Жизненные рассказы

-Тебе ли жалиться, - говорит обиженно. -Да я не о том, Варя, вы с Петром для меня вторыми родителями стали, что ты...я просто, как подумаю, что же это я? Сам, знать, буду шаньги есть, а ребёнок слёзы сиротские глотать? Нет, не таков Иван Кулебякин. -Молодец конечно, только шибко ты молод, не пожалеть бы потом... -Не пожалею. -Хоть любишь её? Пожал плечами. -Ну что ты, - Петро успокаивает Варвару, - тоже уже, двадцать лет парнишке, вырос...Мы и раньше с тобой его лет женились, в ладу, да согласии живём... -Глаз у него не горит, Петя, а это плохо... -Ну...не горит, так загорит, опосля...Не переживай. Не зря Варвара переживала за брата. Сноха ей не понравилась рыхлая какая-то, блёдная, вялая. -Не подоенная какая -то, чес слово - вздыхает Варвара, - ну, что уже теперь, свадьба готова. Гуляли свадьбу весело с размахом, с удалью Варя с Петром постарались. Эх, ягодка моя, - думает Варя, глядя на брата, - что девка красная— глаза, как звёзды горят, чуб смоляной над бровями собольими вьётся, кожа, как у девицы, нежная, губы, что вишенки, не мог девкой уродиться. Зачем парню такая красота. Галя же сидела бледная и блёклая, от стола глаз не поднимала. Оно и понятно, - жалеет сноху Варвара,- она как первым Мишенькой ходила, так не то, что на гулянке сидеть лежать не могла, от всего воротило, вечно спать хотелось... Может и правда, полюбит Иван, вроде хорошо разговаривает с ней, по-доброму. Не полюбил. Не обижал, но и любви не было. До Гали той девок и не знал. С одной так, что-то там за ручки подержались, да она ушла к другому...Переживал в соседнюю деревню с парнями поехали на танцы, раз поехали, другой. Потом позвали к девчонке одной, мол, разведёнка, брагу делает, посидим. Поехал. А там Галя. Он, и до этого девчонку эту видел, глаз с него не спускала, а тут...Выпил первый раз, замутило, на улицу вышел, а тут и она, с ковшиком воды, напоила, умыться дала. Потом опять встретились, как -то, ещё раз. На гулянке какой-то, вместе были...закрутилось. Было по- взрослому пару раз, а гляди - ка всё и вышло, по - взрослому. Мать у Гали заполошная была, выпить они любили, выпила на свадьбе, полезла на стол, плясать значит. Отец с баянистом приглашённым подрался, играть хотел, баян забирал, потом сел в уголке и заплакал. Ну родственничков брат доставил, думает Варя. С тёщей и тестем так и не наладил отношения Иван, те любили выпить, они с Галей не пили, вообще. Родился сын, восторга не было, ну, ребёнок. Васей назвали Васильком. Сестра подарками завалила, племянник первый и единственный. Приехал как-то с работы, а жена плачет, второй раз третий. -Да, что случилось, скажи. -Стыдно, - а сама в рёв. Еле, как выпытал, оказывается, мать ходит, денег требует, мол, поили, кормили тебя корову, теперь ты нас должна содержать. Какие деньжонки были у Гали, все перетаскала тёща. А когда не стало денег, стала грозить, мол, Ивану скажет, что не его Васенька, что сама видела, как Галку тягали... -Тягали, ли? -Знаешь же, что нет. -Сын мой? -Твой, твой, Ванечка, как есть твой, не было никого ты, что... -Ладно... Взял топор и поехал, недалеко, три километра всего. Дверь на одной петле болтается, дома перегар, холодно, собака на кровати, рядом в тряпье кто -то барахтается. Как Галя ушла, так совсем опустились, грязью заросли. - Зятёк, - в улыбке осклабилась тёща, - за бутылочкой сбегать? Давай, деньжишек - то... Воткнул топор в стол, сказал, следующая башка тёщина будет ежели ещё раз порог его дома переступит, да жену его обидит, а уж на сына хоть раз в я к н е т, то всё...пиши пропало. Закивала головой, зубами застучала, всё, как бабка отшептала с тех пор, трезвая прибежит на минуточку, чтобы зять не видел, а как выпьет, седьмой дорогой обходит. Зажили, но...не полюбил. Васенька растёт. На кого похож, не понятно вроде и чёрненький, а нет, не в Иванову породу. Но, молчит...