По­пуляр­ность епи­ско­па Про­ко­пия бы­ла столь ве­ли­ка, что пра­во­слав­ное на­се­ле­ние го­ро­да Хер­со­на вы­бра­ло боль­шую груп­пу упол­но­мо­чен­ных, чтобы хло­по­тать об осво­бож­де­нии свя­ти­те­ля. Ими бы­ло по­да­но про­ше­ние Пат­ри­ар­ху Ти­хо­ну с прось­бой хо­да­тай­ство­вать об осво­бож­де­нии епи­ско­па Про­ко­пия. Они пи­са­ли: «Осме­ли­ва­ем­ся хо­да­тай­ство­вать пе­ред Ва­шим Свя­тей­ше­ством о на­прав­ле­нии по адре­су при­ла­га­е­мо­го об­ра­ще­ния на­ше­го к со­вет­ской вла­сти об осво­бож­де­нии на­ше­го до­ро­го­го ар­хи­пас­ты­ря епи­ско­па Про­ко­пия (Ти­то­ва) и об ока­за­нии воз­мож­но­го со­дей­ствия с Ва­шей сто­ро­ны к наи­ско­рей­ше­му воз­вра­ще­нию епи­ско­па Про­ко­пия к его лю­бя­щей пастве». 25 ок­тяб­ря 1924 го­да хо­да­тай­ство Пат­ри­ар­ха бы­ло по­да­но в ОГПУ. Епи­скоп Про­ко­пий был при­го­во­рен к рас­стре­лу, ко­то­рый за­ме­ни­ли вы­сыл­кой за пре­де­лы Укра­и­ны. 12 ян­ва­ря 1925 го­да он был осво­бож­ден и вы­ехал в Моск­ву. В это вре­мя Пат­ри­арх Ти­хон пред­при­ни­мал хло­по­ты, ка­са­ю­щи­е­ся ле­га­ли­за­ции Си­но­да Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, в со­став ко­то­ро­го был вклю­чен и епи­скоп Про­ко­пий. 7 ап­ре­ля Пат­ри­арх Ти­хон скон­чал­ся. Епи­скоп Про­ко­пий участ­во­вал в по­гре­бе­нии Свя­тей­ше­го и в из­бра­нии мит­ро­по­ли­та Пет­ра (По­лян­ско­го) на пост Ме­сто­блю­сти­те­ля в со­от­вет­ствии с за­ве­ща­тель­ны­ми рас­по­ря­же­ни­я­ми по­чив­ше­го Пат­ри­ар­ха. Вме­сте с неко­то­ры­ми дру­ги­ми ар­хи­ере­я­ми епи­скоп Про­ко­пий при­ни­мал ак­тив­ное уча­стие в по­мо­щи Ме­сто­блю­сти­те­лю в де­лах по управ­ле­нию Рус­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью. В июне 1925 го­да епи­скоп Про­ко­пий был воз­ве­ден в сан ар­хи­епи­ско­па Одес­ско­го и Хер­сон­ско­го. Осе­нью 1925 го­да вла­сти про­ве­ли ак­цию по уни­что­же­нию ка­но­ни­че­ско­го воз­гла­вия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, в ре­зуль­та­те ко­то­рой бы­ли аре­сто­ва­ны де­сят­ки вы­да­ю­щих­ся ар­хи­ере­ев во гла­ве с Пат­ри­ар­шим Ме­сто­блю­сти­те­лем мит­ро­по­ли­том Пет­ром. Сре­ди дру­гих 19 но­яб­ря 1925 го­да был аре­сто­ван и ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий[6]. Сле­до­ва­тель во вре­мя до­про­са спро­сил, на­ве­щал ли ар­хи­епи­скоп быв­ше­го обер-про­ку­ро­ра Си­но­да Саб­ле­ра и ка­кие цер­ков­ные во­про­сы они об­суж­да­ли. Ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий от­ве­тил: «За вре­мя мо­е­го пре­бы­ва­ния в Москве я был у Вла­ди­ми­ра Кар­ло­ви­ча Саб­ле­ра, на­сколь­ко пом­нит­ся, три ра­за. По­шел я его на­ве­стить в пер­вый раз при­бли­зи­тель­но в мар­те 1925 го­да, при­чем ни­ка­кой осо­бой при­чи­ны к это­му по­се­ще­нию не бы­ло, кро­ме же­ла­ния несколь­ко уте­шить стар­ца. Вто­рой раз я был у него вес­ной или в на­ча­ле ле­та 1925 го­да. Ни­ко­го у него не встре­тил. Бе­се­да шла во­круг недав­них цер­ков­ных со­бы­тий – по­гре­бе­ния Пат­ри­ар­ха и его по­след­не­го по­сла­ния (или, как его на­зы­ва­ли в га­зе­тах, за­ве­ща­ния). Го­во­ри­ли о за­ве­ща­нии Пат­ри­ар­ха. Суж­де­ние на­ше по это­му по­во­ду бы­ло та­ко­во: тон по­сла­ния и из­ло­же­ние ме­ста­ми неудач­ны. Са­мый стиль не пат­ри­ар­ший, и не вы­дер­жан­ный, и недо­ста­точ­но со­лид­ный. Что же ка­са­ет­ся неко­то­рых мо­мен­тов прак­ти­че­ско­го ха­рак­те­ра, как на­при­мер су­да над за­гра­нич­ны­ми цер­ков­ни­ка­ми, то то­гда по это­му во­про­су раз­го­во­ра не бы­ло. Ве­ро­ят­нее все­го, в этот же раз за­шел раз­го­вор о за­гра­нич­ни­ках во­об­ще, при­чем Саб­лер с пря­мым осуж­де­ни­ем от­но­сил­ся к Кар­ло­вац­ко­му со­бо­ру и к эми­гра­ции, а так­же к за­тее Ки­рил­ла[7], на­звав его да­же "мер­зо­па­кост­ным". В ка­ком от­но­ше­нии и в чем его "мер­зо­па­кост­ность", я не рас­спра­ши­вал, а он сам не го­во­рил. Во вре­мя мо­е­го по­след­не­го ви­зи­та к Саб­ле­ру, быв­ше­му в ок­тяб­ре ме­ся­це, при­бли­зи­тель­но в по­ло­вине это­го ме­ся­ца, го­во­рил я с ним по по­во­ду те­ку­ще­го цер­ков­но­го по­ло­же­ния; го­во­ри­ли о вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях Церк­ви с го­су­дар­ством, об об­нов­лен­цах, о непри­лич­ном по­ве­де­нии епи­ско­па Бо­ри­са (Ру­ки­на. – И. Д.) в от­но­ше­нии мит­ро­по­ли­та Пет­ра, о его ин­три­гах[8], на­ко­нец, о мит­ро­по­ли­те Ми­ха­и­ле (Ер­ма­ко­ве. – И. Д.), ко­то­рый к это­му вре­ме­ни на­чал под­пи­сы­вать­ся "Ки­ев­ским мит­ро­по­ли­том" и но­сить две па­на­гии, о воз­мож­но­стях ле­га­ли­за­ции. К за­те­ям мит­ро­по­ли­та Ми­ха­и­ла Саб­лер от­нес­ся от­ри­ца­тель­но. Что же ка­са­ет­ся во­про­са о ле­га­ли­за­ции Церк­ви, то го­во­ри­ли о невоз­мож­но­сти цер­ков­но­го су­да над эми­грант­ским ду­хо­вен­ством как о глав­ном пре­пят­ствии к ле­га­ли­за­ции[9]. Нам пред­став­ля­лось, что этот суд невоз­мо­жен, во-пер­вых, в си­лу ма­лой ав­то­ри­тет­но­сти Пат­ри­ар­ше­го Ме­сто­блю­сти­те­ля мит­ро­по­ли­та Пет­ра и, во-вто­рых, в си­лу невоз­мож­но­сти по ка­но­ни­че­ским пра­ви­лам за­оч­но­го су­да. При про­ща­нии Саб­лер про­сил ме­ня пе­ре­дать мит­ро­по­ли­ту Пет­ру по­клон и ска­зать, что он, Саб­лер, за него, Пет­ра, мо­лит­ся, со­ве­ту­ет ему на­де­ять­ся и быть тер­пе­ли­вым в этом во­про­се, ожи­дая, что власть со вре­ме­нем са­ма уве­рит­ся в ло­яль­но­сти Церк­ви и ле­га­ли­зу­ет ее. Этот по­клон Саб­ле­ра и его сло­ва я пе­ре­дал мит­ро­по­ли­ту Пет­ру при по­след­нем его по­се­ще­нии, быв­шем в на­ча­ле но­яб­ря 1925 го­да». 