы, а не для слона.

— Убирайтесь! — Голос Зейла так прогремел на всю примерочную, что одно из зеркал задребезжало. — Убирайтесь, Пьер, пока я лично не вышвырнул вас отсюда. — Затем он повернулся к леди Андреа: — Как вы можете позволять модельеру так разговаривать с ее высочеством? Где ваша преданность и лояльность? Вам, пожалуй, тоже следует собрать вещи и улететь домой вместе с месье Пьером.

Леди Андреа едва сдерживала рыдания.

— Простите, ваше величество. Я как раз хотела вмешаться…

— Когда? — перебил Зейл. — Я стоял за дверью и все слышал. Когда вы собирались вмешаться? Как далеко вы позволили бы ему зайти?

Леди Андреа покачала головой, утирая слезы.

— Больше ни слова. Собирайте вещи, — приказал Зейл. Он повернулся к Селин, Камилле и Терезе: — А вы трое? Что скажете в свое оправдание? Почему никто из вас не защитил ее высочество?

Глаза Селин расширились от ужаса.

— Я должна была это сделать, ваше величество. Но я побоялась.

— Почему?

Селин перевела взгляд на Ханну и обратно на Зейла:

— Я думала, что не имею права, потому что месье Пьер — знаменитость, любимый модельер принцессы Эммелины… — Ее голос стих. — Мне тоже собирать вещи?

Зейл посмотрел на Ханну, стоявшую на табурете и прижимавшую к груди расстегнутое платье.

— Пусть ее высочество принимает решение насчет вас. А теперь попрошу вас всех удалиться. Я хочу поговорить с принцессой Эммелиной наедине.

Когда все ушли, Зейл подошел к Хане:

— Дай руку.

Она протянула ему руку, и он помог ей спуститься с табурета на пол.

— Повернись, — приказал он.

Она повернулась. Он расстегнул молнию, и платье упало к ее ногам.

— Как ты могла позволить ему так разговаривать с тобой? — гневно проскрежетал он.

— Я должна быть худой… — прошептала она.

— Чушь. Ты отлично выглядишь — я не вижу в тебе ни единого изъяна.

Ее глаза наполнились слезами.

— Да, но дизайнеры предпочитают очень стройных моделей — на них одежда всегда смотрится лучше.

— Мне плевать на одежду. Меня интересуешь ты.

— Правда?

— Неужели не видно? С тех пор как ты приехала, я не могу оторваться от тебя.

— Я думала, это признак здорового сексуального влечения.

— Все так, но я всегда мог контролировать свое влечение — пока не встретил тебя.

— Ты говоришь так, как будто это проблема.

— Так и есть. Я горжусь своим самообладанием, но ты бросила ему вызов — и постоянно бросаешь вызов мне самому. Но я рад — это только доказывает силу моих чувств к тебе. — Он вздохнул, и его лицо снова помрачнело. — И как только Пьер посмел так разговаривать с тобой? Я чуть не поколотил его! Мне до сих пор хочется догнать его и сбить с него спесь.

Он был зол — страшно зол и не похож на самого себя, всегда сдержанного короля Зейла Патека.

— Но как же сегодняшний бал? Мне нужно что-то надеть.

— Не проблема. Я знаю одну местную модельершу, которой Антон Пьер в подметки не годится.

— Ты думаешь, она все исправит?

— Не только исправит, но и улучшит. Ева сделает из этого, на мой взгляд, скучного платья нечто потрясающее. Ведь ты — потрясающая женщина и заслуживаешь такого же платья.

Ее сердце подпрыгнуло. Зейл только что назвал ее потрясающей — так ее отец называл ее покойную мать. Это слово она всю жизнь хотела услышать.

— Спасибо.

Он привлек ее к себе, и их губы соединились в медленном, жадном поцелуе. Его руки скользнули к ее бедрам. Он был возбужден, но после очередного долгого поцелуя мягко отстранил ее:

— Мне надо сделать несколько звонков, чтобы разыскать Еву — иначе у тебя не будет платья на сегодняшний вечер.

Она одарила его озорной улыбкой:

— Не беспокойся. Я пойду голой.

— Только попробуй, — прорычал он.

Ханна засмеялась. Когда он ушел, она бросилась на кровать и радостно потянулась, вспоминая, как Зейл ворвался в примерочную и выгнал Пьера. Это было похоже на сцену из фильма — Зейл Патек, прекрасный принц, прискакал на белом коне, чтобы спасти принцессу от злодея. Вдруг телефон в ящике ее стола зажужжал — ей пришло сообщение. Она знала, что оно от Эммелины. Нутром чуяла. Но на этот раз ей не хотелось знать, что скажет ей принцесса.

Прошла минута, затем другая. Наконец Ханна нехотя достала телефон. Сообщение действительно было от Эммелины.

«Я не приеду в Рагуву. Свадьба отменяется. Когда вы уедете, я все расскажу Зейлу. Напишите мне сообщение, когда будете уезжать. Простите».

Ханна заморгала, перечитала сообщение — и почувствовала, что все рушится и летит в пропасть. Ее усилия были напрасны. Эммелина не выйдет замуж за Зейла. Зейл будет обижен и безмерно зол. Она перечитывала сообщение снова и снова, но оно оставалось все тем же. Эммелина не приедет. А ей, Ханне, нужно уезжать. Нет, она не может сделать это сейчас, за несколько часов до бала. Она не может так унизить Зейла. Но она уедет завтра же утром.

Глава 14

Вечером, за три часа до бала, Ханна лежала на массажном столе — ей делали шведский массаж. Свет был приглушен, горели свечи, играла тихая инструментальная музыка. Это был сюрприз, организованный для нее Зейлом, но она была слишком взвинчена, чтобы получать удовольствие.

— Вдохните поглубже, — ласково сказала массажистка, втирая ароматное лавандовое масло в напряженные плечи Ханны. — Теперь выдохните. Медленно, еще медленнее. Хорошо. Еще раз.

Ханна старалась делать то, что ей говорили, но ей было трудно расслабиться.

Она ненавидела Эммелину. Зачем она отправила ее сюда? Ханна не должна была соглашаться даже на один вечер этой игры. Если бы только она не села на самолет! Если бы только отказалась участвовать в этом обмане!

— Ваше высочество, — сказала массажистка, разминая ее плечи, — забудьте обо всем. Думайте только о дыхании. Постарайтесь отключиться от всего на ближайшие полчаса и просто наслаждайтесь моментом.

Наконец каким-то чудом ей удалось расслабиться в умелых руках массажистки. Но как только она вернулась в ванную, чтобы принять душ, беспокойство обрушилось на нее с новой силой.