Варя племянника любит... Галя с возрастом раздобрела, лицо как блин, брови белые ресницы тоже, не красавица, но, характер — золото. С сестрой Ивановой сдружилась, дома чистота, вкусно приготовлено, всё в руках горит, хозяйка хорошая. Сын чистый сам ухоженый и накормленый. А вот не полюбил... Тут на работе одна, чернобровая, что-то в душу запала, Вася уже большой, скоро сам заженихается, а Иван, будто в тумане...Душа к ней, так и рвётся, к чернобровой. Деревня узнала, конечно, кто-то увидел, кто-то, услышал, где сама чернобровая похвалилась, мол, Иван уйдёт от своей квашонки ко мне, ох и заживём, ох и любить буду, детей нарожаю, своих родненьких... Слух -то всё равно прошёл, что мать Галина тогда болтала. Да и не похож на Ивана -то вроде, как мальчонка... Галя узнала по чернобровую, плачет днями и ночами, но молчит, не высказывает. Сестра узнала, прибежала, ругала, ооой... А он одно твердит мол, люблю её и всё ты тут... - Любишь? - разозлилась сестра,- так иди...в чём есть, в том и иди к своей любимой, а всё нажитое жене с сыном оставь...Отправляйся к своей любимой, гол как сокол, погляди...Что скажет, примет ли? Нууу, чернобровая губёшки надула, что это, мол, в примаки придёшь? Как это всё им оставишь...Да и отворот поворот дала. Не сразу у Ивана, любовная пелена спала с глаз... Переживал но в руки себя взял. Прощения попросил у Гали и сына, сказал, что больше такого не будет, никогда. Так и было, но...Галю не полюбил, уважал, это да...а вот любви нет, не было. Но, к Васеньке Иван хорошо относился, всё самое лучшее для сына, учил всему, что сам умел, мальчишка к отцу тянулся... вот и мотороллер тот треклятый, самому первому купил... А он, светлый мальчишка такой всегда улыбается, Васенька -то...Со всеми здоровается, друзей полно, учителя любят... Горбачиха, соседка - сплетница, прибежала задыхаясь...Шепчет, гворить не может... -Там...там...Васенька ваш...на мотороллере этом...там...к р о в ь. Как бежал Иван не помнит, Галя и не слышала, в доме была, бежал, падал, об одном просил, лишь бы жив был. Не успел. Лежит, Васенька улыбается... Как во сне всё было...Вспоминать не хочется. Галя будто сама не живая, да и Иван...Всё молчат больше так..парой слов перекинутся. Сорок дней прошло, потом полгода... Проводили тех, кто поминать Васеньку приходил... Сидят. - Заговорила Галя, впервые за полгода предложениями заговорила. -Я пойду, Ваня. -Куда ты? -К родителям пойду...А ты...приведи себе молодую, детей нарожаете... -С ума спятила, вовсе? -Тяжко мне, Ванечка...Ещё треплют всякое, мол не смогла больше тебе детей родить, говорят, что вообще не твой Васенька...ироды... Гооврят, будто не можешь детей иметь, а я Васеньку нагуляла и на тебя... А ты...ты им всем докажешь, - упала на колени, в глаза смотрит, шепчет горячо, - как молодая тебе народит детушек, ты им всем, докажешь что Васенька...твой был... - Встань, Галя...Мысли из головы выкинь, глупые всякие. Поняла? Уйдёт она, как уйдёшь, вот только за порог ступи...так я следом за Васенькой, слышала меня... Нет, жизни мне, без вас...без тебя, Галя...Чего удумала? Мы с тобой молодые Галя нам сорока нет, придёт время и...ещё будут у нас детушки...Да, Васеньки нет и не будет, а мы...мы с тобой ещё родителями станем, вот поверь мне. Плачут сидя в обнимку, горе своё горькое, переживают... Сам не понял Иван, как полюбил Галю... Да так полюбил, что сердцу в грудине тесно, смотрит на жену, а та вроде и цвести стала, кто- то в юности, а Галя вот так... похудела сильно, скулы прорезались, стан прорисовался... Глаз у Ивана горит, как про жену думает... Приехала, как то в район ездила, грустная. -Что ты, Галюшка? -Эх, Ваня, - плачет Галя - порадовать хотела, думала задержка у меня...Анализы сдала, по моей вине больше деток у нас не будет...застудилась я как-то по молодости, помнишь, лежала пластом, Васенька маленький был. Не послушала тогда Варвару...Не поехала в больницу...Ванечка...а может есть где у тебя дитёночек, а ? Ванюша...Я бы его любила как своего... -Что ты, что ты милая, да я раз тогда оступился и всё...