26 мая 1926 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ при­го­во­ри­ло ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия к трем го­дам за­клю­че­ния; он был от­прав­лен вме­сте с аре­сто­ван­ным по то­му же де­лу епи­ско­пом Ам­вро­си­ем (По­лян­ским) в Со­ло­вец­кий конц­ла­герь. В де­каб­ре 1928 го­да вла­сти без предъ­яв­ле­ния но­во­го об­ви­не­ния при­го­во­ри­ли его и епи­ско­па Ам­вро­сия к трем го­дам ссыл­ки на Урал, они бы­ли со­сла­ны сна­ча­ла в Тю­мен­ский округ, а за­тем в То­боль­ский. «Ко­гда мы еха­ли из Со­лов­ков в ссыл­ку, нас от Ле­нин­гра­да со­про­вож­да­ла Ека­те­ри­на Вла­ди­ми­ров­на Ска­дов­ская, ко­то­рая при­е­ха­ла из Хер­со­на по­слу­жить нам. До­ро­гой мы шли эта­пом, а она еха­ла сво­бод­но. На оста­нов­ках – в до­ме за­клю­че­ния – при­но­си­ла нам пе­ре­да­чи. И так от Ле­нин­гра­да с на­ми до­е­ха­ла до го­ро­да То­боль­ска. В го­ро­де То­боль­ске нас всех тро­их – ме­ня (ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия. – И. Д.), епи­ско­па Ам­вро­сия По­лян­ско­го и свя­щен­ни­ка Иоан­на Ска­дов­ско­го – аре­сто­ва­ли и предъ­яви­ли об­ви­не­ние в ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции, и глав­ным об­ра­зом в том, что мы буд­то бы ру­га­ли мест­ное ду­хо­вен­ство, что оно без­дей­ству­ет. Тут же при аре­сте во вре­мя обыс­ка бы­ла най­де­на цер­ков­ная ли­те­ра­ту­ра – ру­ко­пис­ная и на­пе­ча­тан­ная на ма­шин­ках, ко­то­рая ха­рак­те­ри­зо­ва­ла об­щее со­сто­я­ние цер­ков­ной жиз­ни по от­дель­ным те­че­ни­ям, где, ко­неч­но, ка­са­лась и су­ще­ству­ю­ще­го по­ли­ти­че­ско­го строя в во­про­се об от­но­ше­ни­ях Церк­ви и го­су­дар­ства. Нас про­дер­жа­ли в изо­ля­то­ре в го­ро­де То­боль­ске пол­то­ра ме­ся­ца, по­сле че­го за пре­кра­ще­ни­ем де­ла мы бы­ли осво­бож­де­ны. Нас на­пра­ви­ли в се­ло Об­дорск, Ска­дов­ская по­еха­ла об­рат­но в Хер­сон. В Об­дор­ске мы про­жи­ли ме­сяц. Ме­ня на­зна­чи­ли в се­ло Му­жи, а По­лян­ско­го в се­ло Шу­рыш­ка­ры. В Му­жах я про­жил пять-шесть дней, а от­ту­да был на­прав­лен в Ки­е­ват, где про­жил с 1929 го­да по июль 1931 го­да. В Му­жах мы сна­ча­ла оста­но­ви­лись у Дьяч­ко­ва, на вто­рой же день пе­ре­шли на квар­ти­ру, ка­жет­ся, к Ко­не­вой. Там я по­зна­ко­мил­ся с Хри­сти­ни­ей Те­рен­тье­вой, чле­ном цер­ков­но­го со­ве­та. Я у нее бы­вал в до­ме, ко­гда толь­ко при­е­хал в Му­жи и ко­гда при­ез­жал в Му­жи из Ки­е­ва­та по сво­им лич­ным де­лам. С ней объ­яс­нять­ся очень труд­но, так как по-рус­ски она го­во­рит неваж­но. Бы­ла один раз и она у ме­ня, за­хо­ди­ла ко мне в квар­ти­ру, так как я до­го­во­рил­ся, чтобы она по­лу­ча­ла с по­чты всю мою кор­ре­спон­ден­цию и пе­реот­прав­ля­ла мне. Она этим ока­зы­ва­ла мне боль­шую услу­гу. Ко мне в Ки­е­ват при­ез­жа­ла Ека­те­ри­на Вла­ди­ми­ров­на Ска­дов­ская из го­ро­да Хер­со­на в ок­тяб­ре 1929 го­да. Она мне то­гда при­вез­ла про­дук­тов, цер­ков­ное об­ла­че­ние и цер­ков­ную утварь, в том чис­ле и ан­ти­минс. Ан­ти­минс она взя­ла для ме­ня в мо­ей епар­хии, и мне от­ка­зать по су­ще­ству ни­кто не мо­жет, так как я ни­кем не устра­нен от управ­ле­ния епар­хи­ей и не ли­шен са­на ар­хи­епи­ско­па Хер­сон­ской епар­хии. Ко­гда я был с ней в То­боль­ске, я у нее про­сил при­вез­ти (или с кем дру­гим по­слать) цер­ков­ную утварь и ан­ти­минс, ко­то­рый мне в ссыл­ке необ­хо­дим. Она мне при­вез­ла ан­ти­минс и цер­ков­ную утварь, а так­же и епи­ско­пу Ам­вро­сию По­лян­ско­му, а так­же и об­ла­че­ние, ко­то­рое оста­ви­ла у ме­ня, а я пе­ре­дал По­лян­ско­му. Ра­нее по цер­ков­но­му за­ко­но­по­ло­же­нию ан­ти­мин­сы на ру­ки ни­ко­му не да­ва­лись, но в свя­зи с вой­ной и по­след­ни­ми со­бы­ти­я­ми мы раз­ре­ши­ли ду­хо­вен­ству иметь ан­ти­мин­сы на ру­ках». 30 июля 1931 го­да вла­сти в ссыл­ке аре­сто­ва­ли ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия. Ста­ли вы­зы­вать на до­про­сы в ОГПУ жи­те­лей, чтобы со­брать про­тив него об­ви­ни­тель­ный ма­те­ри­ал. Был вы­зван хо­зя­ин квар­ти­ры, где жил вла­ды­ка, Дмит­рий Ильин. Он по­ка­зал: «В его раз­го­во­ре (ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия. – И. Д.) про­скаль­зы­ва­ло недо­воль­ство со­вет­ской вла­стью, что его вы­сла­ли из сво­ей мест­но­сти и не да­ют воз­мож­но­сти слу­жить Церк­ви. Из от­дель­ных кон­крет­ных раз­го­во­ров с ним пом­ню сле­ду­ю­щее. Он мне рас­ска­зы­вал о при­чи­нах сво­ей вы­сыл­ки так: "Со­вет­ская власть сво­им де­кре­том от­де­ли­ла Цер­ковь от го­су­дар­ства, а са­ма в цер­ков­ную жизнь все вре­мя вме­ши­ва­лась и вме­ши­ва­ет­ся. Возь­ми­те за­кры­тие церк­вей, это про­ис­хо­дит под дав­ле­ни­ем вла­сти... При­тес­ня­ют слу­жи­те­лей... на­ло­га­ми, об­ви­ня­ют в раз­ных пре­ступ­ле­ни­ях... А раз Цер­ковь от­де­ле­на, им до цер­ков­ной жиз­ни не долж­но быть де­ла, не долж­ны на­жи­мать на ве­ру­ю­щих, чтобы за­кры­ва­ли церк­ви; что де­ла­ет­ся внут­ри Церк­ви, их так­же ин­те­ре­со­вать не долж­но, а то они по-раз­но­му от­но­сят­ся к на­шим от­дель­ным цер­ков­ным ори­ен­та­ци­ям. На­при­мер, ко­гда Цер­ковь раз­де­ли­лась на об­нов­лен­цев и ста­ро­цер­ков­ни­ков, пра­ви­тель­ство вся­че­ски спо­соб­ство­ва­ло укреп­ле­нию об­нов­лен­цев, а нас, ста­ро­цер­ков­ни­ков, вся­че­ски за­жи­ма­ли". В про­шлом го­ду, ко­гда из Хэ увез­ли мит­ро­по­ли­та Пет­ра Кру­тиц­ко­го и я ему об этом со­об­щил, что, вот, увез­ли мит­ро­по­ли­та, ви­ди­мо, осво­бо­дил­ся, он на это ска­зал: "Ка­кая раз­ни­ца, что его увез­ли из од­ной мест­но­сти, все рав­но по­шлют в ссыл­ку в дру­гое ме­сто. Вот я от­был срок