Ханна всегда гордилась своим умением решать самые сложные задачи, которые подкидывал ей ее требовательный босс, шейх аль-Кури. Он сменил более десятка секретарш, прежде чем нашел Ханну, которая свободно говорила на четырех языках и легко управлялась с нескончаемыми делами, которыми ей приходилось заниматься. Она блестяще справлялась со всем, о чем он просил ее. Организовать конференцию по защите окружающей среды с участием сотрудников нефтяных компаний? Не проблема. Устроить благотворительный турнир по поло в Дубае, а потом в Буэнос-Айресе? Легко.

Ханна обожала сложные задачи. Единственным, чего она отчаянно хотела, но не могла сделать, было защитить Зейла от надвигающихся на него бед. От правды.

Ева, рагувийский дизайнер, переделала платье Ханны, украсив его вышитыми цветами из драгоценных камней на лифе и аметистовыми лепестками, спускавшимися по бедру к ее ногам. На бал Ханна надела туфли без задников, украшенные камнями спереди. Ее светлые волосы были собраны в высокую прическу и заколоты шпильками с цитринами и аметистами. В ее ушах были длинные прямоугольные серьги из розового золота, бриллиантов и аметистов, на запястье — браслет, и, опираясь на руку Зейла, она чувствовала себя настоящей принцессой.

— Ты прекрасна, — сказал Зейл, когда они остановились в дверях банкетного зала, украшенного зимними декорациями и массивными ледяными колоннами. — Просто богиня.

Ханна просияла:

— Не знаю, что и ответить.

Зейл, одетый в черный фрак, белую рубашку, белый жилет и галстук, тоже выглядел потрясающе — особенно когда улыбался.

— Просто скажи «спасибо», — ответил он с улыбкой.

Зал был украшен огромными ледяными скульптурами и деревьями, покрытыми инеем и гирляндами из миниатюрных белых лампочек. Единственным цветовым пятном посреди этой белизны были элегантные платья дам в фиолетовых, пурпурных и сиреневых тонах.

— Ну и как тебе? — спросил Зейл, когда они уселись за стол.

— Просто волшебно. Я чувствую себя принцессой из сказки.

— Из какой именно?

— Из «Золушки». — Ханна слегка коснулась одного из аметистовых цветов на поясе платья. — Ева взмахнула волшебной палочкой — и я превратилась в принцессу на твоем балу.

Лакеи в форме наполнили их бокалы шампанским.

— За мою принцессу, — поднял бокал Зейл.

— За моего короля, — ответила Ханна, чокаясь с ним.

— Интересно, все ли рагувийские короли женились на принцессах? — спросила она, ставя бокал на стол. — Ни один из них не женился на… простолюдинке?

— За прошедшие двести лет это случилось лишь однажды, и тому королю пришлось отказаться от трона.

— А почему невеста обязательно должна быть королевской крови?

— Наша монархия ведет свою историю от королевского рода, которому около тысячи лет, и народ Рагувы долго боролся за сохранение монархии, хотя сейчас мы, как и Брабант, являемся конституционной монархией.

Ханна нахмурилась:

— Неужели в вашей конституции прописано, что король должен жениться на особе королевских кровей?

— Да.

— И ты не мог бы жениться на простолюдинке?

— В таком случае мне пришлось бы отказаться от трона.

— И ты этого не сделал бы?

— Не смог бы.

— Почему?

— Я никогда не поставлю свои личные интересы выше интересов моей страны.

Она провела пальцем по ножке бокала, глядя, как пузырьки поднимаются на поверхность.

Даже если бы Зейл любил Ханну Смит, он бы ее не выбрал.

— А ты когда-нибудь встречался с простой девушкой?

— Все мои подружки были простыми девушками. Ты моя первая принцесса.

Но и она не была настоящей принцессой. На сердце Ханны стало еще тяжелее. Вдруг Зейл встал и протянул ей руку:

— Позвольте пригласить вас на танец, ваше высочество.

Оркестр начал играть до боли знакомую Ханне любовную песню, которую она часто играла на гитаре в юности.

— Твоя любимая песня, — пробормотал Зейл, привлекая ее к себе.

Ее бросило в жар. Откуда он знал? А потом, когда его рука легла на ее спину, согревая ее через тонкое платье, она вспомнила, что он имеет в виду Эммелину. Но Эммелина не приедет. Все кончено. Завтра рано утром она незаметно исчезнет, оставив ему записку. Он возненавидит ее, да и она никогда не простит себе то, что обманула его.

— Ты чудесно танцуешь, — прошептала она.

— Потому что ты — моя идеальная партнерша.

Она подняла голову и сразу же утонула в глазах Зейла.

— Ты сегодня щедр на комплименты.

— Я счастлив.

Он действительно выглядел счастливым — его карие глаза лучились.

— Я рада.

— Выходи за меня замуж, Эммелина.

— Мы же и так собираемся пожениться.

— Я снова делаю тебе предложение. Давай начнем сначала — не ради наших семей и стран, а ради нас самих. Выйдешь за меня замуж?

Ее глаза наполнились слезами, и она заморгала:

— Ты меня удивляешь.

— Я должен был сделать это с самого начала.

— Не знала, что ты такой романтик.

Он посмотрел ей в глаза:

— Это означает «да»? Или тебе нужно время подумать?

Ее сердце сжалось. Как она может отвергнуть его?

— Да.

Он улыбнулся широкой, совершенно неотразимой мальчишеской улыбкой:

— Слава богу. Я порой думал, что ты оставишь меня одного у алтаря.

Он поддразнивал ее — но она внутренне дрожала, зная горькую правду. Зейл ощутил мурашки на ее руках и притянул ее поближе к себе:

— Тебе холодно?

— Немного.

Она крепче прижалась щекой к его груди — и вспомнила «Золушку». В этой сказке волшебство кончилось, когда часы пробили полночь. Карета превратилась в тыкву, Золушкино платье — в лохмотья, а она сама снова стала никем. Песня кончилась. Зейл поднес руку Ханны к губам и поцеловал ее пальцы:

— Спасибо.

Она посмотрела на него, на его прекрасное лицо, которое так глубоко запало ей в сердце.

— Ты когда-нибудь любил по-настоящему?

— Да.

— И она была простой девушкой?

Он кивнул.

— И что случилось?

— Мои родители умерли, и я стал королем.

— И тогда ты расстался с ней?

Он снова кивнул и нежно откинул локон с ее лица.

— Было больно, — признался он, — но я должен был порвать с ней. Иначе я не был бы сейчас здесь с тобой.

Зейл увидел, что ее щеки порозовели, а цвет ее глаз стал сапфировым от навернувшихся слез. Она никогда еще не была такой прекрасной — и в то же время такой ранимой и хрупкой — со дня приема в честь их помолвки. Но он понимал, что она была измотана прошедшей ночью — они оба мало спали.

— Смотри, вон наши друзья, — сказал он, указывая в дальний конец комнаты и беря ее за руку. — Пойдем поздороваемся.