Галюшка...проживём, так проживём...друг для друга, что же теперь. Пуще прежнего Галя загрустила. Год прошёл или два. Заходит зимой Иван в дом... -Мать...есть чего у нас поесть? Смотри...Зайцев поймал каких. А за ним...ребятишки прячутся двое, маленькие. -Миленькие...Ванюшка, а чьи же это? Где ты их взял. -Я, Галя, чуть не поседел, я вилы в сено воткнул, а там что-то шевелится, как я их не надел на вилы - то...Они в сене прятались...Грязные, полураздетые, голодные. -Откуда же вы, миленькие, - покормив и отогрев детей, спрашивает Галя. Оказывается, к бабушке пошли, сами, мать три дня дома не появляется, голодно холодно заблудились, в сено залезли... из соседней деревни, откуда Галя родом... А бабушки -то их в живых нет...малыши ещё и не знали ничего. Мать привёз Иван, та клялась, божилась, больше такого не повторится... Да через неделю, как котята бездомные, опять у двери Ивана и Гали стояли, Лида с Мишею вторая -то, поменьше девочка была. Ведь запомнили маленькие где им хорошо- то было. После третьего раза Галя не выдержала. -Иди, Ваня, иди... к участковому к председателю сельсовета, силы нет...не отдам я детей этой... Давай себе заберём. Даже не стал спорить Ваня, поехал... Те сначала плечами пожимали, как, мол, это сделаешь? Детей должны в детский дом забрать, а потому уже, ежели никто не заберёт их... Да Варвара, сестра -то Ванина, всех на уши подняла, вся деревня на защиту детей встала, две деревни-то... В ЦК пообещали написать, пусть, мол, там разбираются, годное ли это дело,что в наше время... Всем миром помогли Ване с Галей, детей оставить у себя. Матерёшка -то их, отказную подписала и улетела в дальние края, даже не глянула на прощание на кровиночек - то...Больше о ней ни слуху, ни духу. А, дети, родителей нашли, настоящих, семью любящую, большую, тётка, что о племяннике единственном горевала, так ребят полюбила...Даже, мать Галина с отцом, пить перестали...стали о внуках заботиться... Знали ребятки, что Васенька был...братиком его кликали, старшим... Хороших детей вырастили Галя с Иваном, те уже сами дедушки и бабушки, а родителей своих чтят, до глубокой старости доживут их родители. Детей так и звали всю жизнь — деточками. Всем рассказывают дети, какая любовь у мамы с папой была, так за ручку всю жизнь и продержались... Не смог Иван без Гали своей...Тоже ушёл, но жизнь долгую прожили, почти по девяносто лет им было... Правнучка их, историю эту рассказала... (Автор Мавридика Д.) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

— Вы меня слышите? Помощь уже едет. Держитесь. Как вас зовут? Я Марина. Мужчина с трудом приоткрыл глаза. Взгляд – пустой, растерянный, как у потерявшегося ребенка. — Я… не знаю… Ничего не помню… — прошептал он, и эта беспомощность ударила Марину под дых. Кто он? Как здесь оказался? В голове следователя Марины Румянцевой уже роились профессиональные вопросы, но сейчас главным было одно – спасти. Когда мигалки скорой наконец-то пронзили темноту парка, она почувствовала мимолетное, хрупкое облегчение. Но это было только начало. Начало истории, которая перевернет все. 1. Гость без памяти Дома её встретила мама, Евгения Павловна, с вечным укором во взгляде и поджатыми губами. — Привет, мам. Никита спит? — Спит, конечно. Ты на часы смотрела? Опять мир спасала? – в ее голосе слышалась привычная смесь беспокойства и раздражения. — Мам, человеку помощь нужна была. Он мог умереть… — Помочь – святое дело! Но почему опять ты? И вечно за эти копейки! Мариш, ну не женская это работа – следователь! Что бы мы с Никиткой делали без моей подработки, скажи? Марина устало вздохнула. Этот разговор был бесконечным, как старая, заезженная пластинка. — Мама, что-то случилось? Ты сама не своя. — У сына твоего проблемы с “информатиком”! Давит на него, житья не дает! Взятку, что ли, ждет, старый хрыч? Марина пообещала разобраться, но мысли снова и снова возвращались к незнакомцу из парка. Что-то в его растерянном взгляде, в его