в Со­лов­ках, а по­сле это­го, вот ви­ди­те, по­сла­ли в ссыл­ку. От­бу­ду здесь срок ссыл­ки, все рав­но по­шлют в дру­гое ме­сто. В дан­ное вре­мя нам, ду­хо­вен­ству, по­пав­ше­му и по­па­да­ю­ще­му в ссыл­ку, ссыл­ку ни­ко­гда не от­быть, нам власть не толь­ко не раз­ре­шит слу­жить в церк­вях, но и быть на ро­дине". В 1930 го­ду в се­ле Му­жи ста­ли за­кры­вать цер­ковь. Я ему в бе­се­де со­об­щил об этом, и он мне ска­зал: "Это для вас но­во, а для ме­ня ста­ро, так как в Рос­сии и цен­тре за­кры­тие церк­вей идет уже дав­но. Как-то, пом­ню, я тол­ко­вал с ар­хи­епи­ско­пом Про­ко­пи­ем о ве­ре и о иде­ях ком­му­ни­сти­че­ской пар­тии. Он мне на это ска­зал: «Для нас не но­во то, что сей­час то, что сей­час, так как что сей­час де­ла­ет­ся все идет, как на­пи­са­но в Свя­щен­ном Пи­са­нии, где го­во­рит­ся, что бу­дет го­не­ние на ре­ли­гию, мы ви­дим это во­очию – и тер­пим это го­не­ние, хо­тя и неспра­вед­ли­вое; ведь мы то­же за брат­ство… Возь­ми­те сей­час ком­му­ны, кол­хо­зы. По­че­му они бы­ва­ют неудач­ные? Да по­то­му, что ту­да по­па­да­ют ло­ды­ри, ту­не­яд­цы и вся­кий сброд. А возь­ми­те мо­на­сты­ри, в них мно­го об­ще­го с ком­му­на­ми… Мож­но стро­ить кол­хо­зы, но не при­тес­нять ре­ли­гию, а в ре­зуль­та­те та­ко­го враж­деб­но­го от­но­ше­ния к ре­ли­гии и рож­да­ют­ся их кол­хо­зы-ком­му­ны. Ес­ли бы ве­ру оста­ви­ли в по­кое и власть не об­ра­ща­ла бы вни­ма­ния на нее, бы­ло бы луч­ше. Ко­гда на­род стал бы куль­тур­нее, гра­мот­нее, он сам бы опре­де­лил, нуж­на ему ве­ра или нет; и сам бы по се­бе куль­тур­ный на­род у ре­ли­гии стал бы от­но­сит­ся по-ино­му, и но­вым на­чи­на­ни­ям она ни­сколь­ко не по­ме­ша­ла». В 1929 го­ду в Рож­де­ство он со­вер­шил в сво­ей квар­ти­ре бо­го­слу­же­ние, об­ла­чил­ся во все об­ла­че­ния и пел так, что во всем до­ме бы­ло слыш­но. По­сто­рон­них у него не бы­ло, кро­ме од­ной жен­щи­ны, ко­то­рая к нему при­ез­жа­ла из Хер­со­на – же­на свя­щен­ни­ка, она ему при­вез­ла об­ла­че­ние и про­дук­ты... Из мест­но­го на­се­ле­ния де­рев­ни Ки­е­ват у него мас­са зна­ко­мых, к ко­то­рым он при­гла­ша­ет­ся на име­ни­ны и в слу­чае ока­за­ния ме­ди­цин­ской по­мо­щи, так как у него мас­са раз­ных ле­карств. Что он там го­во­рил, я не знаю. Но он со всем мест­ным на­се­ле­ни­ем сжил­ся, так что не раз го­во­рил мне, что ему здесь хо­ро­шо и он чув­ству­ет се­бя как до­ма. Ко­гда при­хо­дят по­сыл­ки, а они к нему по­сту­па­ют ча­сто, он все­гда да­ет де­тям по­дар­ки. В част­но­сти, ман­ной и дру­гой кру­пы он да­вал мне и дру­гим, так как зи­мой кру­пы в ма­га­зине не бы­ло». Сле­до­ва­те­ли вы­зва­ли для до­про­са за­клю­чен­ных тюрь­мы; один из них по­ка­зал: «За вре­мя на­хож­де­ния в ка­ме­ре вме­сте с аре­сто­ван­ным Про­ко­пи­ем Ти­то­вым и Ам­вро­си­ем По­лян­ским 15 ав­гу­ста се­го го­да они сре­ди аре­сто­ван­ных не стес­ня­ясь ве­ли ан­ти­со­вет­ские раз­го­во­ры, вы­ра­жа­ю­щи­е­ся в том, что Ти­тов го­во­рил: все за­ко­ны, из­дан­ные ВЦИКом, ком­му­ни­сты не счи­та­ют се­бя обя­зан­ны­ми вы­пол­нять; ес­ли бу­дешь от них тре­бо­вать что по за­ко­ну, то они те­бя аре­сту­ют, осо­бен­но боль­шую роль здесь иг­ра­ет ОГПУ. Он уве­рял аре­сто­ван­ных в чис­ле де­ся­ти че­ло­век, что со­вет­ские за­ко­ны – это про­сто бу­маж­ки, в этом ему ни­кто из аре­сто­ван­ных не воз­ра­жал. Ти­тов го­во­рил, что… та­кой вла­сти, как в СССР, не зна­ет ис­то­рия… пе­ре­пол­не­ны тюрь­мы, Со­лов­ки… чест­ным, тру­до­лю­би­вым на­ро­дом…» За­клю­чен­ный Ва­си­лий Лож­кин, из рас­ку­ла­чен­ных, на до­про­се ска­зал: «Епи­ско­пов Про­ко­пия Ти­то­ва и Ам­вро­сия По­лян­ско­го, ко­то­рые на­хо­дят­ся в од­ной с на­ми ка­ме­ре, я знаю, но ни­ка­ких раз­го­во­ров от них я не слы­шал, так как на­хо­жусь все вре­мя на внеш­них ра­бо­тах. Го­во­рят они ино­гда что-то, но ти­хонь­ко меж­ду со­бой, так что труд­но по­нять их раз­го­вор. По утрам и ве­че­рам они мо­лят­ся Бо­гу. Ино­гда чи­та­ют кни­ги. Боль­ше ни­че­го не слы­шал, не знаю». От­ве­чая на во­про­сы сле­до­ва­те­ля, ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий ска­зал, что «про­во­ди­мая по­ли­ти­ка со сто­ро­ны су­ще­ству­ю­ще­го строя по от­но­ше­нию к ре­ли­гии стес­ня­ет цер­ков­но-ре­ли­ги­оз­ную де­я­тель­ность, в чрез­вы­чай­но тя­же­лые усло­вия ста­вит ду­хо­вен­ство… я не пом­ню, чтобы ко­му-ли­бо го­во­рил, что ду­хо­вен­ству да­ют срок ссыл­ки неопре­де­лен­ный, этим же­лая под­черк­нуть, что к нам, ду­хо­вен­ству, вла­сти от­но­сят­ся по-ино­му, неже­ли к дру­гим. Я лич­но мог го­во­рить толь­ко про се­бя, так как по об­ще­му сло­жив­ше­му­ся по­ряд­ку мне по­сле Со­лов­ков да­ли ссыл­ку, а по­сле ссыл­ки по­ла­га­ет­ся ми­нус. С кем на эту те­му го­во­рил, не пом­ню, но воз­мож­но, что и с хо­зя­и­ном квар­ти­ры. С хо­зя­и­ном квар­ти­ры Ильи­ным у ме­ня был как-то в шу­точ­ной фор­ме раз­го­вор, в ко­то­ром я ука­зы­вал, "что вы хва­ли­тесь, что ком­му­ну на­шли, она бы­ла и рань­ше – об­ще­жи­тель­ные мо­на­сты­ри с внеш­ней сто­ро­ны во мно­гом сход­ны с совре­мен­ны­ми ком­му­на­ми". Се­рьез­но­го раз­го­во­ра у ме­ня с ним по во­про­су кол­лек­ти­ви­за­ции не бы­ло, и сво­их мне­ний, пред­по­ло­же­ний, как совре­мен­ную ком­му­ну сде­лать ре­ли­ги­оз­ной, я не вы­ска­зы­вал. Бо­лез­нен­ность пе­ре­жи­ва­ний но­вых усло­вий цер­ков­ной жиз­ни от­ча­сти за­ви­сит, несо­мнен­но, от то­го, что пе­ре­стра­и­ва­ет­ся вся жизнь, ме­ня­ют­ся все усло­вия, к ко­то­рым еще не при­ме­не­ны фор­мы ре­ли­ги­оз­ной жиз­ни». 