Весь вечер он представлял ее разным людям — членам правительства, парламента, важным персонам со всех уголков мира. Но теперь он вел ее к близким друзьям, людям, которых Эммелина любила. Это были греческий принц Ставрос Каллас и его невеста, блистательная греческо-английская наследная принцесса Деми Ноулз. Принц Ставрос приходился Зейлу двоюродным братом и с детства дружил с Эммелиной. Когда Ставрос сделал Деми предложение, Эммелина была счастлива — она много лет общалась с Деми. Они с ней часто бывали вместе в элитных ночных клубах Европы.

— Эти двоих ты наверняка знаешь, — сказал Зейл. — Может, ты представишь меня им?

Эммелина не ответила. Она смотрела в пол, и он заметил страх в ее глазах.

— Ваше высочество, — дразнящим тоном проговорил он, — сделайте мне честь…

Эммелина улыбнулась, но ее лицо было напряжено. Она протянула руку Ставросу:

— Я очень рада снова увидеться с тобой.

Ставрос посмотрел на руку Эммелины, потом на Зейла, снова на Эммелину и, наконец, медленно взял ее за руку.

— Я тоже, — смущенно ответил он. — Отлично выглядишь, Эммелина.

Зейл нахмурился, Деми тоже была в замешательстве. Вдруг выражение ее лица прояснилось.

— Ах, Эми, теперь я поняла! Ты потешаешься над американцами с их странными замашками. Ты же только что вернулась из Палм-Бич, с турнира по поло. Говорят, там было полно народу.

— Да, — вежливо согласилась Эммелина. — Вы здесь надолго?

За вопросом Эммелины последовало неловкое молчание, и даже Деми нахмурилась.

— До вашей свадьбы, разумеется, — растерянно ответила она. — Если только ты не решила исключить меня из числа подружек невесты.

Ставрос и Деми озадаченно переглянулись. Зейл взял Эммелину за руку — она дрожала.

— Нет, — ответила Эммелина, нарушая тягостное молчание. Она улыбалась, но явно нервничала. — Не говори ерунды. Как я буду выходить замуж без тебя?

Ставрос улыбнулся, а Деми обняла Эммелину. Но Зейла было трудно обмануть — он понимал, что с Эммелиной что-то не в порядке.

Они отошли в сторону.

— Все нормально? — тихо спросил Зейл.

Она покачнулась:

— Мне нехорошо.

— Я вижу. — Он обнял ее за талию и повел через узкую дверь, спрятанную в стене зала, в маленькую комнатку, где он подхватил ее на руки и уложил на кушетку, стоявшую в углу.

Она лежала с закрытыми глазами, не двигаясь.

— У тебя слабость?

Она кивнула.

— Тебе что-нибудь принести?

Из-под ее ресниц потекли слезы.

— Ничего.

Зейл вызвал лакея:

— Бренди и воды, пожалуйста.

Лакей быстро вернулся с бокалом бренди и водой. Зейл протянул бокал Эммелине:

— Выпей, тебе полегчает.

Она села, вытерла слезы и сделала глоток обжигающей жидкости, затем еще. Зейл поднялся.

— Теперь тебе лучше?

— Да.

Но ее зубы стучали, и она все еще была бледна. Зейл снял пиджак, накинул его на ее плечи, а сам встал перед холодным камином.

— Ты не узнала их, — резко сказал он. — Ты до сих пор не знаешь, кто они.

Она подняла голову и посмотрела на него из-под опущенных ресниц:

— Не знаю.

— Но ты же пожала руку Ставросу! Вы с ним дружили в детстве.

— Я… я поставила тебя в неловкое положение.

— Нет. Дело не в этом. Я просто не понимаю — как ты можешь не знать их?

Она сидела, сконфуженно опустив голову, и молчала. Но Зейлу не нужны были извинения — он хотел ответов.

— Ты принимаешь лекарства? Стимуляторы, успокоительные, анальгетики?

— Нет.

— Таблетки для похудения?

— Нет.

— Куришь, нюхаешь что-нибудь.

Она посмотрела на него в ужасе:

— Нет!

— Так что же с тобой происходит, черт возьми?!

— Я просто устала. Я очень мало сплю в последнее время…

— Дело не в этом. Ты же вечно путешествуешь.

— Но последние дни выдались очень тяжелыми! У нас были проблемы, и до свадьбы остается всего несколько дней…

— Не верю, что тебе так уж тяжело. Ты же Эммелина д’Арси, стресс для тебя — обычное дело. Скажи мне, почему ты так себя вела. Что случилось?

— Я и говорю, но ты не слушаешь.

— Ты лжешь мне. По твоему лицу все видно. А мне нужна правда.

Она сделала еще один глоток бренди:

— Может, присядешь?

Он вспыхнул:

— Я лучше постою.

Она кивнула:

— Тебе будет нелегко.

— Прошу тебя, — нетерпеливо простонал он. — Не надо сцен.

Она подняла голову и посмотрела на него ничего не выражающим взглядом. После долгого молчания она наконец произнесла, пожимая плечами:

— Я не Эммелина.

Глава 15

Зейл заскрежетал зубами. Не Эммелина? Что за вздор!

— Сейчас не лучшее время для выяснений, — сказал он, стараясь сохранять самообладание. — Давай побыстрее разберемся с этой темой и вернемся в зал, к нашим гостям.

— Я не Эммелина, — бесстрастно повторила она. — Я Ханна. Ханна Смит.

Он хотел было засмеяться, но выражение ее лица было серьезным. Зейл сел:

— Что значит — ты не Эммелина?

— Я притворялась, — прошептала она. — Хотела оказать Эммелине услугу. Я должна была заменить ее всего на несколько часов, чтобы она могла съездить к друзьям, но она не вернулась, и мне пришлось сесть на самолет и прилететь сюда.

Он в недоумении уставился на нее.

— Я вызову врача, — мягко сказал он. — Мы позаботимся о тебе…

— Я не больна, — тихо, но твердо перебила она. — Просто очень глупа. Непростительно глупа. Я не ожидаю, что ты простишь меня, просто тебе пора узнать правду. — Ее щеки наконец порозовели. — Я американка и работаю в Далласе секретарем арабского шейха Макина аль-Кури…

— Я знаю шейха аль-Кури. Он устроил турнир по поло в Палм-Бич.

— Я его организовала и там встретилась с ее высочеством принцессой Эммелиной. Нас так часто принимали друг за друга, что она попросила о встрече со мной. Ей была нужна моя помощь…

— В том, чтобы сыграть ее роль?

Она кивнула:

— Ее высочество сказала, что не сможет уехать из Палм-Бич под своим именем, и покинула отель, выдав себя за меня…

— Куда она уехала?

