Однако кровопускание оказало хорошее действие. После полудневной передышки он уже снова сидел с перевязанной рукой на спокойной лошади; и мы отправились к горе, которая поднималась недалеко от берега Катуни. От крохотной р. Сершалы, которая берет начало здесь, получил наименование Сершальский хребет. Другая дорога, вдоль Катуни до находившегося в пяти верстах устья Чуи и затем вверх по Чуе, из-за половодья была недоступной, так как пришлось бы многократно переправляться через Чую, которая здесь и глубока, и бурлива.Весь наш сегодняшний (20 мая) путь состоял из подъема на эту гору и спуска с нее. Сначала мы медленно поднимались по узкой долине вдоль Сершалы, пока на большой высоте не подъехали к нескольким очень бедным юртам. С одной стороны вздымались отвесные голые скалы. Отсюда начался крутой подъем до гребня горного кряжа. где восхищал глаз густой пестрый ковер окрашенных и различные тона крупноцветных фиалок алтайских и змееголовника алтайского, как свидетельство того, что здесь совсем недавно был снег.Погода, которая нам все время благоприятствовала, стала портиться, и снег захватил нас врасплох во время сбора упомянутых растений. Спуск с горы был поэтому крайне трудным, так как из-за дождливой погоды здесь образовалось множество ручейков, делавших почву очень скользкой; кроме того, дорога шла по густому лесу из кедрача, лиственницы и ели, где лежало множество упавших деревьев. Из-за непомерной лени калмыки, которые обязаны следить за дорогой, предпочитают делать объезды по головокружительным тропам, нежели прикладывать усилия, чтобы разрубить и убрать с дороги упавшее дерево для удобства езды. Поэтому все здешние дороги крайне неудобны, нередко опасны и доступны только привычным к ним калмыцкнм лошадям.Спустившись с горы, мы оказались у р. Ейлагуш, которая стекает с лежащих напротив высоких альп и, протекая в северо-западном направлении по долине, образованной этими двумя горными цепями, впадает ниже Улегумена в Катунь. Проделав некоторый путь берегом реки вверх по течению, мы подъехали к нескольким юртам, хотя и бедного вида, но окруженным большим стадом овец. Затяжной дождь и наступающая ночь вынудили нас сделать здесь остановку. Скверная погода держалась весь следующий день, так что я решил, ибо не мог ждать, двигаться дальше. Однако уехали мы недалеко, так как шел снег, было очень холодно и я не мог заниматься своими делами. Скоро мы подъехали к подножию Айгулакского хребта, который в этот день мы не надеялись перевалить: из-за крайне скверной погоды мы решили не подвергать себя риску разбить лагерь на самой вершине этих альп. Ночью выпало еще больше снега, который остался лежать, что произвело на меня особенное впечатление, когда я, проснувшись утром 22 мая, увидел, что вся окрестность покрыта снегом, хотя долина, согласно моему барометру, была расположена не многим выше долины Чарыша близ Чечулихи, а ту я нашел свободной от снега еще в начале апреля.Снег шел еще долго, и толщина снежного покрова достигала уже примерно одного фута. Местность эта не имела ничего интересного, что могло бы побудить меня переждать непогоду, и поскольку я расчитывал попасть в более интересные места, то стал торопить своих людей поскорее достать у калмыков лошадей и отправиться в дальнейший путь. Укутавшись в шубы, так как было пронизывающе холодно, мы двинулись по тропе, которая все круче поднимаясь, вела нас вверх по течению Ейлагуша. Чем выше мы поднимались, тем труднее было идти по снегу, становящемуся все глубже.Через несколько часов подъема мы вышли на опушку леса, который умирал особым образом: выше всего стоящие деревья, достигавшие, несмотря на сильно искривленные стволы, 15-20 футов, погибли. Этот вид конца области леса присущ не только данной местности, я видел подобное на Коргонскнх, Торгусунских и других альпах. Чем же было вызвано отмирание этих деревьев? И в чем причина прекращения дальнейшего роста деревьев? Действует ли эта сила и теперь, и не опускается ли граница отмирания деревьев со временем все ниже? Или воздействие было моментальным и теперь прекратилось? Я нигде не заметил молодой поросли. Нигде не видел и следов лесного пожара, который мог бы стать причиной такого явления. Ничего я не мог знать о том времени, когда эти деревья еще зеленели.