29 сен­тяб­ря след­ствие бы­ло за­кон­че­но, и сле­до­ва­тель дал про­честь ар­хи­епи­ско­пу об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние, в ко­то­ром, в част­но­сти, го­во­ри­лось: «В Ямаль­ский Окруж­ной от­дел ОГПУ по­сту­пи­ли све­де­ния, что адми­ни­стра­тив­но-ссыль­ные епи­ско­пы По­лян­ский и Ти­тов, на­хо­дясь в ссыл­ке в се­ле Му­жи в 1929 го­ду, устра­и­ва­ли с мест­ным зы­рян­ским и ту­зем­ным остяк­ским на­се­ле­ни­ем ши­ро­кие свя­зи, сна­ча­ла на поч­ве ве­де­ния бе­сед на ре­ли­ги­оз­ные те­мы, при­да­вая им ан­ти­со­вет­ский уклон, од­новре­мен­но со­вер­ша­ли неза­кон­но в до­мах бо­го­слу­же­ния, а так­же про­во­ди­ли яв­но ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию. Впо­след­ствии упол­но­мо­чен­ным ОГПУ бы­ли пе­ре­ве­де­ны По­лян­ский в Шу­рыш­ка­ры, а Ти­тов в Ки­е­ват, где про­дол­жа­ли ту же са­мую де­я­тель­ность, ока­зы­вая вред­ное вли­я­ние на окру­жа­ю­щие их тем­ные мас­сы, в ре­зуль­та­те че­го ли­ца, на­хо­дя­щи­е­ся с ни­ми в наи­бо­лее тес­ных свя­зях, ста­ли ак­тив­но вы­сту­пать про­тив про­во­ди­мых ме­ро­при­я­тий со­вет­ской вла­сти, как на­при­мер про­тив за­кры­тия церк­ви, про­тив кол­лек­ти­ви­за­ции, рас­про­стра­не­ния зай­мов». Про­чи­тав об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние, вла­ды­ка на­пи­сал: «В по­ряд­ке до­пол­не­ния след­ствия, со сво­ей сто­ро­ны счи­таю необ­хо­ди­мым за­явить сле­ду­ю­щее. Мне предъ­яв­ле­но об­ви­не­ние в "си­сте­ма­ти­че­ской ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции", ко­то­рую буд­то бы я про­во­дил во вре­мя от­бы­ва­ния ссыл­ки в Об­дор­ском рай­оне. Два го­да ссыл­ки я про­жил без­вы­езд­но в де­ревне Но­вый Ки­е­ват (все­го пять до­мов) на од­ной квар­ти­ре у мест­но­го ак­ти­ви­ста и со­вет­ско­го де­я­те­ля, чле­на Му­жев­ско­го сель­со­ве­та, быв­ше­го ком­му­ни­ста Д.Н. Ильи­на, на­блю­де­нию ко­то­ро­го я и был по­ру­чен. От­дель­ной ком­на­ты я не имел, а по­ме­щал­ся за шир­мой в ком­на­те хо­зя­ев; ни­ку­да, ни в ка­кие дру­гие до­ма без нуж­ды ка­кой-ни­будь мел­кой не хо­дил. Ес­ли бы я си­сте­ма­ти­че­ски аги­ти­ро­вал, то хо­зя­е­вам мо­им бы­ло бы из­вест­но, вви­ду усло­вий по­ме­ще­ния в та­ком ма­лень­ком по­сел­ке. Еже­год­но зи­мой через Ки­е­ват про­ез­жа­ли раз до пя­ти в зи­му упол­но­мо­чен­ный ГПУ и его по­мощ­ник. У ме­ня про­из­ве­ден был в первую зи­му мо­ей ссыл­ки обыск, в дру­гую зи­му лишь осмотр по­ме­ще­ния. Каж­дый раз аген­ты ГПУ рас­спра­ши­ва­ли о мо­ей жиз­ни и по­ве­де­нии мо­их хо­зя­ев, и ес­ли бы я си­сте­ма­ти­че­ски аги­ти­ро­вал во вре­мя сво­ей ссыл­ки, то я был бы аре­сто­ван и при­вле­чен к от­вет­ствен­но­сти мно­го рань­ше июля се­го 31 го­да. От­дель­ные же фра­зы слу­чай­ных и шут­ли­вых раз­го­во­ров с хо­зя­е­ва­ми ед­ва ли мож­но счи­тать аги­та­ци­ей. Га­зет я не имел и не чи­тал. Свои воз­зре­ния по за­тро­ну­тым при до­про­се во­про­сам я вы­ска­зы­вал упол­но­мо­чен­но­му Ло­пат­ки­ну. Об этих бе­се­дах с ним я, ко­неч­но, рас­ска­зы­вал вме­сте со мной аре­сто­ван­но­му и со­дер­жи­мо­му Ам­вро­сию По­лян­ско­му. Но это то­же не мо­жет быть при­зна­но аги­та­ци­ей». 14 де­каб­ря 1931 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ при­го­во­ри­ло ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия к трем го­дам ссыл­ки в Ка­зах­стан. Осво­бо­див­шись в ап­ре­ле 1934 го­да, вла­ды­ка сра­зу же уехал к ма­те­ри в Томск, на­де­ясь здесь вы­ле­чить­ся от ма­ля­рии, ко­то­рой тя­же­ло за­бо­лел, на­хо­дясь в ссыл­ке. Но кли­мат Том­ска ма­ло по­мог вы­здо­ров­ле­нию. Меж­ду тем вла­ды­ке ча­сто пи­сал один из бли­жай­ших к нему хер­сон­ских свя­щен­ни­ков, отец Иоанн Ска­дов­ский, ко­то­рый от­бы­вал в то вре­мя ссыл­ку в го­ро­де Ка­мы­шине Ста­лин­град­ской об­ла­сти, и при­гла­шал ар­хи­епи­ско­па к се­бе. По до­ро­ге в Ка­мы­шин ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий за­ехал сна­ча­ла в Моск­ву узнать о по­след­них цер­ков­ных со­бы­ти­ях. 16 сен­тяб­ря 1934 го­да ар­хи­епи­скоп при­е­хал в Ка­мы­шин и по­се­лил­ся у свя­щен­ни­ка Иоан­на Ска­дов­ско­го. Но со­всем крат­ким ста­ло его пре­бы­ва­ние на во­ле в этот раз. Через две неде­ли, 2 ок­тяб­ря, ар­хи­епи­скоп был аре­сто­ван по по­до­зре­нию в мо­нар­хи­че­ской и ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти. Арест вла­ды­ки Про­ко­пия был в ка­кой-то ме­ре слу­ча­ен. НКВД со­би­рал­ся аре­сто­вать жив­ше­го в ссыл­ке епи­ско­па Иоаса­фа (По­по­ва) и близ­ких ему лю­дей, в это вре­мя при­е­хал ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий – аре­сто­ва­ли и его. На до­про­се 4 ок­тяб­ря сле­до­ва­тель спро­сил вла­ды­ку: – У ко­го вы бы­ли здесь, в Ка­мы­шине, кро­ме Ска­дов­ско­го? – Из пе­ре­пис­ки со Ска­дов­ским я знал, что в Ка­мы­шине жи­вет ар­хи­ерей Иоасаф, и ко­гда при­е­хал в Ка­мы­шин, по­зна­ко­мил­ся с ним, был у него на квар­ти­ре, и он у ме­ня. Ко­гда я был у Иоаса­фа, то там, кро­ме ме­ня и Иоаса­фа, ни­ко­го не бы­ло. Рань­ше я Иоаса­фа не знал и о нем не слы­шал. – Вы с ним од­ной ори­ен­та­ции? – Здесь я вы­яс­нил, что мы с ним од­ной ори­ен­та­ции Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на. В Рож­де­ствен­ский со­чель­ник, 6 ян­ва­ря 1935 го­да, со­сто­ял­ся по­след­ний до­прос. – Из­ло­жи­те ва­ши по­ли­ти­че­ские взгля­ды, – ска­зал сле­до­ва­тель. – Я счи­таю се­бя че­ло­ве­ком апо­ли­тич­ным, – от­ве­тил вла­ды­ка, – од­на­ко я яв­ля­юсь убеж­ден­ным по­сле­до­ва­те­лем Пра­во­слав­ной Церк­ви и, как пред­ста­ви­тель по­след­ней, есте­ствен­но, не