СРЕДИ БЕД, СКОРБЕЙ И СТРАДАНИЙ, ВОСКРЕСШИЙ ХРИСТОС, ГАРАНТИЯ ВОСКРЕСЕНИЯ ВСЕХ, НО ДЕТИ БОЖИИ, ОСОБО СЧАСТЛИВЫ, ТАК КАК БОГ ЯВЛЯЕТ ЗАБОТУ СВОЮ ПО ЖИЗНИ, И ВЕЧНУЮ РАДОСТЬ В ВОСКРЕСЕНИИ!

"Песнь Давида. Храни меня, Боже, ибо я на Тебя уповаю. Я сказал Господу: Ты — Господь мой; блага мои Тебе не нужны. К святым, которые на земле, и к дивным Твоим — к ним все желание мое. Пусть умножаются скорби у тех, которые текут к богу чужому; я не возлию кровавых возлияний их и не помяну имен их устами моими. Господь есть часть наследия моего и чаши моей. Ты держишь жребий мой. Межи мои прошли по прекрасным местам, и наследие мое приятно для меня. Благословлю Господа, вразумившего меня; даже и ночью учит меня внутренность моя. Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь. Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя успокоится в уповании, ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тление, Ты укажешь мне путь жизни: полнота радостей пред лицем Твоим, блаженство в деснице Твоей вовек." (Пс 15:1-11)
1. Храни меня, Боже, ибо я на тебя уповаю.
Это — молитва, посредством которой Давид вверяет себя Богу, полагаясь на данное Им обещание. В отличие от многих других мест здесь он не молит Бога о помощи в какой-то конкретной опасности, но просит Бога быть его стражем в течение всей жизни, коль скоро лишь Его защита дает нам безопасность и в жизни, и после смерти. Следующая фраза говорит об уповании и означает то же, как если бы Дух Святой пообещал устами Давида: Бог готов всем нам помочь, если мы полагаемся на Него с твердой и незыблемой верой; ибо Он берет под Свою защиту лишь тех, кто вверяет Ему себя от всей души. И обратим внимание вот на что: какие бы злоключения и невзгоды ни выпадали на долю Давида, он все же устоял, поддержанный этой верой.
2. Я сказал Господу: Ты — Господь мой; блага мои Тебе не нужны. 3. К святым, которые на земле, и к дивным Твоим — к ним все желание мое.
2) Я сказал Господу. Вначале Давид говорит о том, что ничего не может дать Богу. И не только потому, что Тот ни в чем не нуждается, но и потому, что у смертного человека нет никакой возможности угодить Ему своим служением. Но несмотря на это Давид укрепляется духом, и коль скоро Бог благоволит нашему благочестию, исповедует себя одним из чтущих Его людей. Далее пророк, чтобы лучше ободрить себя к исполнению долга, обращается к собственной душе. Ведь только к ней подходит использованный им глагол женского рода. Если же кто-то предпочтет прочесть в прошедшем времени: ты сказала, — не буду возражать. Действительно, речь идет о постоянном чувствовании души, и пророк как бы говорит: я полностью убежден и уверен в том, что Богу нет от меня никакой пользы. Но я присоединюсь к Его святым и стану их соучастником, дабы мы вместе почитали Его жертвою хвалы.
Здесь присутствуют два отдельных утверждения. Первое: Бог по праву может требовать от нас все, коль скоро держит нас в безусловном подчинении. Ибо Давид, приписывая Богу власть господина, признаёт и себя, и все свое принадлежащим именно Ему. Затем пророк исповедует собственную нищету. Хотя последнюю часть стиха переводчики толкуют по-разному. Коль скоро עליך можно перевести как «на Тебе», некоторые понимают сказанное так: никакие наши благодеяния не могут обязать Бога, и Он ничего нам не должен. И слово «благодетельность» они понимают в пассивном смысле, как если бы Давид сказал: все данное мне от Бога проистекает не из Его долга или моей заслуги. Но (на мой взгляд) смысл сказанного шире: как бы усердно ни пытались люди услужить Богу, они ничего не могут Ему дать. Действительно, у Него нет интереса к чему-либо нашему. И не только потому, что Он не нуждается ни в чем, довольствуясь только Собою, но и потому, что мы нищи и лишены всякого достоинства. У нас нет ничего, что мы могли бы Ему подарить. Из этого учения следует и то, о чем я уже говорил: никакие заслуги не могут обязать Бога и сделать Его должником перед людьми.
