ЖИЗНЬ СИБИРСКИХ СТАРОЖИЛОВ.

ЧАСТЬ VI.
СИБИРСКАЯ КРЕСТЬЯНСКАЯ ОБЩИНА
«ОБЩЕСТВО».
Сибирская община имела ряд специфических функций.
Она представляла собой замкнутый мир полноправных граждан «своего» сообщества. Община коллективно противостояла внешнему миру государства и переселенцам. Община защищала интересы своих членов, но в то же время, отвечала на условиях круговой поруки за исполнение повинностей перед государством.
Община выступала коллективным пользователем государственной земли и наделяла землей крестьян-общинников, защищала границы земельных владений в споре с соседними общинами.
«Благоразумные крестьяне, рубя на свои нужды древесные породы, оставляют кедр как плодовое дерево… Кедровые рощи в течение лета берегутся не только от пожаров, но от того, чтобы кто-нибудь из своих или чужих не испортил дерева… и сбор кедровых орехов существует на общинных началах».
В общине были тесно увязаны права и обязанности крестьян. Община здесь не только не препятствовала росту зажиточности, новым «заимочным» запашкам, но и поддерживала немощных, убогих, сирот, помогала при пожарах, стихийных бедствиях, неурожаях.
Полноправие старожилов, самоуправление, высочайшая требовательность общины к человеку, высокий статус женщины, высокая активность в делах сообщества, коллегиальное утверждение решений были следствием особенностей крестьянского мира Сибири.
В русской общине Европейской России, несмотря на внешнее единомыслие, постоянно тлел конфликт между личностью и коллективом. Община в Европейской России подавляла «бунт личного» через развитую «мирскую» систему самоуправления. При этом отдельные члены данного сообщества с ярко выраженным «Я», вступая в конфликт, пытались обрести экономическую, духовную, правовую независимость. Отток крестьянского населения из Европейской части России в Сибирь, стал основой формирующегося сибирского крестьянства.
Практически не отмечались случаи массового коллективного переселения всей общиной или селением. История освоения территории за Уралом доказывает, что была, в основном, индивидуально-семейная форма переселения в Сибирь.
В 1886 г. в с. Комском Балахтинской волости из 178 мужчин, имевших право голоса на сходе, было: Ананьиных - 60, Кирилловых - 40, Ростовцевых – 28, Черновых – 12, Сиротининых – 11, Спириных – 11, Юшковых 9 человек; и только 7 мужчин не входили в данные семейные «корпорации». Нельзя забывать при этом, что большинство семейств за многие десятилетия породнились на основе брачных связей.
…Ведущее место занял индивидуализм. Об этом писал А.П. Щапов: «Каждый живет особняком, коллективное начало малоразвито». Это стало основой ярко выраженного соревнования-конкуренции между домохозяевами в труде, поведении, обустройстве усадьбы, во внешнем виде домочадцев. В условиях соревнования-соперничества в сибиряках вырабатывались «удивительная выносливость и настойчивость,… необыкновенная терпимость в трудах и мужество в опасностях».
Сибиряки делили мир на «старожилов» и «российских людей», а также на «своих» и чиновников. Крестьянский мир замыкался в себе под давлением властей, и община не случайно в Сибири называлась крестьянами «общество».
Общины по структуре были как простые, в границах отдельных деревень, так и сложные - из нескольких селений. Но и в сложной общине в каждой деревне было свое самоуправление, делегировавшее представителей в органы всей общины.
«Общество» полноправно распоряжалось государственной землей в границах владений. Долгое время «общество» лишь констатировало размеры земельных владений домохозяев, которые зависели только от трудовых возможностей семьи.
В конце XIX в. государство определило надельную норму в 15 десятин на мужскую душу. Наделы на душу мужского пола полагались с 17 лет. Однако каждый крестьянский двор имел и так называемые «заимочные» земли - пашни, поднятые трудом предков.
Земля в Сибири продавалась, но только возделанная — скорее, здесь продавался вложенный на ее освоение труд. Одновременно при продаже пашни к другому владельцу переходили обязанности по уплате повинностей, и от этого не проигрывали ни государство, ни «общество». До конца XIX в. существовало беспередельное землепользование-владение. И до нашего времени повсеместно в Сибири поля, урочища, лесные угодья, лога так и называются по имени крестьян-общинников.
«ОБЩЕСТВЕННОЕ СОГЛАСИЕ».
Сход членов общины, «общественное согласие», был высшим органом «общества». На сходе все старожилы были равны в правах, но наибольшим авторитетом пользовались мудрые, высоконравственные, талантливые в землепашестве крестьяне. На сходах избирали должностных лиц, заслушивались отчеты «выборных» лиц, финансовые отчеты, утверждалось налоговое обложение домохозяев, разрешались споры и тяжбы между крестьянами. Здесь наказывали за нарушение нравственных норм, традиций, за мелкие преступления и т. д. Сельский сход обычно собирался 10-16 раз в год, и чаще зимой, чем летом.