— Не знаю. Этого она мне не говорила. Она лишь сказала, что ей нужно было решить какую-то проблему, и обещала вернуться через несколько часов. Но она не вернулась — ни в тот день, ни на следующий. Поэтому я здесь.

Они не вернулись на бал — он закончился без них. Зейл отвел Ханну в комнаты королевы, а потом отправился на парапет башни на полчаса. Он не мог в это поверить. Эммелина оказалась не Эммелиной, а американской секретаршей по имени Ханна Смит?

Не может быть.

В мире не существовало двух Эммелин — тем более что Эммелина д’Арси была редкостной красавицей. В целом мире не было женщины с таким же лицом, такой же улыбкой, такими же движениями… А значит, Эммелине плохо, и он должен увезти ее из Рагувы, подальше от всей этой суеты с подготовкой к свадьбе.

— Не знаю, как долго меня не будет — неделю, может, две. Пусть прислуга ее высочества поможет ей собрать чемодан.

Крек был в замешательстве:

— Собрать другой чемодан, ваше величество?

— Нет, Крек. Ей нужен только один.

— Но ее высочество только что ушла вниз с маленьким чемоданом. Ее служанка нашла на полу в гостиной вот что… — Он вытащил из кармана брюк телефон Эммелины. — Наверное, она его выронила по дороге.

Зейл взял телефон и повертел его в руках. Злополучный телефон. Он открыл список входящих сообщений в телефоне.

В нем было сообщение от Эммелины!

Внутри у Зейла все сжалось. Когда Крек ушел, ему захотелось швырнуть телефон на пол, но вместо этого он сел на ближайший стул и прочел все сообщения, входящие и исходящие, начиная с самого первого. У него было время — он знал, что Эммелина, или Ханна, или кем она там еще была, никуда не уйдет. Ворота дворца были всегда закрыты, и никто не мог покинуть его без разрешения Зейла.

Ханна собрала чемодан и переоделась в дорожную одежду, но выйти из дворца не смогла. Ворота были закрыты, а стоявшие на страже охранники даже не смотрели в ее сторону. Она попыталась убедить их выпустить ее, но они вели себя так, будто она была пустым местом. Она сдалась и села на передние ступени дворца. Была ясная, прохладная ночь, и ей стало холодно, но легче было замерзнуть насмерть, чем возвращаться во дворец.

Вдруг за ее спиной раздался низкий голос Зейла:

— Ханна Смит, вы должны кое-что объяснить мне.

Она медленно поднялась, зная, что следующий разговор с Зейлом будет ужасен.

Она была права. Он часами допрашивал ее, снова и снова повторяя все те же вопросы. Было половина четвертого утра, а Зейл с каждой минутой становился все злее.

— Вы нарушили закон, — сказал он, когда она наконец замолчала, устав говорить и добиваться от него понимания. — Слишком много законов. Вы не просто выдавали себя за принцессу Эммелину, вы виновны в мошенничестве и лжесвидетельстве.

Ее тело дрожало от усталости.

— Мне действительно очень жаль.

— Этого недостаточно.

— А что я могу сделать, чтобы исправить положение?

— Ничего. Чем больше я думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь в том, что вас надо бы посадить в тюрьму на пару лет.

— Зейл!

Но он был неумолим:

— Вы понимаете, что совершили преступление?

— Я не думала, что мне придется ехать сюда. Я не соглашалась на это…

— И все же вы приехали.

Ханна беспомощно пожала плечами:

— Я продолжала верить, что Эммелина вернется, и тогда мы снова поменяемся местами, и все.

— Но это же преступление! Въехать в страну обманным путем, находиться в ней под чужим именем, вмешиваться в государственные дела. По любой из этих статей вам дали бы суровый приговор, но вы нарушили все три! — Он покачал головой. — Как вы могли?

— Я не знаю. — Ханна чувствовала себя ужасно. — Мне нет оправдания. Я просто идиотка. Сразу же как я приехала сюда, я знала, что будут неприятности, но я не знала, как положить конец этой игре. И вы сразу же мне понравились. Я влюбилась в вас…

— Не надо об этом.

— Но это правда. Я влюбилась в вас с первого взгляда, хотя и знала, что вы собираетесь жениться на Эммелине. Но она не приезжала, и поэтому я не могла уехать отсюда.

— Поэтому вы решили остаться и изображать принцессу, думая, что никто не узнает правду?

Она закусила губу. Да, именно на это она столь наивно надеялась.

— Подумать только, я почти влюбился в вас. В обманщицу, самозванку! Боже мой, я даже спал с вами…

— Вы не можете винить меня в этом. Вы и сами хотели этого…

— Да, потому что я принимал вас за мою невесту и не знал, что вы — американка, решившая поразвлечься, изображая принцессу.

— Но это не так. Я не хотела предавать вас или Эммелину…

— Но вы это сделали. Более того, вы легли со мной в постель и получили удовольствие. — Он подошел к ней, схватил ее за волосы и поднял ее голову вверх. — Правда?

Ее челюсти сжались, и во взгляде вспыхнула немая ярость. Зейлу это понравилось. «Пусть она злится, — думал он. — Пусть страдает. Пусть почувствует хоть десятую долю моего стыда и боли».

Зейл отпустил ее, чувствую отвращение к ней, к себе, ко всей ситуации.

— Так где же сейчас Эммелина? — спросил он, отступая. — Почему ее нет здесь?

— Я не знаю. Она мне не сказала.

Он отвернулся и подошел к окну, за которым мерцали огни города.

— Я позвоню ее отцу и расскажу обо всем. Надо будет сказать гостям, что свадьба отменяется.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Да. Можете уезжать. — Зейл говорил, стоя спиной к Ханне. — Чтобы утром вас здесь не было. И чтобы я вас больше никогда не видел.

Ханна уехала до рассвета. На этот раз охранник выпустил ее, и она вышла на улицы города. Худшее уже случилось — Зейл узнал, кто она такая, узнал, что Эммелина не приедет. Теперь она могла вернуться к своей жизни, своей работе и друзьям. Именно этого она и хотела. Она была расстроена, но знала, что все будет хорошо. Она сильная, и, может быть, если ей повезет, она снова встретит свою любовь.

Дойдя до центра старого города, Ханна отправилась на вокзал купить билет на поезд, но обнаружила, что у нее очень мало денег — она оставила свои кредитные карты в отеле в Палм-Бич. Нужно было, чтобы отец прислал ей денег, а кто-то из секретарей в Далласе — ее паспорт. Она запустила руку в карман за телефоном, чтобы позвонить отцу, но телефона не было. Она начала искать его в других карманах, а затем в чемодане, но так и не нашла. Наверное, она оставила телефон во дворце или выронила по дороге.