Итог же заключается в следующем: приступая к Богу, надо отложить всяческое самоупование. Ведь мы, воображая, будто что-то имеем, тем самым лишаем Бога главной части полагающегося Ему почета. Поэтому неудивительно, если в этом случае Он нас отвергнет. Если же мы признаем, что наше служение — само по себе ничто и не заслуживает никакой платы, наше смирение будет как бы благоуханием для Бога, побуждающим Его оказать нам милосердие.
3) К святым, которые на земле. Все толкователи почти единодушно толкуют это место. Согласно их мнению Давид как бы добавляет: единственный правильный способ почитания Бога — стремиться услужить Его святым рабам. Действительно, Бог, коль скоро наши благодеяния до Него не доходят, ставит на Свое место верующих, в отношении которых и должна упражняться наша любовь. Итак, законное почитание Бога заключается в том, что люди благодетельны друг к другу. В самом деле, хотя наша любовь должна распространяться и на недостойных (как и Небесный Отец заставляет солнце Свое восходить над добрыми и злыми, Мф 5:45), Давид вполне обоснованно ставит на первое место святых, как бы придавая им более высокий статус. Я же, не отрицая, что это учение действительно содержится в словах Давида, все же думаю, что пророк идет еще дальше. Он хочет причислить себя к благочестивым почитателям Бога и стать их товарищем и соучастником. Ведь всем детям Божиим надлежит соединиться братскими узами, дабы они с одинаковым чувствованием и усердием почитали своего Отца. Теперь мы видим, что Давид, исповедав, что ему нечего принести Богу, Которому он полностью обязан, потому прилепляется душою к святым, что Бог хочет прославляться в мире через собрание верующих и усыновил их для того, чтобы под Его надзором и водительством Святого Духа в них воцарилось единодушие.
Итак, этот отрывок учит следующему: самая угодная Богу жертва — это искренне пристать к сообществу верующих, дабы, соединившись святыми узами благочестия, мы выказывали друг другу братское благоволение. В этом и заключается общение святых, отделяющее их от скверны мира сего и делающее их священным стадом Божиим. И Давид выразительно говорит о святых, пребывающих на земле, коль скоро Бог хочет, чтобы признаки Его славы приводили нас к Нему и ярко проявлялись даже в этом мире. Так что верующие носят образ Божий для того, чтобы своим примером побудить нас к размышлению о небесной жизни. По этой же причине пророк называет их знаменитыми или великими. Ведь самое ценное для нас — праведность и святость, в которых сияет слава Духа Божия, как и в предыдущем псалме Давид повелел чтить боящихся Бога людей. Поэтому к искренним почитателям Бога надо проявлять наивысшее внимание и больше всего на свете желать присоединиться к их собранию. А это произойдет лишь в том случае, если мы тщательно размыслим над тем, в чем заключается истинное превосходство и достоинство, и если суетный блеск мира сего и его лживая помпезность не будут застилать нам очи.
4. Пусть умножаются скорби у тех, которые текут к богу чужому; я не возлию кровавых возлияний их и не помяну имен их устами моими.
Теперь пророк говорит о том, почему надо поддерживать согласие со святыми, возвещая, что у него нет ничего общего с неверующими и суеверами. Ведь в единое, живущее под Богом, тело Церкви мы сольемся только тогда, когда порвем все нечестивые связи, отделимся от идолопоклонников и станем чистыми от всякой скверны, искажающей и извращающей правильное поклонение Богу. То, что именно это и хотел сказать Давид, не вызывает сомнений. Но переводчики разногласят относительно отдельных слов. עצבות некоторые переводят как «идолы». И смысл таков: глупые люди, однажды придумав себе ложных богов, не остановятся в своем безумии до тех пор, пока не создадут их огромную толпу. Но, поскольку здесь стоит существительное женского рода, думаю, что речь, скорее, идет о скорбях и тяготах. Хотя и в этом случае смысл может быть многозначным.