Мы достигли, наконец, широкого хребта горы, вид которого не очень-то нас обрадовал. Перед нами широко расстилалось заснеженное ровное плоскогорье с выступающими вершинами, большей частью круглыми и отлогими, и лишь кое-где показывались остроконечные и голые невысокие скалы. Нигде круто не поднималось ни одной отдельной изолированной вершины, нигде не видно было ни одной глубокой долины - все сливалось в один колоссальный горный массив, высившийся над лесом, и представляло собой волнистую поверхность, покрытую в это время снегом. Взору не на чем было остановиться и видно не было этому конца. Этот ландшафт был освещен солнцем, и лучи его, отражаясь от белого покрова, слепили глаза, распространяя красноватое сияние, в то время как сзади нас надвигались густые снеговые тучи, гонимые сильным северо-восточным ветром, клубясь и окутывая местность, которую мы только что покинули. Вскоре мы сбились с дороги, полностью занесенной снегом, и попали в такие глубокие сугробы, что наши лошади вязли по грудь и выбирались с большим трудом. Мы сделали привал и послали искать дорогу одного из калмыков. Затем с величайшей осторожностью мы двинулись дальше, коченея от холода, хотя лучи полуденного солнца растопили снег на отдельных небольших каменистых участках, и от тепла вновь ожили некоторые альпийские растения.Проехав немало верст по плоскогорью, мы добрались до места, откуда нужно было спускаться, однако дороги нигде не было видно и казалось невозможным найти выход на открытое пространство в дремучем лесу, расстилавшемся у наших ног. Мы спустились по крутой тропе в той части плоскогорья, где не было леса, и подъехали к истоку Айгулака. следуя по течению которого мы могли добраться до Чуй. Айгулак - красивая горная речка, мчится по очень длинной извилистой долине, по обе стороны которой вздымаются крутые стены гор. Она то сжимается ими, то освобождается от уз, пенясь в страшном шуме на бесчисленных каскадах и становясь все мощнее от небольших потоков, которые с двух сторон тоже не бесшумно, низвергаются в нее с гор. Омывая то с одной, то с другой стороны крутые неприступные скалы, она заставляет путешественника на протяжении примерно 25 верст девятнадцать раз переезжать ее, что порой смертельно опасно, особенно в ее прежнем течении, где она довольно широка и несется с бешеной скоростью по огромным камням, устилающим русло. Еще несноснее становится дорога через чащу леса, заваленную упавшими стволами, подобно тому или даже больше, чем на упомянутом Сершальском горном хребте.Густой, перепутанный подлесок, состоящий из жимолости алтайской и желтой акации и далеко превосходящий высоту всадника, вынуждал часто нагибаться и защищаться, постоянно заботиться о целости глаз и лица, так как, несмотря на все трудности пути, калмыки гнали лошадей очень быстро, стараясь выбраться из этих диких мест до наступления темноты, и нам, не знающим дороги, приходилось поспевать за ними. Все более дикой становилась местность, все гуще лес, все более перепутанным подлесок и все более шумной и мощной горная река, все ближе и ближе сдвигались становящиеся круче горы, ограничивающие узкую долину... Громкое монотонное пение калмыков, их оклики и понукания, обращенные к уставшим лошадям, хруст ломаемых ветвей покрывающих дорогу, беспокойное ржание лошадей (они, казалось, подбадривали друг друга, так как не могли видеть одна другую в густом кустарнике), сопровождаемое гулким эхом - все это мешалось с оглушительным ревом воды и вместе с дикостью окружения возбуждало своеобразное чувство, которое было даже приятным. Наступившая ночь захватила нас в этой страшной, но красивой дикой местности, хотя лес становился уже реже и расступившие горы свидетельствовали о том, что мы подъезжаем к открытому месту. Было совсем темно, когда мы спустились в другую долину, где лай собак и мерцание желаемого нам огонька возвестили, что мы находимся недалеко от юрт на берегу Чуи. Пока развьючивали уставших лошадей и ставили палатку, я зашел в юрту, хозяин которой посадил меня у огня и подал мне китайскую латунную трубку, набитую китайским табаком. Возвратившись в свою палатку я услышал заклинания женщины в соседней юрте, обращенные, вероятно, к больному и напоминающие те обычные монотонные негармоничные мелодии, которые так характерны для калмыцкого пения.