Возвращаться во дворец и снова общаться с Зейлом ей не хотелось. Она не выдержала бы еще один разговор с ним. Прошлой ночью она была Золушкой на балу и танцевала с королем — а теперь, как и в сказке, она снова стала никем.

Она закрыла чемодан и встала посреди платформы, мечтая о том, чтобы у нее была фея-крестная, которая решила бы все ее проблемы. Но Ханна Смит жила в реальном мире…

Пожилой мужчина, работавший в билетной кассе, вышел из-за прилавка и подошел к Ханне.

— Вам помочь? — спросил он на смеси английского и рагувийского.

— Я хочу найти дешевый отель на пару ночей, пока отец не пришлет мне деньги.

Мужчина указал на здание на другой стороне улицы:

— Вот чистый и недорогой отель. Скажите им, что вас прислал Альфред.

Она улыбнулась:

— Хорошо, спасибо.

Женщина за стойкой регистрации сразу же приняла ее и сама проводила в номер. Когда Ханна сказала, что ей нужен телефон, чтобы позвонить в США, женщина дала ей свой мобильный.

Но Ханне так и не удалось дозвониться до отца. К концу дня она смирилась с тем, что останется в Рагуве еще на день, если не дольше.

В первый день после отъезда Ханны Зейл жаждал мести. Он хотел догнать ее и заставить страдать так же, как страдал он сам.

На второй день он все еще злился и планировал месть, но теперь ему хотелось сделать с ней, с ее телом… что-то приятное. Он ненавидел себя за то, что думал о ней, а еще больше — за то, что желал ее. Она обманула его, разыграла его, и он должен был бы презирать ее.

Но он не мог. Потому что… любил ее.

До нее он любил лишь однажды — шесть лет назад, когда жил в Мадриде. Она была блистательной испанской красавицей, умной и веселой, но, когда погибли его родители, он ушел из футбола, порвал с ней, вернулся в Рагуву и больше никогда не оглядывался назад. Он знал, как не оглядываться на прошлое, как быть суровым и безжалостным. Но когда он думал о Ханне, ему не хотелось быть суровым и безжалостным — и все же он знал, что найдет ее и заставит заплатить за содеянное.

На третий день утром он начал искать информацию о ее местонахождении. К полудню его усилия так и не увенчались успехом, и он обратился к Креку. Оказалось, ему нужно было начинать с Крека, потому что тот уже знал, где искать Ханну.

— В отеле «Дивок», ваше величество, под именем Ханны Смит.

— Откуда вы узнали?

— Ее высочество легко заметить, и слухи о ней быстро распространяются.

— Мне никто ничего не говорил.

— Все знали, что вы несчастливы с ней…

— А знали ли почему?

Крек пожал плечами:

— Влюбленные ссорятся…

— Гости знают, что свадьба отменяется?

— Да, но они надеются, что вы опомнитесь и простите ее.

— Этого не случится.

— Что ж, дело ваше.

— Крек, я знаю, вы слышали, как мы ссорились, а также знаю, что половине людей во дворце известна правда о ней. Она — не Эммелина д’Арси, а американская самозванка.

— Да, ваше величество.

— Крек!

Дворецкий поклонился:

— Вы пойдете искать ее?

— Да.

Зейлу было неприятно ехать в отель в сопровождении охраны, но и один он не мог поехать — существовали определенные правила. Даже у себя на родине он должен был думать о собственной безопасности.

Женщина на стойке регистрации была очень любезна — она сразу же провела Зейла и четырех его охранников на первый этаж, где находилась комната Ханны Смит. Зейл постучал в дверь — раз, потом другой. Наконец Ханна чуть приоткрыла дверь и выглянула наружу — бледная, со спутанными волосами и глубокими тенями под глазами. Шторы в комнате были задернуты, хотя время близилось к полудню.

Она изумленно посмотрела на него:

— Что вы здесь делаете?

— Я не знаю, — мрачно ответил он. — Можно войти? Коридор — не лучшее место для личных разговоров.

Она кивнула.

Пока охранник Зейла ждал в холле, Ханна раздвинула шторы и расправила смятое покрывало на кровати. Зейл оглядел маленькую, скромно обставленную комнату с букетом фиалок на столе.

— Почему вы все еще здесь?

Она вздрогнула от его резкого тона:

— Потому что у меня не хватает денег, чтобы уехать.

— Вы должны были сказать мне.

— И что бы вы сделали? Рассмеялись бы мне в лицо? Или бросили бы меня в тюрьму?

Он пожал плечами:

— Я был зол. И до сих пор злюсь.

Она села на кровати:

— Мой отец отправил мне кредитную карту и паспорт экспресс-почтой — они должны прийти сегодня. Я скоро уеду.

— Если я арестую вас, вы никуда не уедете.

— Так вот почему вы привели сюда столько охранников! Ожидаете, что я буду царапаться и кусаться?

— Похоже, вас не очень-то мучает совесть.

— А что еще я могу сказать, кроме того, что уже сказала? Я уже сто раз извинилась, причем абсолютно искренне…

— Так извинитесь еще раз.

По ее спине пробежали мурашки.

— Мне очень жаль.

— И это самое искреннее ваше извинение?

— Я принесла вам искренние извинения два дня назад, но вам было плевать.

— Ну и что? Я хочу услышать их снова. Хочу, чтобы вы доказали свою искренность.

— Как?

Он окинул ее жарким взглядом с головы до ног:

— Уверен, вы можете что-нибудь придумать.

— Вы вышвырнули меня из дворца, а теперь ждете, что я приглашу вас в свою постель?

— А почему нет?

— Потому что я не хочу спать с вами, — со злостью ответила она. — Вы вели себя отвратительно. Подло и жестоко.

— Согласен. Так как вы собираетесь удовлетворить меня?

— Никак.

— И все же вы это сделаете.

Он подошел совсем близко к ней. Бежать было некуда — за дверью стояло четверо охранников.

— Но зачем? — прошептала Ханна, облизывая губы.

— Потому что я помню, что вы сказали мне ночью после бала. Вы влюбились меня с первого взгляда. Может, вы и это выдумали, как и все остальное?

Она посмотрела ему в глаза, чувствуя его напряжение. Он едва сохранял самообладание.

— Нет, — тихо проговорила она. — Я действительно влюбилась в вас с самого начала. Я понимала, что притворяться Эммелиной нехорошо, но мне так нравилось быть рядом с вами…

— Вам нравилось быть со мной?

Она кивнула:

— Больше, чем с кем-либо еще.

Он запустил руку в ее волосы:

— Мне тоже ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

Ее сердце забилось быстрее.

— Так что же нам теперь делать? — спросил Зейл.

— Ты больше не злишься?

Его рука спустилась вниз, к ямке между ключицами, где неровно бился ее пульс.

— Злюсь, но это не меняет то, что я чувствую.