Некоторым эти слова кажутся молитвой, словно Давид, воспламененный святой ревностью, призывает мщение Божие на все суеверия. Другие (с которыми я согласился бы охотнее) не изменяют будущее время глагола. Но мне кажется, что они не вполне четко объясняют, какие именно тяготы имел в виду Давид. Они видят смысл в том, что жалкие люди утруждают себя все новыми глупостями, которые сами же постоянно выдумывают. Я же думаю, что здесь также указан их конец. А именно: они не только бесплодно изнуряются, но и несчастным образом трудятся ради собственной погибели. И чтобы еще больше удалиться от их сообщества, Давид в качестве аксиомы принимает следующее: такие люди ничего не достигнут своими пустыми суевериями, и, сильно утруждаясь, лишь навлекут на себя еще более тяжкое зло. Ибо какой еще исход ожидает несчастных, добровольно отдающих себя в рабство дьяволу, кроме обмана в собственных надеждах? Как и Сам Бог жалуется у пророка Иеремии: они оставили Меня, источник воды живой, и ископали себе колодцы сухие, со всех сторон потрескавшиеся (Иер 2:13).
В следующем слове также содержится определенная двусмысленность. Глагол מהר в породе «каль» означает у евреев «наделять чем-то» или «давать». Но, поскольку в породе «хифиль» он часто понимается как «бежать» или «спешить», многим по душе этот последний смысл. То есть суеверные люди сломя голову бегут за чужими богами. Действительно, мы видим, как они, словно объятые безумием, несутся в своем слепом порыве. И эту неуместную пылкость пророки часто ставят им в вину. Поэтому меня вполне устроил бы этот смысл, если бы его допускало обычное словоупотребление. Но, поскольку по замечанию знатоков грамматики похожее место нигде больше не встречается, в своем переводе я последовал другому толкованию. Итог следующий: в то время, как неверующие растрачивают свое имущество на жертвы, все дары, приносимые ими своим богам, не только пропадают напрасно, но и, навлекая гнев Божий, подвергают их еще большим тяготам.
Также возможно, что пророк намекает здесь на общее учение Писания: идолопоклонники, попирая духовное супружество с Богом, заключают договор с идолами. Ибо Иезекииль (Иез 16:33) не без причины попрекает иудеев и говорит, что сладострастник, привлекая дарами блудницу, дает мзду идолам, с которыми последняя вступила в порочную связь. Но лучше всего понимать сказанное просто: неверующие, одаривая ложных богов, не только терпят убыток, но и навлекают на себя все новые скорби, и конец их будет весьма печален.
Не возлию возлияний. Некоторые считают, что жертвы от крови — это или кровавые жертвы, или жертвы, приносимые от награбленного. Но, поскольку пророк обрушивается здесь не на жестоких и кровавых людей, а на вымышленные и порочные формы поклонения, и, кроме того, говорит не просто о жертвах, а о возлияниях, не сомневаюсь, что он косвенно противопоставляет возлияния крови обрядам закона. Ведь мы знаем, что древнему народу запретили вкушение крови как в повседневной жизни, так и в жертвоприношениях, дабы отвратить его от убийств и жестокости. И наоборот, по свидетельству историков, язычники при жертвоприношениях обычно возливали кровь. Поэтому Давид возвещает, что не только чужд порочных заблуждений, которых придерживаются идолопоклонники, но и в отношении внешних обрядов не будет выказывать никакого с ними согласия. Сюда же относится и следующая фраза: не помяну имен их устами моими. По его словам, Давид настолько ненавидит и отвергает идолов, что, как великого святотатства, остерегается даже называть их имена. И не потому что вовсе нельзя называть их имен, порой встречающихся у пророков, а потому что Давид не мог иначе выразить огромное отвращение, которое верующие должны испытывать к идолам. И это проявляется в манере его речи, ибо, поставив в тексте местоимение «их», пророк указывает на идолов, не упоминая их прямо.