беззащитности не давало ей покоя. Утром ноги сами принесли её в больницу. Профессиональный долг? Или что-то еще, что-то необъяснимое тянуло к нему? — Здравствуйте. Помните меня? Я Марина. Следователь по вашему делу. Мужчина слабо улыбнулся. Боже, какая у него улыбка… даже сквозь боль. — Да, Марина. Вы меня нашли… Я так ничего и не вспомнил. Медсестры назвали меня Виктором. Мне нравится. — Хорошо, Виктор. Документов, телефона при вас не было? Совсем ничего? — Ничего… — он опустил глаза, и в них промелькнуло такое отчаяние. — Что теперь? Если я не вспомню… Куда мне идти? Врач подтвердил: ни алкоголя, ни наркотиков. Только черепно-мозговая травма и амнезия. Неизвестно, надолго ли. Куда его? Мысль о казенном учреждении, о “психбольнице”, куда часто отправляют таких «потеряшек», вызвала у Марины озноб. Это место может сломать даже здорового… — Свет, привет, — позвонила она подруге, едва выйдя из больницы. — Не могу его из головы выбросить… Виктора этого. — Маришка, ты каждое дело через себя пропускаешь! Сгоришь же так на работе! — Понимаешь, никаких зацепок! А он приличный, ухоженный. Не бомж, не пьяница. Ну не мог же он просто так испариться из ниоткуда, кто-то должен его искать! И… симпатичный такой… Голос сел на последнем слове. — Ой, всё с тобой ясно, Маришка! Влюбилась в пациента с амнезией? Смотри, доиграешься! Звонок из больницы ерез несколько дней застал её врасплох прямо на работе. — Марина Игоревна? Это из больницы. Виктора выписывают сегодня. Говорят, здоров, держать нет смысла. — И что? Куда его? – похолодела Марина, хотя ответ знала. Психушка. Нет. Она не могла этого допустить. Просто не могла. И она приняла непростое решение, что пока Виктор поживет у нее, а там видно будет. Вечером Виктор, смущенный и бесконечно благодарный, стоял в её прихожей с маленьким больничным узелком. — Я вам постелила на диване в гостиной. Располагайтесь, отдыхайте. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, Марина. И… спасибо. За все. Едва за ним закрылась дверь, из кухни вылетела мама, словно фурия. — Ты в своем уме?! Что это вообще значит?! Зачем ты его сюда притащила?! — зашипела Евгения Павловна, сверкая глазами. — Мама, тише, всё слышно! Ты же совсем его не знаешь! — А ты знаешь?! А если он мошенник? Бандит?! Честные и добрые на дороге не валяются, запомни это, дочка! — Я интуитивно чувствую, он хороший! Мам, ну не в психушку же мне его отправлять! Дай мне пару дней, я что-нибудь придумаю! Пожалуйста! — Ну, пару дней как-нибудь потерплю, — проворчала мать, но отступила. Марина уверяла маму, но сама не знала, с чего начать. Тупик. Полный тупик. 2. «Подружиться с мамой – это почти подвиг!» Дни шли. Марина погрузилась в работу: квартальные отчеты, которые никто не отменял, старое глухое дело об ограблениях магазинов. Видео с камер – размытые, никаких зацепок. Начальство рвало и метало. Коллега Кирилл снова пытался позвать на кофе. — Дел по горло, Кирюш, да и у сына проблемы… — в очередной раз отказала она. Роман на работе? Нет, спасибо, уже проходили. С бывшим мужем хватило интриг, сплетен за спиной и его вечно недовольной любовницы. Больше – никогда. А дома её ждал сюрприз. Непривычная тишина. И… умопомрачительный аромат жареной картошки с лучком? — А чего так тихо? Я уж испугалась, — она заглянула на кухню. Там, у плиты, хозяйничал Виктор. В её фартуке! — Я дома один. Евгению Павловну покормил, она к соседке ушла чай пить. Никита у репетитора. Ужинать будешь? Давай на «ты»? — Как это мама тебя к плите подпустила? — изумилась Марина. Она же к своей кухне ревнует больше, чем Отелло Дездемону! — Запросто! Я с ней подружился. Отличный человек Евгения Павловна. Просто строгая с виду. — Подружиться с моей мамой… Это впечатляет. Мне это до сих пор не всегда удается. — Завтра, если не будет воспаления, мне обещали снять швы. И я уже буду без повязки. — А что за репетитор? К выпускным готовитесь? — Нет, Никита у нас отличник. С детства мечтал стать врачом. После восьмого класса мы с мамой перевели его в медицинский лицей. Вот тогда и начались проблемы. — Не успевает по программе? — В лицее ему очень нравится, но проблемы с учителем информатики. В этот момент в квартиру влетел Никита, мрачнее грозовой тучи. — У меня нет никаких проблем! И вообще, зачем всё рассказывать первому встречному?! — рявкнул её обычно тихий сын и скрылся в своей комнате, хлопнув дверью. Марина застыла, ошарашенная такой грубостью. 