Она задрожала при его прикосновении, а во рту у нее пересохло.

— И что же ты чувствуешь ко мне?

Его глаза заблестели.

— Любовь.

Она ошеломленно посмотрела на него:

— Ты… любишь… меня?

Он опустил голову, слегка касаясь ее губ своими:

— Да… вот такой я дурак.

Она закрыла глаза:

— Вовсе не дурак. Ведь я так люблю тебя…

— Скажи это еще раз.

Открыв глаза, она увидела желание и надежду в его взгляде.

— Я люблю тебя, Зейл. Больше, чем любила кого-либо другого в своей жизни.

Глава 16

Ханна лежала в объятиях Зейла. За окнами садилось солнце. Оранжево-красные цвета облаков тускнели, и поперек площади легли сиреневые тени. Они провели несколько часов в постели, занимаясь любовью. Теперь в их ласках была нежность и горечь расставания. Зейл должен был жениться на особе королевских кровей. С пятнадцати лет он знал, что женится на принцессе Эммелине.

Но все изменилось в мгновение ока — Эммелина не выйдет за него замуж, а женщина, которую он любит, не принадлежит к королевскому роду. Чувство долга требовало, чтобы он ушел от Ханны. Здравый смысл подсказывал то же самое. И все же Зейл чувствовал, что Ханна так же важна для него, как и Тинни. А от Тинни он не ушел бы никогда.

Но кто займет престол, если он выберет Ханну? Кто сможет управлять страной?

У него были двоюродные братья, но все они теперь жили за границей — в Сиднее, Париже, Сан-Франциско, Лондоне и Буэнос-Айресе. В больших, ярких, интересных городах. Никто из них не мог заменить его. Его старший кузен, Эммануэль, был добрым и образованным человеком, но у него было слабое здоровье. Младший брат Эммануэля, Николас, был весьма обаятелен, но любил тратить деньги и не вылезал из долгов.

Так кто же будет королем Рагувы, если Зейл отречется от престола?

Ханна положила руку на грудь Зейла.

— Не надо, — пробормотала она. — Делать нечего. Мы оба знаем, чем все закончится. Утром я уеду.

— Нет.

— Мне не хочется уезжать, но я не смогу дать тебе наследников.

— Не хочу терять тебя.

— Если я уеду, будет лучше. Лучше расстаться тихо и быстро. Чем дольше я буду оставаться здесь, тем хуже будет.

— Я слишком многое потерял в своей жизни, Ханна. Как я могу потерять еще и тебя?

Ханна долго молчала.

— Не знаю, — наконец произнесла она. — Но это единственный выход. Ты не можешь покинуть свою страну и оставить Тинни.

— Тинни мог бы поехать вместе с нами.

— Но дворец — его единственный дом. Более того, ты король и отвечаешь за свою страну. Такова твоя судьба.

Он закрыл лицо руками:

— Моя судьба — это ты. Я абсолютно уверен в этом.

Она поцеловала его.

— Я люблю тебя, но ты не прав. Я не могу быть твоей судьбой, если тебя ждет твоя страна.

— Тебе так легко будет уйти?

— Нет. Мне будет нелегко, но, если ты отречешься от трона ради меня, ты будешь меня ненавидеть, а я всегда буду чувствовать себя виноватой.

— Должно быть другое решение.

Она прижалась щекой к его груди, слушая ровное биение его сердца. Он был благородным человеком и настоящим королем.

— Но его нет, милый.

Все было решено. Ханна уедет утром, а Зейл отвезет ее в аэропорт и посадит на рейс в Даллас. Зейл попросил шеф-повара принести ужин в номер. Они ели в ее комнате, пили красное вино и долго беседовали — обо всем, кроме отъезда Ханны. Ночью они снова занимались любовью, пока не наступил рассвет. Солнце встало из-за гор, окрашивая небо в бледно-желтые тона.

Лежа в объятиях Зейла, Ханна тихо проговорила:

— Я знаю, что не имею права просить об одолжении, но все же у меня есть одно желание. Можно мне последний раз увидеться с Тинни?

Зейл молчал.

— Совсем ненадолго, — добавила она. — Я обойдусь без лишних эмоций — просто спокойно попрощаюсь с ним.

— Не знаю, Ханна. Тинни уже считает тебя своей сестрой, и он не поймет, почему ты уезжаешь.

— Но, я полагаю, он и так удивлен тем, что я исчезла из дворца. Я скажу Тинни, что мне нужно съездить в Техас повидать родных, а еще расскажу ему про ранчо и ковбоев. Прошу тебя. Мне будет легче уехать — я не хочу бросать Тинни так, как будто он ничего для меня не значит.

— Хорошо. Я позвоню миссис Сивке и скажу, что утром мы будем пить чай с Тинни.

— Спасибо.

Через три часа они уже сидели за столом в гостиной Тинни. Миссис Сивка налила Ханне и Зейлу чай, а Тинни — горячий шоколад. Тинни радостно смеялся, раскачивался на стуле и хлопал в ладоши, пока Ханна рассказывала ему о Техасе и животных на отцовском ранчо. Ему очень нравилось, что у них есть лошади, коровы, куры и даже коза.

Но очень скоро пришло время прощаться. Ханна обняла и поцеловала Тинни, а затем взяла за руки миссис Сивку.

Голубые глаза пожилой женщины наполнились слезами.

— Простите, ваше высочество.

— Вы больше не можете так называть меня. Я просто Ханна Смит.

— Не просто. — Миссис Сивка сжала руку девушки. — Берегите себя.

— Спасибо, я постараюсь, — заверила ее Ханна.

— И будьте счастливы.

— Надеюсь, — ответила Ханна, стараясь сохранять улыбку.

По дороге в аэропорт Зейл и Ханна молчали. Когда Ханна села в кожаное кресло личного самолета Зейла, он резким тоном спросил ее:

— Неужели я должен просто так оставить тебя?

Она обещала себе не плакать, держаться ради себя и Зейла.

— Да.

— А что я должен сказать сейчас?

К ее горлу подступил ком, а сердце наполнила огромная нежность. Она смотрела на него, стараясь запомнить каждую черту его лица, каждое выражение.

— Просто скажи «до свидания».

— Нет.

Она поднялась, взяла его лицо в ладони и нежно поцеловала его.

— До свидания, Зейл. Мне пора.

Следующий месяц Зейл провел словно в аду. Ему приходилось страдать и раньше — когда Стефан умер от лейкемии, когда его родители погибли в авиакатастрофе. Он тайно плакал, переживая за Тинни, который каждый день скучал по маме, не понимая, почему она не возвращается.

Но ни одна из тех потерь не могла сравниться с болью от расставания с Ханной, которая дала ему то, что не мог дать никто другой, — душевный покой и полноту жизни.