Ясное хорошее утро 23 мая выделялось из всех предшествующих дней, так как в этой долине снег, повидимому, не выпадал и окрестности красовались своим весенним убранством. Флора здесь выглядела совсем иначе, и, спускаясь к реке, я постоянно натыкался на многочисленные очень редкие растения. Долина, которую пересекает здесь бурная широкая и довольно глубокая Чуя, узка и по обе ее стороны круто поднимаются высокие горы. Низкие горы, сложенные из уже упомянутого солончакового глинистого сланца, ближе подступают к берегу. Я посетил близлежащие горы и побывал здесь в большой пещере, в которую вошел в сопровождении трех спутников. Пещера, в которой можно было стоять выпрямившись, была выедена животными. В этих горах, как и на двух островах, образованных рекой, где я тоже побывал, я нашел несколько красивых растений. Растительность островов, в чем я убедился впоследствии, побывав еще раз на том что расположен выше, всегда примерно одна и та же: кустарник из красивой миркарии даурской, облепихи крушиновой и изящной ивы с тонкими листиками, нежными прямыми ветвями и корой соломенно-желтого цвета(возможно, новой).День прошел в экскурсиях, которые я предпринимал в разные стороны от палатки и самая дальняя из них вывела меня на дорогу по которой мы хотели двигаться на следующий день, а именно вверх по правому берегу Чуи. Он часто загроможден гранитными глыбами; некоторые высокие и крутые горы обрываются прямо в русло реки, и по ним с сильным шумом низвергаются горные потоки. Долина то расширяется то вновь сжимается подступающими к самому берегу и усложняющими путь горами. Местами эти горы становятся более отлогими и имеют плодородную почву, покрытую таволжником, караганником, шиповником и жимолостью, порой же они падают почти отвесно и тогда взору предстают совершенно голые камни, лишенные какой бы то ни было растительности, которые из-за своей окраски и прочих качеств кажутся широкими повязками, тянущимися от подножия до вершины. Чаще всего видишь различные оттенки серого, но нередко также кирпично-красного цветов твердых острых камней. Такие же крутые горы, только покрытые лиственничным лесом, высятся на противоположном берегу реки. Берег украшают перемежающие березы и красивые тополя, сильно напоминающие бальзамовый тополь. Выше по течению долина еще более раздастся вширь и возобновляется лиственничный лес, почва в котором во многих местах около берега становится болотистой и поэтому ивы и березы чередуются с хвойными деревьям. Но местами горы подступают к самому берегу, вынуждая всадника свернуть с него и пробираться по крутому склону или по лежащей выше равнине.Так мы подъехали к р. Сардуме на некотором расстоянии от места ее впадения в Чую. Когда переедешь эту речку и поднимешься на небольшую возвышенность, взору внезапно открываются покрытые снегом вершины высочайших гор этой местности, принадлежащих к цепи альп, которая тянется по левому берегу Чуи. Значительная часть этих гор покрыта снегом в течение всего лета, и ни в июне, ни в июле я не видел их свободными от снега, поэтому, надо полагать, они поднимаются на более значительную высоту, чем связанный с ними Холзун, который насколько я мог убедиться, в конце июня лишь кое-где был покрыт снегом. Неожиданное появление этих вершин из-за низких гор, а также красивое освещение, в котором они явились, настолько захватило меня, что сразу же возникло живейшее желание их посетить, к своей немалой радости я узнал, что наша дорога пройдет поблизости от них. Однако вскоре мне пришлось отказаться от надежды побывать там, ибо калмыки, вероятно из суеверных побуждении, отказались сопровождать меня, заявив, что даже их предки не помнят, чтобы кто-нибудь поднимался на эти горы, и что никто из них не знает туда дороги и поэтому они не могут отважиться вместе со мной искать наудачу путь туда, ибо местность очень скалиста. Наконец они заявили, что не могут дать даже лошадей. Таков был обычный ответ, когда я заводил об этом речь, так что я предполагаю, что во всем этом виноват мои толмач, которому не хотелось сопровождать меня в эту поездку, где он, возможно, боялся подвергнуться опасности, а, кроме того видимо, лишился бы возможности продолжать свое занятие мелочной торговлей, которую он обычно вел в юртах, встречавшихся на нашем пути.