3. Отношения налаживаются — … устрой его на работу, — посоветовала по телефону Светка. — Сможет снять жильё, не будет чувствовать себя обузой. А там, глядишь, и память вернется. Идея показалась Марине спасительной. Она вернулась домой раньше обычного и застала идиллическую картину: Никита и Виктор сидели над ноутбуком, что-то оживленно обсуждая. — Мам, прости меня за вчерашнее! Виктор – супер! Он так классно объясняет информатику, всё понятно! Этот Коршунов обалдеет! — Мне сегодня швы сняли, — улыбнулся Виктор, и её сердце снова пропустило удар. — Сказали, что всё прекрасно зажило. Завтра пойду работу искать. — Ты у нас оптимист. А где ты её найдешь без документов? — вздохнула Марина. — Хотя… У меня есть один знакомый, старый должник. Поговорю с ним — скорее всего, он возьмёт тебя охранником. Не лучшая работа, но для начала сойдёт. — Спасибо! За любую помощь спасибо! – его глаза светились такой искренней благодарностью. Наблюдая, как её сын и этот чужой, по сути, мужчина смеются над чем-то в компьютере, Марина почувствовала укол… не то обиды, не то странной, неуместной ревности. Родной отец не интересовался своим сыном, даже с днем рождения не всегда поздравлял. А этот, без памяти, без прошлого, так легко нашел путь к сердцу мальчика. И, кажется, к её сердцу тоже… На следующее утро Марина договорилась о работе для Виктора, с чем поспешила поделиться с подругой: — Ну вот, Свет, работа какая-никакая у него есть, а что дальше?! Виктор же ничего не помнит. А если он женат и его ищет семья?! Кольца на пальце нет, но вдруг… — А если он не носит кольцо? Или его украли, когда ударили? — парировала подруга. — Слушай, чтобы развеять сомнения, напиши объявление с его фото. Расклей по городу, в соцсети закинь. Кто-нибудь да отзовется! Идея показалась здравой. Марина ухватилась за нее, как утопающий за соломинку, еще не зная, какую бурю этим поднимет. Объявления висели уже несколько дней. Тишина. Никто не искал Виктора. Странно. Словно он и правда испарился из прошлой жизни. Или… он от кого-то скрывался? В доме с Виктором тановилось все теплее и спокойнее. Он был таким внимательным, таким заботливым – именно тем, чего ей так отчаянно не хватало все эти годы. 4. Опасный черный джип А на работе её ждали дурные вести. — Мариш, амнистия прошла. Там на тебя зуб точит не один осужденный, которых ты за решетку упекла. Будь осторожнее, — предупредил коллега, глядя на нее с беспокойством. Она отмахнулась. Но в тот же вечер, возвращаясь домой, почувствовала липкий, холодный страх. Ей казалось, что за ней следят. Темная машина мелькнула в зеркале заднего вида… Или показалось? Паранойя? — Свет, мне страшно! Мне кажется, за мной следят! Может, это из-за амнистии? Кирилл напугал… — Маришка, не шути с этим! Пусть Виктор тебя встречает с работы! Обязательно! Страх оказался до ужаса реальным. Через пару дней, когда они с Виктором шли домой из магазина, нагруженные продуктами, черный джип с белой полосой на запаске резко вильнул с дороги прямо на них, едва не сбив с ног, и с ревом умчался прочь. Пакеты полетели на асфальт, апельсины покатились в разные стороны… — Ты видел?! Номера?! — крикнула Марина, прижимаясь к Виктору. Сердце бешено колотилось в горле, грозя выпрыгнуть. — Я… ничего не понял… Всё так быстро… — он был бледен как полотно, глаза широко раскрыты от шока. Кто? За что? Месть амнистированных? Или… или это связано с Виктором и его потерянной памятью? 