После того как Ханна покинула Рагуву, он ощутил, насколько пуста и бессмысленна была его жизнь до нее. Он жил как на автомате, машинально выполняя свои обязанности, — а потом появилась она и вернула его к жизни. А теперь она, его женщина, уехала — и увезла с собой его сердце.

Долгие недели Зейл почти не говорил, молча передвигаясь из спальни в офис, на парапет и обратно в спальню. В свободное от работы время он бегал, а когда бегать не оставалось сил, ложился на кровать и молился. Он много лет так не молился — с тех пор, как Стефан заболел лейкемией. Тогда Бог не услышал молитв Зейла, но теперь он все равно молился. Он любил ее — страстную, смешную, упрямую Ханну. Любил так, как никогда не любил никого другого.

Прошло около месяца со дня отъезда Ханны. Зейл стоял у окна своего кабинета, глядя в пустоту, — и вдруг раздался стук в дверь. На пороге кабинета стояла миссис Сивка, сильно похудевшая и постаревшая лет на десять за последний месяц.

— Простите, что вхожу к вам без разрешения, ваше величество, но я настояла, чтобы слуги впустили меня к вам.

— Что-то случилось с Тинни?

— С принцем все отлично, он сейчас с миссис Дом. Но мне надо поговорить с вами.

На его лице отразилось беспокойство.

— Хочу рассказать вам о том, о чем никому до сих пор не говорила. Я поклялась, что никогда не расскажу об этом, — и до сих пор не нарушила клятву.

Зейл раздраженно вздохнул. Прошедший месяц был для него сущим адом, и сейчас у него не было настроения слушать о чужих тайнах.

— И вам понадобилось нарушить ее сейчас? — язвительно протянул он.

— Да.

— Почему?

— Это может изменить все.

Ему совершенно не хотелось играть в эти глупые игры.

— Что — это?

— Правда.

— Миссис Сивка, прошу вас…

Ее круглое лицо сморщилось.

— У принцессы Эммелины была сестра-близнец, принцесса Жаклин.

Зейл заморгал. Он услышал слова миссис Сивки, но не мог до конца воспринять их.

— Что?

— Принцесса Эммелина была одной из двоих. У нее была сестра-близнец.

— Это полная чушь. Король Уильям сказал бы мне, если бы у Эммелины была сестра…

— Он не знал. Никто не знал.

— Вы хоть слышите саму себя? Я не Тинни и в сказки не верю.

— Он знал о беременности ее высочества?

— Да. Она писала ему, но ее семья не пускала отца ребенка к ней.

— Не могу поверить.

— Но я не сказала ему, что у него была еще и другая дочь. Я дала клятву и не могла ее нарушить.

— А почему вы сейчас говорите мне об этом?

— Потому что это меняет все.

— Это ничего не меняет.

— Значит, вы меня не слушаете.

— Слушаю. Всякие сказки, тайны, кровные клятвы…

— Не бойтесь, ваше величество.

— Это я боюсь?! — взревел Зейл, яростно сжимая кулаки. — Вы думаете, что я боюсь?

— Да. Вы точно так же поступали в детстве. Вы боялись боли и разочарований, поэтому причиняли боль самому себе, чтобы никто не мог ранить вас еще сильнее.

— Можете идти, миссис Сивка.

Она не сдвинулась с места:

— Ваше величество, Бог слышит ваши молитвы, и в мире есть добро и справедливость, а не только горе. В глубине души вы уже знаете конец моей истории.

Зейл стиснул зубы. Все его мышцы были до боли напряжены.

— Эта новорожденная принцесса… Жаклин… Это ваша Ханна.

Зейл резко сел на подоконник — ноги не держали его.

«Не может быть».

— Не надо мне сказки рассказывать, — резко сказал он, злясь на миссис Сивку за то, что она так мучала его, когда у него больше ничего не оставалось в жизни. Больше всего на свете ему нужна была Ханна.

— Я никогда не лгала вам, ваше величество, и мне нет резона лгать вам сейчас. — Миссис Сивка открыла дверь кабинета, за которой стояла Ханна, одетая в джинсы и белую рубашку, бледная, с распущенными волосами, без макияжа. Ее голубые глаза казались огромными на исхудавшем лице.

— Добрый день, ваше величество.

Зейл не мог дышать. Ханна. Она здесь! Здесь, с ним. Принцесса или нет — не важно. Он с радостью оставил бы все ради возможности жить с ней.

Миссис Сивка широко улыбнулась:

— Ваше величество, разрешите представить вам ее королевское высочество, принцессу Ханну Жаклин Смит.

Зейл не знал, кто подошел первый — он сам или Ханна, — но она вдруг оказалась в его объятиях посреди кабинета.

— Я думала, что больше никогда тебя не увижу, — срывающимся голосом выговорила она.

— Весь прошлый месяц я просто с ума сходил без тебя.

— Я слышала.

— Откуда?

— Я каждый день звонила во дворец и говорила с миссис Сивкой или Креком, расспрашивая о тебе. Мне было очень больно слышать о том, как ты страдаешь.

Он сжал ее лицо ладонями:

— Мои придворные говорили обо мне за моей спиной?

— Да. Прости, но я пытала их, пока они не сказали мне правду. Когда я услышала, что ты пробегаешь по пятнадцать — двадцать миль в день и ничего не ешь, мне захотелось вскочить в самолет и лететь к тебе, но я боялась, что, если приеду, больше не смогу уехать.

— Но ты прилетела.

По ее щекам потекли слезы.

— Да, и не собираюсь уезжать. Если только ты не выкинешь меня на улицу.

С глазами, аквамариновыми от слез, мокрыми ресницами и покрасневшим носом, она казалась ему самой прекрасной женщиной на свете.

— Ты мне нужна, Ханна. Я ничего не могу делать без тебя. Я даже жить без тебя не хочу!

— Это мне и сказала миссис Сивка во вторник. Она боялась, что ты вымотаешь себя до смерти. Тогда-то она мне и сказала, кто я на самом деле. В свидетельстве о рождении я записана как Ханна Жаклин Смит, и мне всегда было интересно, откуда папа взял имя Жаклин. Он никогда не говорил мне об этом, пока миссис Сивка мне не рассказала.

Зейл посмотрел на миссис Сивку:

— Зачем вы так долго ждали? Ведь вы могли бы все рассказать еще несколько недель назад…

— Я дала клятву, ваше величество.

— Глупости, — пробормотал Зейл. Прошептав что-то о старушках и тайнах, он сжал лицо Ханны и поцеловал ее бровь, ее влажную щеку, ее соленые губы.

Ханна засмеялась.

— Какой ты злой, — прошептала она. — Ведь она же рассказала нам правду.

— Я ее уволю. Выгоню ее…

— Зейл! — Ханна строго посмотрела на него. — Она же твоя няня!