мо­гу от­но­сить­ся без­раз­лич­но к то­му, ка­кая власть су­ще­ству­ет в стране, – пре­сле­ду­ю­щая Цер­ковь или, на­обо­рот, по­кро­ви­тель­ству­ю­щая Церк­ви. Со­вер­шен­но есте­ствен­но, что к по­ли­ти­че­ско­му ре­жи­му, ко­то­рый по­кро­ви­тель­ству­ет де­я­тель­но­сти Церк­ви, у ме­ня боль­ше сим­па­тий, чем к по­ли­ти­че­ско­му ре­жи­му, ко­то­рый пре­сле­ду­ет Цер­ковь или огра­ни­чи­ва­ет сво­бо­ду ее де­я­тель­но­сти. В этом от­но­ше­нии я раз­де­ляю сим­па­тии Ска­дов­ско­го к идее мо­нар­хи­че­ской вла­сти, воз­глав­ля­е­мой мо­нар­хом – по­ма­зан­ни­ком Бо­жьим... Дол­жен ого­во­рить­ся, что ска­зан­ное мною не озна­ча­ет, что я яв­ля­юсь сто­рон­ни­ком на­силь­ствен­но­го свер­же­ния со­вет­ской вла­сти и вос­ста­нов­ле­ния мо­нар­хии. До­би­вать­ся свер­же­ния со­вет­ской вла­сти и ве­сти в этом на­прав­ле­нии ка­кую-ли­бо по­ли­ти­че­скую ра­бо­ту я не счи­таю для се­бя воз­мож­ным, как для пред­ста­ви­те­ля Церк­ви, к то­му же я счи­таю, что идея неогра­ни­чен­ной мо­нар­хии в на­сто­я­щее вре­мя от­жи­ла свое вре­мя, и наи­бо­лее же­ла­тель­ным в су­ще­ству­ю­щих усло­ви­ях для ме­ня пред­став­ля­ет­ся строй, обес­пе­чи­ва­ю­щий пол­ное от­де­ле­ние Церк­ви от го­су­дар­ства и га­ран­ти­ру­ю­щий Церк­ви пол­ную сво­бо­ду и невме­ша­тель­ство го­су­дар­ства во внут­рен­нюю жизнь Церк­ви. – Что вы мо­же­те ска­зать по су­ще­ству предъ­яв­ля­е­мо­го вам об­ви­не­ния? – С мо­мен­та мо­е­го осво­бож­де­ния из ссыл­ки в ап­ре­ле 1934 го­да я ни­ка­ких де­я­ний про­тив вла­сти и ни­ка­кой аги­та­ции не про­во­дил. Ви­нов­ным се­бя ни в чем не счи­таю. Через несколь­ко дней, 11 ян­ва­ря, след­ствие бы­ло за­кон­че­но. Ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий об­ви­нял­ся в том, что «бу­дучи контр­ре­во­лю­ци­он­но на­стро­ен­ным и имея мо­нар­хи­че­ские убеж­де­ния, при­мы­кал к ор­га­ни­зо­ван­ной По­по­вым контр­ре­во­лю­ци­он­ной груп­пи­ров­ке цер­ков­ни­ков в го­ро­де Ка­мы­шине, ку­да был спе­ци­аль­но вы­зван чле­ном груп­пи­ров­ки Ска­дов­ским». Свя­щен­но­му­че­ник Иоанн ро­дил­ся 30 мая 1874 го­да в го­ро­де Хер­соне в се­мье потом­ствен­но­го дво­ря­ни­на Ге­ор­гия Льво­ви­ча Ска­дов­ско­го, пред­во­ди­те­ля дво­рян­ства в го­ро­де Хер­соне и круп­но­го земле­вла­дель­ца. Ге­ор­гий Льво­вич имел 14-15 ты­сяч де­ся­тин зем­ли, усадь­бу, скот, сель­ско­хо­зяй­ствен­ные ору­дия; часть зем­ли он от­да­вал в арен­ду, осталь­ную об­ра­ба­ты­ва­ли на­ем­ные ра­бо­чие, ко­то­рых в име­нии был по­сто­ян­ный штат. Дед Ива­на Ска­дов­ско­го, штаб-рот­мистр Лев Ска­дов­ский, в 1867 го­ду ос­но­вал непо­да­ле­ку от Хер­со­на на по­жерт­во­ван­ной им зем­ле Бла­го­ве­щен­ский об­ще­жи­тель­ный жен­ский мо­на­стырь. При оби­те­ли был ор­га­ни­зо­ван при­ют-шко­ла для де­ся­ти дво­рян­ских де­во­чек-си­рот из Хер­сон­ской гу­бер­нии. На­ча­тое Львом Ска­дов­ским стро­и­тель­ство мо­на­сты­ря бы­ло вполне за­вер­ше­но его сы­ном Ге­ор­ги­ем. По сви­де­тель­ству род­ствен­ни­ков, Ге­ор­гий Льво­вич Ска­дов­ский был убит на по­ро­ге сво­е­го до­ма в 1919 го­ду. В 1890 го­ду Иван окон­чил ре­аль­ное учи­ли­ще, в 1896 – сель­ско­хо­зяй­ствен­ное. Два го­да по­сле окон­ча­ния уче­бы он жил в име­нии от­ца. В 1899 го­ду Иван Ге­ор­ги­е­вич по­сту­пил учить­ся на выс­шие кур­сы хи­мии, ви­но­де­лия и ви­но­гра­дар­ства в го­ро­де Ял­те, ко­то­рые окон­чил в 1902 го­ду. По­сле это­го жил до­ма на сред­ства от­ца. С 1906 по 1909 год был зем­ским на­чаль­ни­ком в Хер­сон­ском уез­де. В 1909 го­ду ушел в от­став­ку и за­нял­ся сель­ским хо­зяй­ством в сво­ей усадь­бе, при ко­то­рой бы­ло семь­сот пять­де­сят де­ся­тин зем­ли, сад в два­дцать де­ся­тин, со­рок ло­ша­дей, де­сять ко­ров, шесть во­лов и все­воз­мож­ные сель­ско­хо­зяй­ствен­ные ору­дия: дви­га­тель в де­сять ло­ша­ди­ных сил, жней­ки, ве­ял­ки, ко­сил­ки и то­му по­доб­ное. В усадь­бе был по­сто­ян­ный штат на­ем­ных ра­бо­чих в семь-во­семь че­ло­век, в пе­ри­од сель­ско­хо­зяй­ствен­ных ра­бот на­ни­ма­лось до се­ми­де­ся­ти че­ло­век. При­бли­зи­тель­но в это вре­мя Иван Ге­ор­ги­е­вич по­зна­ко­мил­ся с вы­да­ю­щим­ся ар­хи­ере­ем Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви епи­ско­пом Хер­сон­ским Про­ко­пи­ем (Ти­то­вым) и в ре­зуль­та­те об­ще­ния с ним стал скло­нять­ся мыс­лию к при­ня­тию свя­щен­но­го са­на. Бы­ло к это­му и Бо­жие при­зва­ние. Во вре­мя Пер­вой ми­ро­вой вой­ны Иван Ге­ор­ги­е­вич был мо­би­ли­зо­ван ря­до­вым в дей­ству­ю­щую ар­мию и на­прав­лен в 457-ю пе­шую Та­ври­че­скую дру­жи­ну. Дру­жи­на сто­я­ла в го­ро­де Хер­соне в ожи­да­нии от­прав­ки на фронт. Но вско­ре про­изо­шла Фев­раль­ская ре­во­лю­ция, и Иван Ге­ор­ги­е­вич был по воз­рас­ту осво­бож­ден от служ­бы и вер­нул­ся в свое име­ние. При­шед­шая в ре­зуль­та­те ре­во­лю­ции со­вет­ская власть кон­фис­ко­ва­ла име­ние, оста­вив Ска­дов­ско­му и его се­мье дом и неко­то­рое ко­ли­че­ство сель­ско­хо­зяй­ствен­но­го ин­вен­та­ря, чтобы мож­но бы­ло за­ни­мать­ся хо­зяй­ством, но без ис­поль­зо­ва­ния на­ем­но­го тру­да. В 1918 го­ду, ре­шив при­нять сан свя­щен­ни­ка, Иван Ге­ор­ги­е­вич раз­дал все свое сель­ско­хо­зяй­ствен­ное иму­ще­ство кре­стья­нам. Епи­скоп Про­ко­пий был в это вре­мя в Пет­ро­гра­де, и Иван Ге­ор­ги­е­вич уехал в Одес­су, где мит­ро­по­лит Пла­тон (Рож­де­ствен­ский) ру­ко­по­ло­жил его в сан свя­щен­ни­ка. По ру­ко­по­ло­же­нии он по­лу­чил на­зна­че­ние в Бла­го­ве­щен­ский жен­ский мо­на­стырь, ос­но­ван­ный его де­дом, но от на­зна­че­ния от­ка­зал­ся и был при­ко­ман­ди­ро­ван к ар­хи­ерей­ской церк­ви го­ро­да Хер­со­на. С 1922 по 1925 год отец Иоанн слу­жил тре­тьим свя­щен­ни­ком го­род­ско­го со­бо­ра; в свя­зи с тем, что со­бор за­хва­ти­ли об­нов­лен­цы, он пе­ре­шел в храм при клад­би­ще и слу­жил здесь до 1926 го­да.