Близ Сардумы мы достигли Чибита, который, соединившись с образующимся выше Муном, впадает в Чую. Между этими последними расстилается обширная равнина, настолько ровная, что Мун совсем теряет характер горной речки, приобретая сходство с Каном, и медленно течет между болотистыми берегами. Здесь на берегу мы остановились на ночевку по соседству с юртой шеленги, который в одно время был абысом, или камом. Этот старый пьяница, непомерно гордый своей каменной пуговицей на шапке - знаком своего достоинства (ее он якобы получил от китайского императора) много раз вечером посещап меня, влекомый ожиданием водки, которую обычно берет с собой каждый проезжающий здесь русский. Когда я угостил его ею, он принес мне в подарок вышитую кошму, был очень любезен и рассказал мне историю своего шаманского бубна, который он не так давно, не добившись от него никакой помощи своему умирающему сыну, вместе с латунноглазым богом разбил в щепы и выкинул из юрты. Он показал мне его жалкие остатки, лежавшие поблизости. Это обычный способ обращения калмыка со своими богами, когда с ним случается какое-нибудь несчастье, от коего они не защитили. Но иногда наказание смягчается, и, получившие хорошую взбучку боги снова занимают свое почетное место в пользуются прежними правами.Утром 25 мая, как только я вышел из палатки, чтобы сделать распоряжения насчет дальнейшего пути, явились двое казаков и сообщили, что исправник, в свите которого они состоят, возвращается из своей деловой поездки к зайсанам Верхней Чуи и что он скоро прибудет сюда. Я решил подождать здесь его прибытия, так как хотел попросить у него одного казака, который бы меня сопровождал, что в таком путешествии совершенно необходимо. А пока я послал своего толмача позаботиться о лошадях для дальнейшей поездки. Вскоре он сообщил мне, что упал с лошади и сильно повредил плечо; мне же думается, что это было просто притворством. Поскольку он давно уже рвался домой, то в прибытии исправника увидел повод возвратиться и нашел в притворном несчастье основание для просьбы отпустить его и заменить другим. Когда исправник приехал, я пригласил его в свою палатку, и, взяв с него обещание выполнить мою просьбу, попросил его позаботиться о доставке нескольких писем, которые я спешно написал.Отъехав от Муна, мы вскоре опять достигли одного места на Чуе, берега которой были здесь из твердой и сухой глины, смешанной с песком. Отсюда нам пришлось преодолевать значнтельный подъем протяжением в несколько верст. Это была высоко расположенная во многих местах поросшая лесом долина, справа от которой вздымались высокие и частью еще покрытые снегом вершины. Первоцвет холодный и некоторые другие относящиеся почти к альпийкой области растения, попавшиеся мне на пути, свидетельствовали о немалой высоте местности. К вечеру мы спустились с этого горного хребта в долину, далеко простиравшуюся по обе стороны Чуи в длину и в ширину и известную под названием Курайской степи (название происходит от речушки Курай, впадающей в Чую). Чуя, вольготно текущая в этой широкой долине, делится на многочисленные рукава, от чего образуются острова, которые в отличие от вышеупомянутых я хочу назвать Курайскими. Об их растительных богатствах мне много говорил один из моих людей, побывавший на них несколько лет тому назад, что и побудило меня подольше задержаться на этом месте. Поэтому я велел поставить палатку на берегу Курая, недалеко от места его впадения в Чую, возле нескольких юрт. Хотя время было уже позднее, я не мог удержаться от того, чтобы не побывать на некоторых островах, и найденные мною там растения еще более возбудили мое нетерпение на следующее утро.Утром явился обещанный казак хотя и без толмача, и так как он сам не мог служить им, моему прежнему пришлось соблаговолить остаться у меня еще на некоторое время.