Итак, пример Давида научает верующих не только остерегаться самих заблуждений и нечестивых мнений, но и воздерживаться от какой-либо имитации согласия с ними. Ведь здесь пророк несомненно говорит о внешней форме поклонения, свидетельствующей либо о чистоте, либо об извращенности религии. И если верующим не подобает являть ни единого признака согласия с суевериями, у сегодняшних притворщиков-никодимитов нет оснований потакать себе под тем глупым предлогом, что, присоединяясь к святотатству папистов, они в своей душе все же лелеют истинную веру. Некоторые относят фразы «чужому» и «имен их» к почитателям ложных богов, но, на мой взгляд, Давид, скорее, разумеет здесь самих этих богов. Ведь смысл его слов следующий: хотя земля залита потопом суеверий, а неверующие сверх меры щедры в одаривании своих идолов, благочестивым и святым их измышления всегда будут отвратительны.
5. Господь есть часть наследия моего и чаши моей. Ты держишь жребий мой. 6. Межи мои прошли по прекрасным местам, и наследие мое приятно для меня.
5) Господь есть часть... Теперь Давид излагает свою мысль еще яснее: он указывает на причину, по которой, отделившись от идолопоклонников, хочет оставаться в Церкви Божией и, с отвращением избегая любой причастности заблуждениям, стремиться лишь к чистой форме богопоклонения. Причина в том, что пророк успокаивается лишь в едином истинном Боге. Ибо несчастные метания слепцов — когда они в безумном порыве шарахаются то в одну, то в другую сторону, — происходят оттого, что у них нет истинного знания о Боге. Действительно, все не опирающиеся на Бога неизбежно будут колебаться, и не держащихся истинной веры, рамками которой надлежит довольствоваться, неизбежно увлечет поток заблуждений. Впрочем этот отрывок также учит, что лишь те правильно научены благочестию, кому достаточно одного лишь Бога. Ибо Давид, говоря о части своей доли, наследии и чаше, утверждает, что довольствуется только Им, не желает ничего, кроме Него, и не терзается никакими порочными вожделениями.
Итак, научимся, если Бог предлагает Себя нам, принимать Его так, чтобы полностью помещать в Нем наше спасение, ибо все когда-либо процветавшие в мире суеверия несомненно произошли оттого, что суеверы не довольствовались одним лишь Богом. Но Богом мы будем обладать только в том случае, если Он станет частью нашего жребия: то есть, если мы будем всецело Ему привержены, и заботы неверующих никак не будут нас касаться. Поэтому, обвиняя отступников иудеев за то, что они пошли вслед идолам, Бог говорит: они, они да будут уделом твоим. И этими словами показывает, что уступит Свое место идолам, если Сам не будет для нас полностью достаточен.
В этом стихе Давид использует три сравнения, сначала уподобляя Бога наследию, затем — чаше и, наконец, называя Бога хранителем его жребия. Пророк намекает на наследование святой земли, которая, как известно, была поделена между иудеями. И при этом закон повелевал каждому довольствоваться своим уделом. Что же касается слова «чаша», то оно означает либо доход от наследуемого участка, либо (путем синекдохи) ежедневное пропитание. Пророк как бы называет Бога своим и в смысле собственности, и в смысле получаемых с нее плодов. Вполне уместно и третье сравнение, коль скоро праведные часто лишаются своих владений, потому что их никто не охраняет. Бог же дает Себя в наследие так, что охраняет это наследие Своей же Собственной силой. Ибо единократное обретение Бога принесло бы нам мало пользы, если бы Он не защищал наше обладание Им от ежедневных нападок дьявола. Толкование же некоторых: Ты — удел, в котором заключается моя часть, — кажется мне весьма поверхностным.