5. Появление жены Утром в отделении её ждал новый удар. И он был еще страшнее. — Марина, твоего потеряшку женщина ищет, — сообщил начальник, едва она вошла в его кабинет. — Виктора, точнее, Игоря. Я подумал, ты должна знать. Мир качнулся. Жена… Игорь… — Его зовут Игорь Соколов. Марина вышла из кабинета на ватных ногах. Игорь… Женат… Боль, острая, как нож, и обида смешались с каким-то глупым, иррациональным чувством потери. Она проклинала себя за доверчивость, за наивность, за то, что позволила этому человеку… этому чувству… Она не успела поговорить с ним, подготовить. Вечером на пороге ее квартиры возникла эффектная, ухоженная блондинка. Она с криком бросилась к Виктору, который как раз вышел из гостиной. — Игорь! Игорек! Господи, ты живой! Нашелся! Я с ума сходила! Виктор отшатнулся, глядя на нее с полным недоумением. — Марина, что происходит? Кто это? — Виктор… Игорь… — слова застряли в горле, комом перекрыв дыхание. — Это Оксана Ветрова. Твоя… жена. — Игорь, ты не узнаешь меня? Это я, Оксаночка! Твоя Ксюша! Вспомни! Мы вместе 10 лет! – она пыталась обнять его, вцепившись в его руку. — Я… не помню. Простите… — он был растерян и подавлен, взгляд метался от нее к Марине. — Ничего… Никаких чувств… Неужели я мог забыть женщину, которую любил? Марина смотрела на эту сцену, и сердце разрывалось на части. Оксана – яркая, уверенная, дорогая одежда, идеальный маникюр. А она… следователь, вечно уставшая, с проблемами сына и ворчливой, но любимой мамой. Какой ей был шанс? Глупая, глупая Марина… Оксана принесла фотографии – улыбающаяся, счастливая пара на отдыхе, в обнимку. Правда, без дат. Соседи, по её словам, всё подтвердят. Она забрала Игоря «домой», в их уютное гнездышко. Марина осталась одна в мгновенно опустевшей квартире, где еще вчера звучал его смех. 6. «Я тебя насквозь вижу!» А через пару дней Оксана снова явилась. На этот раз прямо к ней в кабинет, и уже без слез – с плохо скрываемой агрессией. — Я тебя насквозь вижу! Думаешь, я не понимаю, что ты глаз положила на чужого мужчину?! Решила увести его, пока он беспомощен? — Прекратите немедленно! Вы в кабинете следователя! В этот момент дверь кабинета приоткрылась, и в щель заглянул Игорь. Он выглядел растерянным и подавленным. — Марина, я хочу вам что-то сказать. Я видел у Оксаны в гараже черный джип с белой полосой на запаске. Марину как будто оглушили. — Зачем вы пытались сбить нас машиной? — выпалила она, глядя сопернице прямо в глаза. — Что?! Да я водить не умею, это вам любой подтвердит! Это машина Игоря! — Кто сейчас катается на вашей машине? — Никто, она просто стоит в гараже. — Я сейчас проверю ваш автомобиль в нашей базе! — приняла решение Марина. Она быстро пробежалась пальцами по клавиатуре. — Хм, а вот это интересно. — Ваш джип неоднократно попадал в камеры при нарушениях, вот даже есть снимок с камеры наблюдения и хорошо видно лицо фото водителя. Марина резко развернула монитор к присутствующим: — Узнаете этого человека? Игорь, с трудом фокусируя взгляд, вдруг вздрогнул. В его глазах промелькнуло узнавание, смешанное с ужасом. — Я вспомнил… — тихо сказал он, — Это Стас, брат Оксаны. Он был за рулем того джипа. Марина побледнела. 7. Они хотели забрать его жизнь — Стас… почему он хотел тебя убить? — голос Марины дрожал. Игорь медленно, с трудом подбирая слова, начал рассказывать. Память возвращалась к нему болезненными обрывками, складываясь в страшную картину. — Я разрабатываю компьютерные игры и неплохо зарабатываю. Оксана с братом убедили меня, что надо открыть магазин, чтобы Оксана чем-то занималась. Но последние полгода у нас ничего не клеилось. — Ты врёшь! — вскрикнула Оксана. — У нас была отличная семья и дети! Игорь горько усмехнулся. — Старший нигде не работал, не учился, только деньги у матери выпрашивал и где-то тусовался. Младший заканчивал школу, но учиться не хотел, постоянно просил деньги на новые развлечения. — Почему ты так говоришь о наших детях? — почти плача, прошептала Оксана. — Оксана, это твои дети, а я хотел стать для