Лошади были приведены, мы поехали через Курай к Чуе и через многочисленные рукава на острова. Это довольно протяженные острова с исключительным разнообразием почв. Одни стерильны, каменисты, со скудными, но редкими растениями; другие болотисты, с богатой растительностью, хотя и не столь интересной; некоторые песчаны и глинисты; а самые крупные, наконец, с черноземом поросли лесом. Но везде можно найти примесь английской соли, которая значительно влияет на вегетацию. Поэтому хотя все растения здесь вырастают кривыми и встречаются совершенно голые места, но ботаник получает удовлетворение от этих островов тем большее, что здесь произрастают некоторые альпийские растения, смываемые ключами с соседних альп. Однако стоявшая до сего времени холодная погода и высота местности задержали вегетацию, поэтому цвели очень немногие растения.На рукавах реки обитало множество водяной птицы: дикие гуси, разные утки и среди них красивая красная утка, которая в сопровождении многочисленного молодняка без всякого страха подплывала совсем близко и даже после нескольких выстрелов держалась неподалеку. На том берегу мы увидели стадо верблюдов, которые с любопытством рассматривали нас, когда мы подъехали ближе. К вечеру сильно похолодало и начался дождь, так что мы вынуждены были вернуться в палатки и надеть шубы, которые в этой местности после заката солнца необходимы в любое время года.По обе стороны Чуй тянется широкая равнина, носящая название Курайской степи. Речушка Курай, берега которой кое-где поросли елями и лиственницами, пересекает ее северозападную часть. На расстоянии примерно десяти верст от берегов Чуи, по обе стороны ее, равнина начинает повышаться террасами и довольно круто подиимается к горному хребту, который на правом берегу менее высок, но на южном склоне был во многих местах покрыт снегом. Слева же от берега в один ряд протянулись горы с гораздо более высокими вершинами, видимыми, конечно, только со стороны их северных склонов, почти до половины засыпанные снегом, который покрывал их сплошь, не образуя отдельных снежных полей. Горы эти кажутся очень крутыми и скалистыми; у их подножия растут леса; другие две горные цепи, по крайней мере те их склоны, которые я видел, совершенно безлесны. Это были те самые горы или, вернее, их наиболее высокая часть, которые при переходе через Сардуму так неожиданно возникли у меня перед глазами. Обе горные цепи ограничивают степь полуокружностью и окружают долину, спуская в то же время с обоих концов менее высокие отроги по обе стороны к самым берегам Чуи; степь имеет около 50 верст в длину и на наиболее широком месте до 20 верст в ширину. Долина эта имеет характер низменной степи. Почва здесь сухая, очень ровная, покрытая низенькой, редко достигающей высоты фута, скудной растительностью и, за исключением берегов Курая и островов, где растет немного хвойных деревьев, совершенно лишена деревьев и кустарников (последние встречаются только на террасах, ограничивающих долину).Меня уверили в невозможности подняться на белки, простирающиеся к югу от Чуи с северо-запада на юго-восток, поэтому я решил пересечь степь, чтобы дойти до расположенных на северной стороне гор и подняться на них, насколько будет возможно. У подножия горы оказалось множество юрт, где мы ненадолго задержались. Затем мы поднимались вдоль ручья, относящегося к истокам Курая. Подъем был довольно крут, и мы не нашли ни одной тропы, проложенной охотниками-калмыками. Некоторые впервые встретившиеся здесь растения вознаградили меня за все трудности крутого подъема по каменистому грунту. Вскоре мы добрались до вершины; почва была сырой, почти болотистой. Отсюда мы поднялись по узкой опасной тропе, которая круто вела по почти лишенной растительности осыпи. Когда мы взобрались на самую высокую точку этой осыпи, то снова оказались на болотистой равнине, где росли обычные альпийские растения, которые впоследствии я видел на подобных местах, в частности в горах, отделяющих Чую от Башкауза.За этим плато последовал менее крутой склон, усеянный более крупной галькой. Из-под гальки пробивалась скудная, но очень своеобразная растительность. Кое-где над плоскогорьем вздымались мощные гранитные утесы, и один из них защитил нас от поднявшегося внезапно резкого ветра, чувствительного еще и потому, что мы разогрелись при подъеме, так как солнце пригревало довольно сильно. Дорога, по которой мы поднялись, из-за своей крутизны для спуска не годилась, та же, которой мы шли по очень покатой долине, была не особенно удобной. Начинало уже темнеть, мы промокли и продрогли и спешили выбраться отсюда без всякой тропы по камням и гальке. Мы быстро проехали степь, и уже поздно вечером, нагруженные богатой добычей, добрались до своей палатки, где нас ожидали приветливый костер и наши шубы.