Выборными лицами «общества» являлись - староста, окладчики, счётчики, рассыльные, челобитчики, сотские, десятские и др.
Из «Приговора» сельского общества д. Дрокиной Заледеевской волости Красноярского округа мы узнаем, что в 1819 г. «для смотренья чистоты и опрятности дворов и улиц… из женщин выбрали Анну Иванову Быкасову, которая поведения доброго». В д. Емельяновой выбрали «Настасью Яковлеву Орешникову поведения добропорядочного и означенную службу нести способна». В д. Устиновой «выбрали в смотренье чистоты крестьянскую жену Василису Тимофееву Голощапову…».
Выбирая должностное лицо, сход давал характеристику, мотивирующую данный выбор, например, «... поведения хорошего, в дoмaшнем хозяйстве рачителен, в хлебопашестве искусный, штрафах и наказаниях не бывал и возложенную на него должность исправлять может». «Поведения хорошего, имеет домообзаводство и землепашество, женат, в штрафах и наказаниях не был».
По окончании срока сход благодарил за честное и добросовестное исполнение обязанностей и выдавал аттестат:
«Вел себя добропорядочно. Представлял и сдавал деньги исправно. Предобижденьев ни от кого не принимал и никому не чинил, и жалоб на него ни от кого не принесено, поэтому и заслужил себе справедливую от общества благодарность, которого впредь принимать в мирских советах за достойного в чести человека». ( Аттестат был выдан в 1820 г. крестьянину Леонтию Фефелову)
Выбирая доверенного от мира «челобитчика», сход выдавал доверенность: «Доверили утруждать... от лица крестьян нижеследующей покорной просьбой...» Всем крестьянам, выезжавшим по той или иной причине за пределы волости, общество выдавало «покормёжные» паспорта.
ПОВИННОСТИ.
В период расцвета сибирской общины, повинности крестьян-общинников делились на государственные, земские и мирские, а по содержанию - на натуральные и денежные.
Н. М. Ядринцев насчитал в конце XIX в. у крестьян Минусинского уезда около 20 денежных и 11 натуральных повинностей.
В общем выражении наибольшей была сумма мирских сборов. К натуральным повинностям относились ямщицкие повинности, выделение лошадей и подвод, исправление дорог, общинные работы, отопление правлений.
Общество оплачивало исполнение служб сторожам, караульным, смотрителям и т.д. Из мирских сборов осуществлялось содержание «немощных»; часто сход, не унижая достоинства человека в случае инвалидности, сиротства, умственной неполноценности, назначал их на посильные им службы с со ответствующей оплатой посыльными, пастухами, сторожами.
Налоговое обложение осуществлялось чаще всего по принципу учета трудовых возможностей хозяйства. Тягловые души делились на 3 разряда: «бойцы», «полубойцы», «неимущие». При этом «неимущие» по причине старости, болезни, одиночества освобождались полностью или частично от податей с перекладкой их доли на «бойцов».
По подсчетам историка В.А. Степынина, на крестьянина-«бойца» Енисейской губернии в конце XIX в. приходилось в год денежных повинностей до 28 руб. 32 коп.
В сибирской общине права порождали обязанности. Если домохозяин желал иметь большие наделы, дополнительные покосы, лесные деляны, то получал их с условием увеличения повинностей. По свидетельству современников, крестьянин-старожил гордился званием «бойца» — полного налогоплательщика, т. к. это было выражением его самодостаточности, зажиточности и высокого статуса при решении мирских дел.
На мирские средства община строила церкви, школы, оплачивала учителей, содержала детей крестьян в учебных заведениях в городах.
ПРИЧИСЛЕНИЕ К «ОБЩЕСТВУ».
Новых членов община принимала на основании решения схода. Переселенец определённое время жил в селении, пользуясь всеми общинными угодьями, «рыбными местами», ягодниками, лесными угодьями. Начиная обустраиваться и заниматься землепашеством, переселенец должен был проявить себя в труде и поведении с положительной стороны. Если «общество возжелало» причислить его в состав «своих», тo составляло приговор:
Мирской приговор
Мы, нижеподписавшиеся, Енисейской губернии Ачинского уезда Ужурской волости деревни Соксинской крестьяне, не бывалые под судом, будучи на мирской сходке, учинили сей приговор 1876 года марта 28 дня, о приеме Захара Васильева Власова 24 лет с женою Анной Филипповой 21 года и рожденными… Авдотьей 4 лет, Марией 1 года и матерью Феодосьею Матвеевой Власовой 70 лет в среду нашего общества. Казённый крестьянин Захар Васильев Власов, проживая в нашей деревне, ведёт себя прилично, под судом не был, завел себе домообзаводство…Приговорили: принять в среду нашего общества на всегдашнее жительство».