6) Межи мои прошли. Пророк подтверждает сказанное в предыдущем стихе. А именно: он полагается на Бога в полном душевном спокойствии и, больше того, хвалится Им так, что мужественно презирает все желаемое миром помимо Бога. Ибо, превознося Всевышнего славословием, пророк тем самым показывает, что не желает ничего больше. Впрочем польза от этого учения весьма разнообразна: оно должно удерживать нас не только от всех суеверий, но и от всех прельщений мира и плоти. Итак, всякий раз, как мы сталкиваемся с чем-то, уводящим нас от единого Бога, вспомним же о своем великом везении. Ведь в обладание нам дал Себя Тот, в Ком содержится полнота всяческих благ. В этом случае наше положение всегда будет для нас сладостным и приятным, ибо обладающий Богом не может лишиться никакой части блаженства.
7. Благословлю Господа, вразумившего меня; даже и ночью учит меня внутренность моя.
Наконец, Давид признаётся: то, что с помощью веры он овладел столь великим благом, также было дано ему по чистой благодати Божией. Ибо щедрое предложение Богом Самого Себя не принесло бы нам никакой пользы, если бы мы не ухватились за Него верой. Ведь Бог без различия приглашает к Себе избранных и отверженных, но последние своей неблагодарностью лишают себя столь великого блага. Итак, будем знать: и то, что Бог есть наше наследие, и то, что мы обладаем Им через веру, происходит от незаслуженного дара Божия. В этом и состоял упоминаемый Давидом совет, то есть — во внутреннем озарении Святым Духом, данным для того, чтобы мы из-за слепоты нашей плоти не отвергли спасение, к которому нас призывает Бог. Отсюда вывод: благодать Божия не только неразумно, но и нечестиво искажается тогда, когда ее принятие или отвержение приписывается свободной воле человека.
Действительно, из самих пророческих слов ясно, что речь здесь идет не о внешнем учении. Давид говорит, что его учат даже ночью, когда он удален от взоров людей. Кроме того, утверждая, что учение происходит в его почках, он, несомненно, имеет в виду тайное, получаемое от Бога, вдохновение. Отметим также множественное число в слове «ночами». Ибо Давид приписывает Богу не только начало веры, но постоянное преуспевание в ее школе. В самом деле нам совершенно необходимо всю жизнь бороться с суетою своего разума, все усерднее возжигать в нем свет веры, и всеми способами стремиться к более зрелой духовной мудрости.
8. Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь. 9. Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя успокоится в уповании...
8) Видел Господа. Давид снова говорит о своей вере, ибо помещать пред собою Бога — не что иное, как обуздывать все свои чувства, не позволяя им растекаться. Действительно, Бога надлежит лицезреть иными, нежели плотскими, очами, и если мы не поднимаемся над миром, Бог редко позволяет нам Себя видеть. Однако вера сдерживает нас и не позволяет отвратиться от Создателя. Итак, смысл в следующем: Давид настолько внемлет и привержен провидению Божию, что твердо убежден: всякий раз, как возникнет необходимость, Бог будет рядом для оказания помощи. И пророк добавляет «навсегда», давая понять, что он все время опирается на помощь Божию, и в любых сражениях и борениях никакой страх не вынудит его обратить свой взор куда-либо еще. Посему и нам надо также полагаться на Бога, твердо веруя, что Он близок к нам, даже если кажется весьма далеким. И это лицезрение Бога непременно отвратит нас от пустых мирских зрелищ.
Ибо Он одесную меня. Я читаю вторую часть стиха отдельно. Ведь чтение тех, кто соединяет фразы так: я поместил Господа предо мною, ибо Он одесную меня, — выглядит весьма поверхностным и обедняет содержащееся здесь учение. В таком случае Давид имел бы в виду, что судит о присутствии Бога по собственному опыту. Но ведь этого делать никак нельзя. Итак, на мой взгляд, фраза о том, что пророк поместил пред своим взором Бога, представляет собой законченное предложение, гласящее, что Давид во всех опасностях прибегает ко Всевышнему. Теперь же, чтобы еще больше воспламенить себя к надежде на лучшее, Давид размышляет о том, на что способна помощь Божия и Его отеческая опека: она дарует непоколебимую стойкость тем, с кем присутствует Всевышний. Поэтому пророк спокоен в любой опасности, обещая себе непременное спасение. Ведь он лицезреет Бога очами веры как уже с ним присутствующего.