На следующее утро я еще раз побывал на островах и в близлежащей степи, чтобы теперь собрать несколько прежде замеченных растений, которые раньше еще не цвели. Затем, уже к исходу дня, мы тронулись дальше по Курайской степи, вверх по течению Чуи. Около реки было много журавлей, а в степи показывались меленькими стайками галки необычного вида - с белыми ошейниками, но эти птицы были так боязливы, что моему казаку не удалось застрелить ни одной из них.Горы, ограничивающие Курайскую долину, постепенно сближаются, и долина поднимается сначала постепенно, затем все круче, образуя даже маленькие террассы, идущие поперек от горы к реке. Тут и там долину пересекают маленькие речки, летом нередко высыхающие, их берега обычно покрыты тополем и лиственницей. Первой из этих речек, которой мы достигли, была Тутугем, близ нее стояло несколько юрт, и так как в дальнейшем мы не рассчитывали встретить какую-нибудь юрту, а дело было уже к вечеру, мы расположились здесь на ночлег, хотя выехали уже поздно и едва успели проделать 15 верст. В одной из юрт я увидел старого калмыка, который сильно страдал от обшей водянки и находился уже при смерти и еле двигался. Его лечили тем, что время от времени смачивали грудь разбавленной водкой. Правда, бросается в глаза, что эта и другие болезни, часто являющиеся результатом пьянства, встречаются у калмыков довольно редко, и я за исключением этого случая не встречал ничего подобного, разве только проходящая опухоль лица, которую я иногда замечал у калмыков, долго пьянствовавших. По-видимому, водка, которую они гонят из квашеного молока, не так вредна, как хлебная, и хотя она в такой же степени вызывает опьянение, оно быстро проходит, не оставляя, как мне говорили, головной боли и тяжести, которые причиняет хлебная. Арака содержит, как мне кажется, немалое количество углекислоты, которая после употребления вызывает отрыжку, что хотя и неприятно, но в некоторой степени напоминает состояние после употребления стакана шампанского или какого-нибудь другого шипучего напитка. Этим, возможно, объясняется то обстоятельство, что я ничего не слышал о затвердении желудка и хронических рвотах у калмыков - болезнях, которые я нередко наблюдал у эстонских крестьян, ибо они особенно увлекаются хлебной водкой.Рано утром 29 мая мы оставили Тутугем и продолжали свою поездку, поднимаясь все выше по долине, которая еще и здесь носила название Курайской степи. Она снова несколько расширилась, и подъем стал круче, чем прежде. Мы уже не находились, как в начале степи, на одной высоте с Чуей, которая теперь была погребена в глубоком русле, зажатая между крутыми берегами, и чтобы добраться до воды, нужно преодолеть спуск на глубину до 100 футов. Вода течет здесь так же быстро, как и близ устья Курая, сливаясь в один поток, тогда как там, протекая по более широкой и менее покатой равнине, река становится мелководной, шиpe разливается, делится и образует острова, которые здесь не встретишь на больших расстояниях. Слева горы подступают к самой реке, но справа, где идет дорога, раскинулась высокая и довольно широкая равнина.Я услышал вдруг крики калмыков, уехавших вперед на наших вьючных лошадях, и увидел, как оттуда кинулась к нам неоседланная лошадь. Это была одна из вьючных лошадей, которая сбросила с себя свою ношу. Мы пытались было ее задержать, но она ринулась с крутого берега Чуи и поплыла через реку. Никто не отважился из-за глубины и бурного течения реки в этом месте плыть вдогонку. Пришлось пожертвовать своей лошадью, как решили остальные проводники, одному из калмыцких проводников, по чьей неосмотрительности это произошло. Кто знает, как непривычен калмык к ходьбе, ибо он салится на лошадь даже для того, чтобы добратьcя до соседней юрты, находящейся в каких-нибудь 30 шагах, тому понятна вся строгость этого наказания.