Оста­вив бо­гат­ство и вся­кое ма­те­ри­аль­ное бла­го­по­лу­чие, отец Иоанн сде­лал глав­ным слу­же­ни­ем сво­ей ду­ши Ис­ти­ну, вме­няя ни во что все зем­ные удоб­ства. В 1926 го­ду в клад­би­щен­ский храм был взят пев­чий из об­нов­лен­цев, при­чем без уста­нов­лен­но­го в то вре­мя для этих слу­ча­ев чи­на при­е­ма. Уви­дев та­кое яв­ное пре­не­бре­же­ние к цер­ков­ным пра­ви­лам, отец Иоанн ушел из хра­ма и по бла­го­сло­ве­нию ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия стал мо­лить­ся до­ма. В кон­це 1929 го­да го­не­ния на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь уси­ли­лись, и отец Иоанн был аре­сто­ван. От­ве­чая на во­про­сы сле­до­ва­те­ля, свя­щен­ник ска­зал: «Я при­дер­жи­ва­юсь мо­нар­хи­че­ских убеж­де­ний и счи­таю наи­бо­лее нор­маль­ной фор­мой го­судар­ствен­но­го прав­ле­ния – мо­нар­хию во гла­ве с по­ма­зан­ни­ком Бо­жи­им, но не про­те­стую про­тив дру­гих форм прав­ле­ния и при­ни­маю их как во­лю Бо­жию. Со­вет­скую власть счи­таю вла­стью бо­го­бор­че­скую, вла­стью са­та­нин­скою, ко­то­рая по­сла­на лю­дям за их гре­хи. Вся­кие ме­ро­при­я­тия со­вет­ской вла­сти, име­ю­щие це­лью пе­ре­кро­ить жизнь на но­вых на­ча­лах, я не одоб­ряю и от­но­шусь к ним от­ри­ца­тель­но, по­сколь­ку они идут враз­рез с мо­ей хри­сти­ан­ской идео­ло­ги­ей. Так я от­но­шусь от­ри­ца­тель­но к кол­лек­ти­ви­за­ции, к пя­ти­днев­ке, лик­ви­да­ции ку­ла­че­ства как клас­са и то­му по­доб­но­му. Эти свои взгля­ды я вы­ска­зы­вал в част­ных бе­се­дах ве­ру­ю­щим… За пе­ри­од с 1928 по 1930 год мною бы­ло по­лу­че­но из раз­лич­ных ис­точ­ни­ков зна­чи­тель­ное ко­ли­че­ство ано­ним­ных по­сла­ний ре­ли­ги­оз­но-по­ли­ти­че­ско­го ха­рак­те­ра, в ко­то­рых трак­то­вал­ся во­прос об от­но­ше­нии к со­вет­ской вла­сти и ее ме­ро­при­я­ти­ям, ка­са­ю­щих­ся Церк­ви. В 1926 го­ду я ез­дил в Моск­ву с це­лью по­лу­чить сви­да­ние с ар­хи­епи­ско­пом Про­ко­пи­ем. В 1928 го­ду я ез­дил в Кемь для сви­да­ния с ар­хи­епи­ско­пом Про­ко­пи­ем, но неудач­но, так как сви­да­ния не по­лу­чил. Моя же­на Ека­те­ри­на Ска­дов­ская ез­ди­ла к ар­хи­епи­ско­пу Про­ко­пию в Об­дорск в 1928 го­ду и в 1930 го­ду, чтобы пе­ре­дать ему об­ла­че­ние и по­сыл­ки. На об­рат­ном пу­ти, где-то око­ло То­боль­ска она бы­ла аре­сто­ва­на, и я с ней с тех пор боль­ше не ви­дел­ся». В 1931 го­ду отец Иоанн был при­го­во­рен к пя­ти го­дам за­клю­че­ния и от­прав­лен в Ви­шер­ские ла­ге­ря, где про­был до фев­ра­ля 1933 го­да, ко­гда вла­сти за­ме­ни­ли ему конц­ла­герь ссыл­кой с при­креп­ле­ни­ем к опре­де­лен­но­му ме­сту жи­тель­ства. Так он ока­зал­ся в го­ро­де Ка­мы­шине Ста­лин­град­ской об­ла­сти. 1 ок­тяб­ря 1934 го­да отец Иоанн сно­ва был аре­сто­ван. На до­про­сах он дер­жал­ся му­же­ствен­но и про­сто. Сле­до­ва­тель спра­ши­вал: – Чем вы за­ни­ма­лись пе­ред тем как вас аре­сто­ва­ли в го­ро­де Ка­мы­шине? Свя­щен­ник от­ве­тил: – Ни­чем опре­де­лен­ным я не за­ни­мал­ся, су­ще­ство­вал я на то, что со­би­рал ми­ло­сты­ню. Кро­ме то­го, мне из Хер­со­на при­сы­ла­ли по­сыл­ки. – Чем объ­яс­нить, что вы, че­ло­век со спе­ци­аль­ным выс­шим об­ра­зо­ва­ни­ем, за­ня­лись сбо­ром ми­ло­сты­ни, а не по­пы­та­лись по­сту­пить на ра­бо­ту, со­от­вет­ству­ю­щую ва­шим зна­ни­ям? – Во-пер­вых, я стар и бо­лен, и ра­бо­тать мне труд­но. Во-вто­рых, по­сту­пив на ка­кую-ли­бо от­вет­ствен­ную ра­бо­ту, я тем са­мым дол­жен был бы со­дей­ство­вать утвер­жде­нию со­ци­а­ли­сти­че­ско­го строя, ко­то­рый враж­де­бен Церк­ви и в ко­неч­ном сче­те пре­сле­ду­ет за­да­чу ее пол­но­го уни­что­же­ния. – Что вы мо­же­те ска­зать по су­ще­ству предъ­яв­лен­но­го вам об­ви­не­ния? – Мне предъ­яв­ле­но об­ви­не­ние в ве­де­нии контр­ре­во­лю­ци­он­ной про­па­ган­ды, воз­мож­но, что я что-ли­бо и го­во­рил несов­ме­сти­мое с ло­яль­ным от­но­ше­ни­ем к со­вет­ской вла­сти, од­на­ко де­лал я это необ­ду­ман­но и несе­рьез­но. Кон­крет­ных слу­ча­ев я сей­час при­пом­нить не мо­гу. Мои пред­став­ле­ния об иде­аль­ном со­ци­аль­но-по­ли­ти­че­ском строе не сов­па­да­ют с иде­я­ми, ле­жа­щи­ми в ос­но­ве со­вет­ской го­судар­ствен­но­сти. До­би­вать­ся, од­на­ко, осу­ществ­ле­ния сво­их иде­а­лов пу­тем по­ли­ти­че­ско­го пе­ре­во­ро­та я не счи­таю для се­бя воз­мож­ным. Тот об­ще­ствен­ный строй, ко­то­рый я счи­таю иде­аль­ным, воз­мо­жен толь­ко при вос­ста­нов­ле­нии в об­ще­стве пат­ри­ар­халь­ных от­но­ше­ний. Меж­ду тем, неза­ви­си­мо от ха­рак­те­ра тех по­ли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок, ко­то­рые мог­ли бы прий­ти к вла­сти в слу­чае по­ли­ти­че­ско­го пе­ре­во­ро­та, воз­рож­де­ния пат­ри­ар­халь­ных от­но­ше­ний не про­изо­шло бы, и уста­но­вив­ший­ся строй был бы мне оди­на­ко­во чужд. – Что вы име­е­те в ви­ду под иде­аль­ным со­ци­аль­но-по­ли­ти­че­ским стро­ем? – Я имею в ви­ду тео­кра­ти­че­ское го­су­дар­ство, то есть строй, при ко­то­ром во гла­ве об­ще­ства сто­ит поль­зу­ю­щий­ся неогра­ни­чен­ным ав­то­ри­те­том вождь, пред­став­ля­ю­щий на зем­ле во­лю Бо­га и со­сре­до­то­чи­ва­ю­щий в сво­их ру­ках ре­гу­ли­ро­ва­ние всех об­ще­ствен­ных функ­ций. Из ис­то­ри­че­ских при­ме­ров наи­бо­лее со­вер­шен­ным, на мой взгляд, яв­ля­ет­ся го­су­дар­ство древ­них