Далее этот отрывок опровергает измышление сорбоннцев о том, что верующие должны сомневаться в своей конечной стойкости. Ибо Давид ясно распространяет упование на благодать Божию не только на настоящее, но и на будущее время. Действительно, если ты сомневаешься в том, что будешь постоянно возрастать в благодати, и из-за этого непрерывно трепещешь, твоя судьба — воистину несчастна.
9) Оттого радуется сердце мое. В этом стихе Давид хвалит тот бесценный плод веры, о котором постоянно упоминает Писание. Он в том, что под опекой Божией мы живем не только спокойно, но и радостно. Мы знаем, что главная составная часть блаженной жизни — это ϵὐθυμίαν, как и наоборот, несчастнее всего — томиться от бесконечных тревог и страхов. Так что нечестивые, хотя и пьяны духовным безумием и оцепенением, никогда не испытывают истинной радости и безмятежного покоя души. Скорее, они ощущают в себе беспорядочные порывы, внезапно приводящие их в смятение и стряхивающие сон. В конце концов, безмятежно радоваться будет только тот, кто научился полагаться на одного Бога и полностью вверять Ему свое спасение. Итак, в то время как нас отовсюду осаждают бесчисленные тревоги, будем знать: единственное средство от них — обратить очи к Богу. Причем вера не только успокоит наши души, но и исполнит их радостью, хотя Давид говорит, что радуется не только внутренне. Причастниками этой радости он делает также свой язык и даже плоть. И вполне заслуженно, ибо верующие не только лелеют духовную радость в тайниках сердца, но и возвещает о ней устами, хвалясь, что Бог — страж их спасения.
Существительное же כבוד, в собственном смысле означая славу, здесь несомненно подразумевает «язык», как и в Быт 49:6. Ведь в противном случае трехчастное деление было бы вовсе неуместным. И хотя наше тело не свободно от неудобств и тягот, Бог все же заботится не только о наших душах, но и о телах. Поэтому Давид вполне обдуманно приписывает благодеяние спокойной жизни также своей плоти.
10. Ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тление,
Давид продолжает объяснять изложенное выше учение. Ему потому всего достаточно для полной радости, что он нисколько не боится погибели. Отсюда следует: истинно уповает на Бога лишь тот, кто так хватается за обещанное Богом спасение, что презирает даже саму смерть. Далее отметим, что Давид говорит не о каком-то конкретном виде избавления (как Пс 48:16 избавил Бог душу мою из могилы, — и другие похожие отрывки), но внушает себе твердое упование на вечное спасение, упование, избавляющее нас от тревоги и страха. Давид как бы говорит: для него уже готов выход из могилы, дабы он не оставался в тлении. Ибо Бог, избавляя Своих от какой-либо опасности, продлевает им жизнь лишь на малое время. И сколь холодным и пустым было бы утешение, гласящее лишь, что мы понемногу приходим в себя после ударов судьбы, и это продолжится до тех пор, пока смерть не поглотит нас без всякой надежды на избавление!
Отсюда следует: Давид говорит так потому, что ставит себя выше обычной людской участи. Коль скоро приговор был произнесен на всех детей Адама, они, будучи прахом, непременно возвратятся в прах (Быт 3:19). И у всех без исключения положение здесь одинаковое. Поэтому, если вперед не выйдет Христос, начаток воскресших, люди пребудут в тлении навсегда. Из этого Петр (Деян 2:30) вполне обоснованно делает вывод, что Давид не мог бы хвалиться таким образом, если бы не был ведом пророческим Духом и не взирал на Творца обещанной ему жизни, Которому только и подходит указанная здесь привилегия. Но это не мешает Давиду по праву обещать себе избавление от смерти, поскольку Христос, воскреснув, обрел бессмертие не для Себя лично, а для всех нас.
Слова же Петра (Деян 2:30) и Павла (Деян 13:33) о том, что это пророчество исполнилось только в лице Христа, следует понимать так: Христос был полностью и совершенно изъят от могильного тления с той целью, чтобы призвать к соучастию в нем и членов Своего тела, но постепенно и по мере каждого из них. Действительно, коль скоро труп Давида все же обратился в прах, апостолы уместно заключили, что сам пророк не был избавлен от тления. И то же относится ко всем верующим, из которых никто не причастен нетленной жизни, и всякий вполне подвержен гниению. А отсюда следует, что полнота жизни, пребывающая только в Главе тела, лишь по капле и частями распространяется на Его члены.
