“11-го (января 1930 г.) сбросили Корноухого. Как по-разному умирали колокола. Большой Царь, как Большой доверился людям в том, что они ему ничего худого не сделают, дался, опустился на рельсы и с огромной быстротой покатился. Потом он зарылся головой глубоко в землю. Толпы детей приходили к нему и все эти дни звонили в края его, а внутри устроили себе настоящую детскую комнату. Корноухий как будто чувствовал недоброе и с самого начала не давался, то качнется, то разломает домкрат, то дерево под ним трескается, то канат оборвется. И на рельсы шел неохотно, его потащили тросами... Когда он упал, то и разбился вдребезги. Ужасно лязгнуло, вдруг все исчезло: по-прежнему лежал на своем месте Царь-колокол и в разные стороны от него по белому снегу бежали быстро осколки Корноухого” ( Пришвин М. Леса к Осударевой дороге: из дневников 1909—1930 // Наше наследие, 1990, № ), с. 82—85).
Еще более поразила М. Пришвина смерть Годуновского колокола, сброшенного с колокольни в конце января 1930 г. Пришвин увидел в этом акте смерть не гигантского куска металла, а одушевленной личности. В конце 1930 г. писатель сделал запись в дневнике: “Приближается годовщина уничтожения Сергиевских колоколов. Это было очень похоже на зрелище публичной казни”. А еще ранее он писал в редакцию журнала “Октябрь”: “Месяц тому назад я был свидетелем гибели редчайшего, даже единственного в мире музыкального инструмента расстреллевской колокольни: сбрасывались величайшие в мире колокола Годуновской эпохи. Целесообразности не было никакой в смысле материальном: 8 тыс. пудов бронзы можно было набрать из обыкновенных колоколов. С точки зрения антирелигиозности поступок не может быть оправдан, потому что колокола на заре человеческой культуры служили не церкви, а общественности...”
Но “мрачный фанатизм”, который, по словам самого М. Пришвина, живет в сердцах многих представителей власти, уже невозможно было остановить. В архивах МОНО сохранился рукописный список 1930—1931 годов, подводящий итоги этапа антиколокольной компании. Согласно этому списку Рудметаллторгу в итоге были сданы из Троице-Сергиевой Лавры 19 колоколов весом 8165 пудов, причем находящемуся в монастыре Сергиевскому музею были оставлены лишь небольшие колокола 1420, 1598 и 1649 годов и другие.
Нет комментариев