Теперь мы выехали на такое место, где степь, или, вернее, долина на правом берегу Чуи также была oгpaничена горами. Несколько выше по течению с левой стороны в Чую впадала крупная река Чаган, затем равнина на правом берегу снова начала расширяться, а горы отступать. Течение здесь опять становится медленее, реки сливаются с поверхностью равнины. Река, по крайней мере, с одной стороны, снова выходит на простор и, делясь на несколько притоков, образует группу островов, которые, в отличие от находящихся ниже, я решил назвать Чаганскими. Наш путь пролегал по правому берегу, по сухому горному склону, и пересекался небольшой речкой, окруженной лесом, где лежали еще большие сугробы, которые сохранились и тогда, когда я, неделю спустя, снова вернулся в эти места. Дорога по берегу Чуи неудобна, и поэтому калмыки решили ехать с вьючными лошадьми по другой, которая проходит много выше, по горным склонам, где должны были стоять несколько юрт. Однако совершенно особый вид почвы и своеобразие некоторых растении, которые по словам одного из моих людей, еще раньше побывавшею здесь, должны мне встретиться, побуднли меня избрать первую дорогу.Наконец, мы подъехали к нескольким холмам, казавшимся издали бело-желтоватыми и совершенно лишенными какой-либо растительности. Они состояли из очень сухой и твердой глины, смешанной с песком, со следами солончаков и были испещрены различными канавами и ямами, образованными стекающей с гор водой, поэтому имели очень своеобразный вид. Вместе со своим проводником я поспешит подняться на эту каменистую, глинистую гору, чтобы как можно скорее догнать своих людей и приказать раз6ить лагерь на некоторое время поближе к юртам. Я опередил остальных, и когда, поднявшись на гору. подъехал к одной юрте, ее хозяйка,- судя по одежде, вдова,- сообщила мне словами и мимикой, что здесь никто не проезжал. Но скоро до меня донесся шум приближающегося каравана, который временами останавливался возле юрт расположенных ниже. На мое предложение устроить здесь привал, мой толмач заверил, что где-то дальше, под горой, есть юрты получше и там удобнее можно расположиться, поэтому я, отправив с ним вперед багаж, после небольшой передышки поехал следом вместе со своими людьми.Череда холмов, которые, ответвляясь от высоких гор, тянулись к реке и по которым пролегала дорога, задержали меня на некоторое время, так как они были усеяны множеством красивых и совершенно для меня новых растений. Холмы эти отчасти скалисты, отчасти же подобны прежде описанным склонам. Все они были исключительно сухими, и на них встречались места, лишенные какой бы то ни было растительности. Когда мы поднялись на горы, перед нами открылся вид на обширную равнину, раскинувшуюся по обе стороны Чуи, сначала относительно узкую, затем, по мере отхода гор в обе стороны, расширяющуюся до 30-40 верст, и сначала круто поднимающуюся в виде терасс, а затем становящуюся совершенно ровной. Ни одно дерево не растет на этой равнине, кроме раскиданных кое-где округлых кустиков, не превышающих рост человека.Почва этой равнины как здесь, так и дальше на многих местах суглинисто-песчанная, нередко покрытая сильным налетом соли. Она питает лишь небольшое количество солончаковых pастений, очень низеньких, часто кустарниковых, и образующих благодаря скоплению земли в нижних ветвях и корнях холмики, напоминающие нарытые кротами бугры или кочки на наших торфяных болотах, только поменьше. Между ними нет и следа растительности. Местами равнина совершенно гладкая, и на ней кое-где виднеются травянистые растения. Tакие довольно обширные равнины чередуются с другими, каменистыми. Иногда берега Чуи заболочены и кочковаты или же покрыты растительностью. На обширных участках, где вразброд встречаются кусты караганника, растут некоторые травы, стебли и листья которых настолько жестки, что их не ест скот, и поэтому видны многолетние остатки этих растений, выстоявшие ветры и ненастья. Если представить, что степи, покрытые этой скудной растительностью, сами по себе служат пастбищем для стад рогатого скота, который не столько поедает, сколько вытаптывает ее, становится понятной причина мизерного роста этих растений. Верблюды, как и прочий скот, ищут солончаковые растения, свою излюбленную пищу, и поедают их до самого корня вместе с частью содержащей соль почвы. Всюду в этой степи, называемой Чуйской, видны крупные озера, которые, несмотря на солончаковую почву, содержат пресную, хотя и безвкусную воду. http://trip.altailand.ru/?id=12&page=3