Однако о Христе можно задать почти тот же самый вопрос, коль скоро и Он нисшел в могилу. Это так, но ответить в данном случае весьма легко. Здесь следует обратить внимание на этимологию использованных слов. Ибо могила называется שאול потому, что подобна ненасытной воронке, пожирающей все. Словом же שחת она названа по причине происходящего в ней тления, и в этом случае означает не столько место, сколько качество. Как если бы пророк сказал: жизнь Христова полностью свободна от могилы потому, что Его, даже мертвое, тело не было подвержено тлению.
Далее, могила Христова была, как известно, исполнена благоуханием Его животворящего Духа, став для Него преддверием бессмертной славы. Признаю, что древние как латинские, так и греческие толкователи придавали этим словам иной смысл, а именно: душа Христова была выведена из преисподней. Но лучше придерживаться смысла подлинного и простого, дабы не стать посмешищем для иудеев, и дабы одна утонченность не повлекла за собой множество других, загоняя нас в непроходимый лабиринт. Действительно, во второй части стиха несомненно говорится о теле. Но мы знаем: для Давида весьма привычно дважды говорить одно и то же. И хотя слово נפש переводится на латинский как «душа», для евреев оно означает не что иное, как дух жизни или саму жизнь.
11. Ты укажешь мне путь жизни: полнота радостей пред лицем Твоим, блаженство в деснице Твоей вовек.
Здесь Давид подтверждает свои предыдущие слова и объясняет, каким способом Бог избавит его от рабства смерти: таким, что под Его водительством Давид надежно и несомненно достигнет жизни. Отсюда мы делаем тот же вывод, что и раньше: верующие отделяются здесь от отверженных в смысле вечного посмертного состояния. Ведь было бы глупой уловкой сказать, что в этом стихе говорится лишь о продлении земной жизни Давида. Действительно, мы сильно уничижим благодать Божию, если назовем Бога вождем Своего народа лишь на краткий период их жизни в этом мире. Ведь в таком случае народ Божий ничем не отличался бы от отверженных, живущих с ним под тем же самым солнцем. И если Давид восхваляет здесь особую благодать Божию, которой Бог удостаивает одних лишь верующих, эта демонстрация жизни без сомнения распространяется и на блаженное бессмертие. Больше того, лишь тот придерживается пути жизни, кто так соединен с Богом, что живет именно в Нем, а не вне Него.
Затем Давид добавляет: когда Бог умилостивлен, нет ничего недостающего для полного счастья. И хотя фразу «лицо Божие» можно понять как только в активном, так и только в пассивном смысле, я придерживаюсь обоих смыслов сразу. Ведь радости по порядку предшествует отеческое благоволение Бога, когда Он взирает на нас ласковым взором. И однако же Бог возвеселит нас не раньше, чем мы узрим Его любящий взгляд. В этом стихе Давид также хотел четко определить, к кому именно относятся наслаждения, полнота которых находится в Божией деснице. Действительно, коль скоро у Бога столько услад, которыми Он наполняет мир, почему же большинство людей живет в горестном и смертоносном мраке? Только потому, что не на всех Бог взирает тем же ласковым и отеческим взором, побуждая искать повод для радости только в Нем.
Далее, изобилие радостей противопоставляется здесь преходящим обольщениям мира сего, которые, привлекая какое-то время несчастных, оставляют их потом ненасытившимися и опустошенными. Ведь как бы нечестивые ни стремились к удовольствиям, они не насыщаются ими, а, скорее, из-за них болеют. Кроме того, временные услады проходят подобно сну. Поэтому Давид свидетельствует: подлинную радость, в которой успокаиваются человеческие души, можно найти только в Боге, и значит: только верующие, довольствующиеся одной Его благодатью, полностью и несомненно блаженны.
Кальвин.