За причисление в «общество» крестьянин-переселенец платил:
1. За приемный договор 30 руб.
2. Угощение общества 7 руб.
3. Почтовые и гербовые расходы 3 руб.
4. Общественникам и старосте 3 руб.
5. Сельскому писарю за прошение 3 руб.
6. Волостному писарю 4 руб.
Всего: 50 руб.
В данном случае так обходилось причисление к «обществу» в деревне Иджа Шушенской волости. Минусинского уезда Енисейской губернии. Община принимала новых переселенцев прежде всего в случае достаточного количества свободных земель. Но на рубеже XIX—XX вв. государство стало обязывать принимать в общину переселенцев принудительно, особенно если обнаруживались излишки земель сверх 15-десятинного надела на душу мужского пола.
ОТНОШЕНИЯ В «ОБЩЕСТВЕ».
Сибирская деревня жила в условиях сосуществования личных и общих интересов.
При вынесении решений по конкретным вопросам сход руководствовался более традиционными правилами, «неписаными законами» дедов, нормами совести, морали. Государственные законы и распоряжения воспринимались с недоверием, как попытка вторжения в права их мира.
Очень красноречиво об этом свидетельствует документ: Приказ Минусинского земельного исправника Жербатскому сельскому старшине N 1447 от 11 апреля 1860 года. «Мерзавец ты старшина! Если ты через сутки не доставишь ко мне предписанием моим от 8 числа генваря сего года за N 115 требуемой ведомости о постройке домов и прочем, то за истребованием ведомости послан будет нарочный за прогон на твой счет».
Общество сурово осуждало и наказывало тех, кто допускал правонарушения. Обществу даже разрешалось осуществлять определённые судебные функции. Это касалось разбирательств о мелких хищениях, потравах посевов, о разделе имущества, хулиганских выходках.
Родственники обвиняемого не могли выступать свидетелями.
В системе наказаний особое место занимали штрафы. Наказывали так же «мирским начётом», заключением в «кутузку» («чижовку») на хлеб и воду, а в качестве крайней меры отлучали от «общества».
В решениях конкретных дел находим такие «предрассудительные» поступки: предерзость в миру, непристойность, поношения, пьянство, распутное поведение, похабство, тяжбы, а также отрицательные характеристики — «не дельный человек», «кляузник на суседа», «не уважает общество».
Современники отмечали, что преступления в сибирских селениях были крайне редки. Чаще встречаются различные «тяжбы» крестьян, и при этом сход всегда старался крестьян друг с другом примирить. Часто бывало принято решение «примирение запить совместно вином».
Общественное мнение сурово осуждало тех, кто дебоширил в семье, кто слыл лентяем, неуважительно относился к старшим. Сход наказывал и за порубки леса, за нарушение противопожарных мер, за унижение личности и оскорбление сообщинника.
Особо осуждалось нарушение общепринятых правил ведения хозяйства, затягивание сроков сельскохозяйственных работ и прежде всего затягивание жатвы хлебов. Порицали тех, кто нерадиво относился к скоту, к порядку и чистоте в доме. Таких общинников ждало и порицание, и насмешки, и едкое прозвище. Традиционно не «в чести» было высокомерие, заносчивость, сквернословие, грубость и несдержанность, неряшливость в одежде.
За постоянное, циничное нарушение общепринятых норм и правил поведения «общество» вынуждало человека покинуть деревню. Впрочем, люди, стремящиеся к вседозволенности и «поиску шальных денег», оторвавшиеся от семьи и дома («выродки»), сами с легкостью уходили на прииски мыть золото, на тракт или в город. Но подобное происходило крайне редко: крестьянский мир был достаточно мудр и терпелив в воспитании традиционных устоев в человеке с раннего детства.
Мир коллективно учил уважать стариков, почитать их мудрость, учил уважать другого человека и принимать его таким, каков он есть. «Общество» снисходительно относилось к «чудакам и чудачествам». Община всегда выступала на защиту «своего», если угроза или обида шли извне - от чиновника, или от переселенца-лапотошника.
Общину сплачивали совместные праздники — «съезжие», «храмовые» и «кануны». Все религиозные и мирские праздники отмечались сообща, обильными угощениями, совместными «гулеваниями». Многолюдными и весёлыми были сельские свадьбы, масленичные катания на горках-«катушках» и катания на «тройках» с бубенцами.
«Общество» всем коллективом провожало в последний путь умершего человека, поддерживало родственников в трудный час. Посещение «могилок» в Родительский день выливалось в Сибири в единение одной большой семьей...