них наилучшим отчимом, — твердо сказал Игорь. — А потом я понял, что им нужны были только мои деньги. Даже Стас, твой брат, постоянно занимал деньги или у меня, или у тебя. Игорь продолжил, глядя Марине в глаза: — Тогда я предложил Оксане разойтись, но она попросила дать ей последний шанс. Я не сомневался, она не хотела терять выгодного мужа. Она убедила меня, что прекратит потакать им во всём. Но в тот день, когда ты меня нашла, Марина, я увидел, как Оксана опять дала деньги Стасу. Я очень разозлился. Стас был пьян, между нами завязалась драка. Он ударил меня чем-то в висок, а остальное ты знаешь. Марина перевела взгляд на Оксану. — Оксана, а вы ничего не хотите добавить к этой интересной истории? Оксана разрыдалась. — Прости меня, Игорь, пожалуйста, я всё расскажу! Пожалейте меня, у меня двое детей! — Брат подумал, что убил Игоря, — всхлипывая, начала Оксана. — Отвёз его в парк без документов и пригрозил мне, что я стану соучастницей, если буду болтать. У меня же дети… Потом он увидел объявления по городу, испугался, что Игорь всё вспомнит, и начал следить за ним. Он боялся, что Игорь всё вспомнит и пойдёт в полицию, поэтому хотел его убрать. Он следил за вами, а потом устроил этот наезд. — Всё понятно, — холодно произнесла Марина. — Ну, вы, Оксана, наверное, отделаетесь условным сроком, а вот ваш брат сядет лет на восемь, не меньше. 8. Жизнь с чистого листа Стас получил свой срок. Длительный. Оксана – условный, «благодаря» наличию несовершеннолетнего ребенка и «активному сотрудничеству со следствием». А Игорь… Её Виктор… остался с ней, с Мариной. Память к нему вернулась полностью, но чувства к Оксане – нет. Точнее, их вытеснили горечь, разочарование и острая брезгливость. — Они, сами того не желая, подарили мне жизнь с чистого листа, — иногда шутит он, крепко обнимая Марину. – А ты подарила мне эту жизнь во второй раз. Они собираются пожениться. Никита обожает будущего отчима и даже Евгения Павловна смотрит на Игоря с нескрываемым одобрением и то и дело подсовывает ему лучшие куски пирога. Марина смотрит на свою новую, такую внезапную, но такую настоящую семью, и сердце наполняется тихим, выстраданным, но от этого еще более ценным счастьем. Она спасла ему жизнь, а он – подарил ей любовь и веру в то, что счастье возможно. Даже для такой, как она, вечно спасающей других и позабывшей о себе. Теперь они спасают друг друга. Каждый день. Путь Марины и Игоря был полон испытаний, но справедливость восторжествовала. Верите ли вы, что после таких потрясений можно начать жизнь с чистого листа и снова полюбить? Длитесь своими мыслями в комментариях и ставьте лайк рассказу! Автор: Joy-Pup – всё самое интересное!

Увидела дочь в непривычном состоянии, раскричалась прямо в подъезде. Не удержалась. Ее, вероятно, вид дочери оскорбил. Она считала, что ее девочка чересчур правильная, как на плакате. А тут такое! Пришлось маму дорогую в чувство привести. Грубовато получилось, но все-таки. Мама очень обиделась. Сказала какую-то гадость и ушла. Ну, и пусть себе идет. Тоже мне – принципиальная какая. Подумаешь – выпила! И что? Пусть привыкает, что дочь взрослая. В комнате было очень холодно. Везде батареи включили, а в их районе вечно почему-то тянут. Упала спать – в чем была. Ночью проснулась от жуткого холода. С трудом встала. Включила обогреватель, достала второе одеяло – и снова в одежде – повалилась. Утром горло было сухое. И болела голова. На душе противно. Из-за мужчины, конечно. И зачем его с собой потащила? Хотя, может, нет худа без добра. Если он сразу к ее подруге прилип, значит, того и стоит. Пусть тогда подальше катится. И еще тяжело из-за матери. Понимала, что не права была. Взяла и нахамила. Мать, конечно, могла бы и промолчать. Чего удивляться? Дочери тридцать. И у нее своя жизнь. В том числе и взрослые проблемы. И она уже не только кефир пьет. Всякое бывает. Надо было матери промолчать. Помочь дверь открыть. Уложить доченьку спать – и уйти. А она