ев­ре­ев, с его ца­ря­ми и про­ро­ка­ми. – Как вы от­но­си­тесь к до­ре­во­лю­ци­он­ной Рос­сии? – Я на­цио­на­лист и люб­лю Рос­сию. Я люб­лю Рос­сию в том ви­де, в ка­ком она су­ще­ство­ва­ла до ре­во­лю­ции, с ее мо­щью и ве­ли­чи­ем, с ее необъ­ят­но­стью, с ее за­во­е­ва­ни­я­ми. Про­ис­шед­шее по­сле ре­во­лю­ции дроб­ле­ние Рос­сии, и в част­но­сти вы­де­ле­ние Укра­и­ны, Бе­ло­рус­сии и так да­лее, я рас­смат­ри­ваю как яв­ле­ния по­ли­ти­че­ско­го упад­ка, тем бо­лее пе­чаль­но­го, что для это­го дроб­ле­ния нет ни­ка­ких ос­но­ва­ний. Укра­ин­цы и рус­ские все­гда со­став­ля­ли еди­ное це­лое. Укра­ин­цы и рус­ские один на­род, од­на на­ция, и вы­де­лять Укра­и­ну в ка­кой бы то ни бы­ло фор­ме из об­ще­го це­ло­го нет ни­ка­ких ос­но­ва­ний. – Как сов­ме­стить ва­ше утвер­жде­ние, что вы убеж­ден­ный хри­сти­а­нин – про­тив­ник на­си­лия, с ва­шим за­яв­ле­ни­ем, что вы лю­би­те Рос­сию в ее ста­ром ви­де, с ее за­во­е­ва­ни­я­ми, то есть пло­да­ми на­си­лия, со­вер­шен­но­го над це­лы­ми на­ро­да­ми? – Это, ко­неч­но, не ло­гич­но, но я че­ло­век, и мне не чуж­ды че­ло­ве­че­ские сла­бо­сти. Кро­ме то­го, не все тер­ри­то­ри­аль­ные при­об­ре­те­ния Рос­сии долж­ны рас­смат­ри­вать­ся как фак­ты на­си­лия. К та­ко­му, на­при­мер, ак­ту, как уча­стие в раз­де­ле Поль­ши, опре­де­ле­ние на­си­лия при­ме­не­но быть не мо­жет. Поль­ша в ХVIII ве­ке пред­став­ля­ла угро­зу меж­ду­на­род­но­му спо­кой­ствию, и дей­ствия про­тив нее Рос­сии, Ав­стрии и Прус­сии яв­ля­лись ак­та­ми са­мо­обо­ро­ны, обес­пе­чи­ва­ю­щи­ми об­ще­ствен­ный по­ря­док в Во­сточ­ной Ев­ро­пе. Дол­жен ска­зать, что те­перь, ко­гда Поль­ша не пред­став­ля­ет угро­жа­ю­ще­го меж­ду­на­род­но­му спо­кой­ствию фак­то­ра, я яв­ля­юсь сто­рон­ни­ком ее неза­ви­си­мо­сти. Ес­ли я, как рус­ский че­ло­век, яв­ля­юсь про­тив­ни­ком вы­де­ле­ния Укра­и­ны в осо­бое на­цио­наль­ное фор­ми­ро­ва­ние, то вы­де­ле­ние из Рос­сии Поль­ши по­сле ре­во­лю­ции я, на­обо­рот, при­вет­ствую. – Го­во­ря, что вы лю­би­те до­ре­во­лю­ци­он­ную Рос­сию, вы как на чер­ты, вы­зы­ва­ю­щие у вас сим­па­тии к ней, ука­за­ли на об­сто­я­тель­ства в ос­нов­ном внеш­не­го по­ряд­ка ее меж­ду­на­род­но­го по­ло­же­ния. Что вы мо­же­те ска­зать о внут­рен­нем строе цар­ской Рос­сии и ва­шем от­но­ше­нии к нему? – Ле­жа­щую в ос­но­ве рос­сий­ско­го мо­нар­хи­че­ско­го строя идею со­сре­до­то­че­ния у им­пе­ра­то­ра – по­ма­зан­ни­ка Бо­га неогра­ни­чен­ной вла­сти я рас­смат­ри­ваю как идею по­ло­жи­тель­ную. В этом смыс­ле до­ре­во­лю­ци­он­ный строй Рос­сии бли­зок мо­им пред­став­ле­ни­ям об иде­аль­ном об­ще­ствен­ном строе, и я яв­ля­юсь его сто­рон­ни­ком. Дол­жен, од­на­ко, ого­во­рить­ся: во-пер­вых, ес­ли я яв­ля­юсь сто­рон­ни­ком рос­сий­ской мо­нар­хии, то это не зна­чит, что я сто­рон­ник мо­нар­хии во­об­ще. Я сто­рон­ник та­кой мо­нар­хии, в ко­то­рой мо­нарх яв­ля­ет­ся имен­но по­ма­зан­ни­ком Бо­га. Та­кие, на­при­мер, мо­нар­хии, как быв­шая Гер­ман­ская им­пе­рия или Ис­пан­ское ко­ролев­ство, где мо­нар­хи – не по­ма­зан­ни­ки, мне чуж­ды. Во-вто­рых, яв­ля­ясь сто­рон­ни­ком рос­сий­ско­го мо­нар­хи­че­ско­го строя, я от­нюдь не яв­ля­юсь сто­рон­ни­ком тех из­вра­ще­ний и ис­ка­же­ний ле­жав­шей в его ос­но­ве идеи, ко­то­рые име­ли ме­сто на прак­ти­ке. Я имею в ви­ду под­чи­не­ние го­су­дар­ству Церк­ви, по­го­ню пред­ста­ви­те­лей го­судар­ствен­ной вла­сти за лич­ным бла­го­по­лу­чи­ем в ущерб бла­го­со­сто­я­нию масс, па­де­ние на­цио­наль­но­го рус­ско­го ду­ха и так да­лее. Эти об­сто­я­тель­ства яв­ля­ют­ся след­стви­я­ми из­вра­ще­ний мо­нар­хи­че­ско­го строя, но са­мой мо­нар­хи­че­ской идеи, как та­ко­вой, по­ро­чить не мо­гут. Строй мо­нар­хи­че­ский тут не при чем. Из­вра­ще­ния эти яв­ля­лись ре­зуль­та­том ис­то­ри­че­ско­го па­де­ния нрав­ствен­но­сти в Рос­сии, при­вед­шей в кон­це кон­цов к по­яв­ле­нию в Рос­сии враж­деб­ных мо­нар­хии по­ли­ти­че­ских те­че­ний и об­ра­зо­ва­нию ан­ти­мо­нар­хи­че­ских пар­тий со­ци­ал-де­мо­кра­тов, со­ци­а­ли­стов-ре­во­лю­ци­о­не­ров и так да­лее и к свер­же­нию мо­нар­хии ре­во­лю­ци­ей. 17 мар­та 1935 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при НКВД СССР при­го­во­ри­ло ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия и свя­щен­ни­ка Иоан­на Ска­дов­ско­го к пя­ти го­дам ссыл­ки в Ка­ра­кал­па­кию в го­род Турт­куль, ку­да они при­бы­ли 7 мая то­го же го­да. По­се­ли­лись они в од­ном до­ме. Вско­ре к ним при­е­ха­ла же­на от­ца Иоан­на, Ека­те­ри­на Вла­ди­ми­ров­на, от­дав­шая всю свою жизнь по­мо­щи ссыль­но­му ду­хо­вен­ству. Два го­да про­жи­ли здесь ар­хи­епи­скоп и свя­щен­ник. Они устро­и­ли в до­ме неболь­шую цер­ковь и ча­сто слу­жи­ли, не от­ка­зы­вая и тем из жив­ших в по­сел­ке, кто же­лал ис­по­ве­дать­ся или при­ча­стить­ся. И на­род по­тя­нул­ся в убо­гую ке­лью по­движ­ни­ков за муд­рым со­ве­том и ду­хов­ным уте­ше­ни­ем. На­сту­пи­ло ле­то 1937 го­да, ко­гда рас­по­ря­же­ни­ем со­вет­ско­го пра­ви­тель­ства все ис­по­вед­ни­ки пра­во­сла­вия бы­ли об­ре­че­ны на смерть. Упол­но­мо­чен­ные НКВД ста­ли со­би­рать через осве­до­ми­те­лей све­де­ния о ссыль­ных, вы­зы­вая их за­тем на до­про­сы в ка­че­стве «де­жур­ных сви­де­те­лей». Один из та­ких «сви­де­те­лей» по­ка­зал: «Бу­дучи ре­ли­ги­оз­ным, я слу­чай­но узнал, что в го­ро­де Турт­ку­ле по Чим­бай­ской ули­це в до­ме № 40 ор­га­ни­зо­ва­на мо­лель­ня, в ко­то­рой про­ис­хо­дит бо­го­слу­же­ние. В один из вос­крес­ных дней в на­ча­ле ав­гу­ста 1937 