Зейл посмотрел в глаза Ханны, и гнев в его глазах сменился изумлением.

— Она знала тебя раньше, чем я. Она видела, как ты родилась. Невероятно! — Ханна оказалась не просто Ханной Смит, а сестрой-близнецом Эммелины, настоящей принцессой Брабантской. — Это же просто чудо.

— Да. И мой отец подтверждает рассказ миссис Сивки — она принесла меня ему, когда мне была всего неделя.

— Я каждый день звонила во дворец и говорила с миссис Сивкой или Креком, расспрашивая о тебе. Мне было очень больно слышать о том, как ты страдаешь.

Он сжал ее лицо ладонями:

— Мои придворные говорили обо мне за моей спиной?

— Да. Прости, но я пытала их, пока они не сказали мне правду. Когда я услышала, что ты пробегаешь по пятнадцать — двадцать миль в день и ничего не ешь, мне захотелось вскочить в самолет и лететь к тебе, но я боялась, что, если приеду, больше не смогу уехать.

— Но ты прилетела.

По ее щекам потекли слезы.

— Да, и не собираюсь уезжать. Если только ты не выкинешь меня на улицу.

С глазами, аквамариновыми от слез, мокрыми ресницами и покрасневшим носом, она казалась ему самой прекрасной женщиной на свете.

— Ты мне нужна, Ханна. Я ничего не могу делать без тебя. Я даже жить без тебя не хочу!

— Это мне и сказала миссис Сивка во вторник. Она боялась, что ты вымотаешь себя до смерти. Тогда-то она мне и сказала, кто я на самом деле. В свидетельстве о рождении я записана как Ханна Жаклин Смит, и мне всегда было интересно, откуда папа взял имя Жаклин. Он никогда не говорил мне об этом, пока миссис Сивка мне не рассказала.

Зейл посмотрел на миссис Сивку:

— Зачем вы так долго ждали? Ведь вы могли бы все рассказать еще несколько недель назад…

— Я дала клятву, ваше величество.

— Глупости, — пробормотал Зейл. Прошептав что-то о старушках и тайнах, он сжал лицо Ханны и поцеловал ее бровь, ее влажную щеку, ее соленые губы.

Ханна засмеялась.

— Какой ты злой, — прошептала она. — Ведь она же рассказала нам правду.

— Я ее уволю. Выгоню ее…

— Зейл! — Ханна строго посмотрела на него. — Она же твоя няня!

Зейл посмотрел в глаза Ханны, и гнев в его глазах сменился изумлением.

— Она знала тебя раньше, чем я. Она видела, как ты родилась. Невероятно! — Ханна оказалась не просто Ханной Смит, а сестрой-близнецом Эммелины, настоящей принцессой Брабантской. — Это же просто чудо.

— Да. И мой отец подтверждает рассказ миссис Сивки — она принесла меня ему, когда мне была всего неделя.

— Наверное, он потрясен тем, что у него есть еще одна дочь.

— Об этом я еще не говорила. Скажу, когда он прилетит на нашу свадьбу.

Губы Зейла медленно изогнулись в улыбке.

— И когда будет наша свадьба, ваше высочество?

— Мы тут с миссис Сивкой думаем — может, через неделю?

Зейл взглянул на свою няню, лучившуюся от радости:

— Теперь вы планируете мою свадьбу, миссис Сивка?

— А почему бы и нет? Я вам пеленки меняла.

— Можете идти, миссис Сивка, — ответил Зейл с деланой суровостью.

— Да, ваше величество.

Она направилась к двери, но Зейл окликнул ее:

— Спасибо. Спасибо за все.

— Всегда пожалуйста.

Когда миссис Сивка ушла, Зейл посадил Ханну на стол и придвинулся к ней так близко, как только мог:

— Какую свадьбу ты хочешь?

— Мне все равно. Главное, что мы вместе. — Она обняла его за бедра и притянула к себе еще ближе. — Конечно, будут разговоры. Как ты объяснишь, что я не принцесса Эммелина, а Ханна?

— Принцесса Ханна, — поправил он ее. — Сестра-близнец Эммелины, принцесса Брабантская. — Он опустил голову и легко коснулся ее губ своими. — Моя принцесса.

— Может, закроем дверь, король Патек?

— Отличная мысль. — Он взял ее за подбородок и поцеловал глубоким поцелуем. — Мне не терпится заняться с тобой любовью. Я так скучал по тебе.

Она обхватила ногами его бедра:

— Я люблю тебя, Зейл.

— Не так сильно, как я тебя.

Она хитро улыбнулась и слегка царапнула ногтем его грудь:

— Докажи.

— Не беспокойтесь, принцесса. Я докажу.

Эпилог

После долгого рабочего дня Зейл шел в комнаты Тинни, чтобы пожелать ему спокойной ночи.

Войдя в гостиную брата, он увидел Ханну, сидевшую рядом с Тинни на диване и читавшую ему его любимую сказку.

Ханна, его принцесса, беременная его первым ребенком, и милый, невинный Тинни, любящий Ханну всем сердцем.

Что еще нужно для счастья?

Подумать только, жизнь забрала у него Стефана и родителей, но оставила Тинни, а потом подарила ему Ханну.

Если бы Ханна и Эммелина не встретились в Палм-Бич… Если бы Эммелина не попросила Ханну поменяться с ней местами… Если бы Ханна не приехала в Рагуву… Если бы миссис Сивка не нарушила свою клятву…

Зейл был потрясен могуществом судьбы. Все могло было бы быть совсем иначе. Сложись обстоятельства по-другому, он мог бы и не встретить Ханну…

Но он ее встретил.

Ханна оторвала взгляд от книги. Увидев Зейла, она улыбнулась:

— Ты пришел как раз к последней главе.

— Хорошо, — ответил он, усаживаясь на диван рядом с Ханной и Тинни. — Это как раз моя любимая глава.

— Конечно, тебе же нравятся сказки со счастливым концом.

— Да, — ответил он, беря руку Ханны и поднося ее к губам. — Ты устала? Малыш сильно толкается?

Она потрогала свой округлившийся живот:

— Толкался, но сейчас он, похоже, слушает. Понимает, что папа пришел.

— Может, тогда я прочитаю последнюю главу? Как ты думаешь, Тинни?

— Да, Зейл. Прочитай ее.

Ханна засмеялась, чувствуя отчетливый пинок в животе:

— Думаю, наш будущий футболист согласен.

Зейл просиял:

— У него хороший удар, правда?

— Безусловно. — Ханна положила голову Зейлу на плечо. — А теперь читай. Мне не терпится дойти до того места, где принц женится на принцессе и все живут долго и счастливо.

— Они и правда жили долго и счастливо? — спросил Зейл, открывая первую страницу последней главы.

Голос Ханны стал хриплым:

— Да, ваше величество. Именно так.