го­да я от­пра­вил­ся в эту мо­лель­ню для то­го, чтобы про­слу­шать ли­тур­гию. Преж­де чем до­пу­стить ме­ня в цер­ковь, свя­щен­ник Ска­дов­ский спро­сил ме­ня, дав­но ли я го­вел, и ко­гда я ему от­ве­тил, что лет де­сять то­му на­зад, то на ли­тур­гию ме­ня не до­пу­стил, а пред­ло­жил в один из бли­жай­ших дней прий­ти на ис­по­ведь. Через несколь­ко дней я при­шел на ис­по­ведь, и Ска­дов­ский, до­пу­стив ме­ня в мо­лель­ню, стал ме­ня ис­по­ве­до­вать. Во вре­мя ис­по­ве­ди Ска­дов­ский вел контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию... По­сле окон­ча­ния ис­по­ве­ди в до­ме, где жи­вут Ти­тов и Ска­дов­ский, тут же при мо­лельне, оба они в мо­ем при­сут­ствии про­дол­жа­ли ве­сти контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию, убеж­дать ме­ня в том, что един­ствен­ная за­кон­ная власть – это мо­нар­хи­че­ский строй, что со­вет­скую власть при­зна­вать не нуж­но, а на­до про­тив нее вся­че­ски бо­роть­ся. В це­лях то­го, чтобы их контр­ре­во­лю­ци­он­ная де­я­тель­ность не бы­ла рас­кры­та ор­га­на­ми со­вет­ской вла­сти, Ти­тов и Ска­дов­ский в при­сут­ствии несколь­ких лиц ве­сти контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию осте­ре­га­ют­ся и пред­по­чи­та­ют об­ра­ба­ты­вать ве­ру­ю­щих в контр­ре­во­лю­ци­он­ном ду­хе один на один. Вви­ду то­го, что я, хо­тя че­ло­век и ре­ли­ги­оз­ный, но при­дер­жи­ва­юсь той груп­пы цер­ков­ни­ков, ко­то­рые при­зна­ют со­вет­скую власть, то ре­шил со­об­щить об этом ор­га­нам НКВД, что и сде­лал». 24 ав­гу­ста 1937 го­да ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий и свя­щен­ник Иоанн Ска­дов­ский бы­ли аре­сто­ва­ны. Хо­тя до­про­сы в то вре­мя про­во­ди­лись с при­ме­не­ни­ем пы­ток, ар­хи­епи­скоп и свя­щен­ник дер­жа­лись му­же­ствен­но. – Вы об­ви­ня­е­тесь в том, что вме­сте со свя­щен­ни­ком Ска­дов­ским ор­га­ни­зо­ва­ли в го­ро­де Турт­ку­ле неле­галь­ную мо­лель­ню, в ко­то­рой ве­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную мо­нар­хи­че­скую аги­та­цию. При­зна­е­те ли в этом се­бя ви­нов­ным? – спро­сил сле­до­ва­тель. – Нет, не при­знаю, так как контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции я ни­ко­гда не вел. Про­жи­вая в го­ро­де Турт­ку­ле вме­сте со свя­щен­ни­ком Ска­дов­ским, я дей­стви­тель­но при­ни­мал уча­стие при со­вер­ше­нии им бо­го­слу­же­ний. В бе­се­дах с при­хо­див­ши­ми к Ска­дов­ско­му ве­ру­ю­щи­ми я дей­стви­тель­но вел про­па­ган­ду, но ис­клю­чи­тель­но ре­ли­ги­оз­но­го со­дер­жа­ния. При до­про­се свя­щен­ни­ка Иоан­на Ска­дов­ско­го сле­до­ва­тель ска­зал ему: – Вы об­ви­ня­е­тесь в том, что вме­сте с ар­хи­ере­ем Ти­то­вым ор­га­ни­зо­ва­ли в го­ро­де Турт­ку­ле неле­галь­ную мо­лель­ню, в ко­то­рой сре­ди ве­ру­ю­ще­го на­се­ле­ния про­во­ди­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную мо­нар­хи­че­скую аги­та­цию; при­зна­е­те ли в этом се­бя ви­нов­ным? – Нет, не при­знаю и по су­ще­ству де­ла по­ка­зы­ваю, – от­ве­чал отец Иоанн, – со­вер­шал ре­ли­ги­оз­ные об­ря­ды и бо­го­слу­же­ния я в сво­ей квар­ти­ре, при­чем при бо­го­слу­же­нии дей­стви­тель­но об­ла­чал­ся в ри­зы. При со­вер­ше­нии мной бо­го­слу­же­ния ино­гда, кро­ме мо­ей же­ны и ар­хи­ерея Ти­то­ва, при­сут­ство­ва­ли и по­сто­рон­ние ве­ру­ю­щие, же­лав­шие по­мо­лить­ся. По прось­бе при­хо­див­ших ко мне ве­ру­ю­щих я дей­стви­тель­но со­вер­шал ре­ли­ги­оз­ные та­ин­ства: ис­по­ведь, кре­ще­ние, слу­жил мо­леб­ны, па­ни­хи­ды... За от­прав­ле­ние этих треб ве­ру­ю­щие, прав­да, не все­гда пла­ти­ли мне день­ги. Да­ва­е­мые мне ве­ру­ю­щи­ми день­ги я рас­смат­ри­вал не как пла­ту за тре­бы, а как по­мощь. Контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции я ни­ко­гда и ни­где не вел. – След­стви­ем уста­нов­ле­но, что при со­вер­ше­нии та­ин­ства ис­по­ве­ди вы ис­по­ве­ду­ю­щим­ся за­да­ва­ли во­про­сы о том, не при­мы­ка­ли ли они к об­нов­лен­че­ско­му дви­же­нию, при­чем, про­па­ган­ди­руя про­тив об­нов­лен­цев, вы го­во­ри­ли, что од­ним из ос­нов­ных во­про­сов раз­но­гла­сий с ни­ми яв­ля­ет­ся то об­сто­я­тель­ство, что они при­зна­ют со­вет­скую власть. При­зна­е­те ли вы это? – При со­вер­ше­нии та­ин­ства ис­по­ве­ди я за­да­вал во­про­сы о том, не по­се­ща­ли ли они мо­лит­вен­ных учре­жде­ний не на­ше­го на­прав­ле­ния. Ни­ка­кой про­па­ган­ды про­тив об­нов­лен­цев я не вел и о раз­но­гла­си­ях мо­их с об­нов­лен­ца­ми сре­ди ве­ру­ю­щих не рас­суж­дал. – За­чи­ты­ваю вам по­ка­за­ния сви­де­тель­ни­цы, изоб­ли­ча­ю­щей вас в том, что вы ве­ли си­сте­ма­ти­че­скую контр­ре­во­лю­ци­он­ную мо­нар­хи­че­скую аги­та­цию. При­зна­е­те ли вы это? – Нет, не при­знаю и за­яв­ляю, что контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции я ни­ко­гда и ни­где не вел. Через ме­сяц след­ствие бы­ло за­кон­че­но. Об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние гла­си­ло: «При­быв в ссыл­ку в го­род Турт­куль... Ти­тов... и Ска­дов­ский... ор­га­ни­зо­ва­ли неле­галь­ную мо­лель­ню, в ко­то­рой за­ни­ма­лись со­вер­ше­ни­ем ре­ли­ги­оз­ных об­ря­дов и ско­ла­чи­ва­ни­ем ре­ли­ги­оз­ной контр­ре­во­лю­ци­он­ной груп­пы...» Еще через ме­сяц, 28 ок­тяб­ря, Трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия и свя­щен­ни­ка Иоан­на к рас­стре­лу. 23 но­яб­ря 1937 го­да ар­хи­епи­скоп Одес­ский и Хер­сон­ский Про­ко­пий (Ти­тов) и свя­щен­ник Иоанн Ска­дов­ский бы­ли рас­стре­ля­ны и по­гре­бе­ны в без­вест­ной об­щей мо­ги­ле. Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)