туда же – кричать и руками махать. Вот и пришлось – ответить. Ходила кое-как по комнате. Куталась в одеяло. Хотелось горячего. Но в холодильнике пусто. Решила купить банку с рыбными консервами. Заправить картошкой и сварить похлебку. Все равно горячее нужно. А это самое быстрое – из всех горячих. Вышла во двор. Поплелась в магазин. Увидела, как мальчишки ворону поймали. Сделали что-то вроде петли – и поймали. Схватили за лапы. Собираются что-то нехорошее сделать. А ворона обезумела от страха. Она кричала, как человек, который в беду попал. Ворона какая-то необыкновенная. Обычно животные смиряются. И птицы. Попал в беду – значит – попал. А эта – голосила. Именно голосила – иначе и не скажешь. Подлетела, вырвала птицу. Погладила по голове и по шее. Что-то ласковое ей сказала. И в круглые глаза заглянула. Убедилась, что крылья у нее в порядке. Подбросила в воздух. Стояла и смотрела, как птица полетела по своим вороньим делам. Быстро купила банку. Шла по двору и снова ворону увидела. Наверное, эта была та самая – пострадавшая. Помахала ей рукой. А затем что-то невероятное произошло. Вошла в комнату. Отдернула штору – для света. Видит, ворона села на ее большую форточку. Что-то блестящее в клюве. Мотнула головой – и бросила это самое блестящее – на пол. И улетела. Нагнулась – подобрала. Батюшки! Это была серебряная небольшая брошь в виде кошки. Маленькая и изящная. Подивилась. Выглянула – а вороны и след простыл. Прицепила брошку прямо на халат. И вдруг забулькало – это в батарее тепло начало появляться. И тут же звонок. Мать позвонила. И извинилась. И она – перед матерью – извинилась. Не успела преодолеть это свое удивление, как позвонил тот мужчина. Он про здоровье хотел узнать. И сказал, что уехал домой сразу же – на второй машине. И попросился в гости. Мило так в гости попросился. Сказал: «А можно, я к тебе приеду»? Включила музыку. Быстро ходила по комнате – прибиралась. Затем сплясала под один зажигательный ритм. И сухота из горла ушла. И головная боль отступила. И черная полоса тоже отступила… Автор: Георгий Жаркой

дочку в церковь, причащает, подаёт батюшке записочки. В общем, портит ребенка своим отсталым мировоззрением. Конечно, скоро она дочку заберёт и всё исправит. Скоро, но не сейчас … – Эх, заберу тебя, уедем с тобой на море, Зая моя! А там знаешь, какие закаты? Там закаты –алые, там восходы – млечные, вечера – кромешные, наши встречи – вечные…, – декламировала она, обнимая Зою. Они сидели во дворе, обнесенном частоколом, по которому бродили куры. Дом, хоть и был срублен из толстых лиственничных бревен, осел и перекосился: нижние венцы его ушли в землю, середина крыши провисла. Рядом стояла большая бочка для воды, вода мутная жёлтая текла в бочку с крыши. – А вода там солёооная, Зайка. Да… И чистая, не то что ваша тут, – она опустила пальцы в бочку, покачала головой и вздохнула, – Заберу. Только погоди чуток. Дай мне время. Никого роднее, красивее и дороже мамы у Зойки не было. Бабку она тоже любила, но она была уже старая, некрасивая и совсем не такая, как мама. Мама и пахла по-особому. Какими-то неведомыми цветами. И Зое всегда казалось, что эти цветы непременно растут возле моря. Возле того моря, к которому скоро поедут они с мамой. – Бабуль, а мы с мамой к морю скоро поедем. А там вода солёооная и чистая, не то что у нас тут, – хвастала Зойка, когда мать уехала. – Пое-едете. Конечно, поедете, – баба Кира вздыхала, смотрела в окно, – Тольки картоху-то доедай, доедай, а то и силенок-то не станет. До моря-то далече ведь. А у матери яще дел полно, дай ей времячко… Зоя лет до пяти не понимала, что такое – поэтеска. Так маму называла бабушка. Но в один из приездов мама Рая привезла тоненькую книжицу. Сказала, что это она ее написала. Зоя поняла это буквально. После отъезда матери, она, вытерев грязные ручонки о штаны, осторожно взяла книжку, рассматривала буквы и восхищалась – как можно было так красиво и так ровно написать все эти буквы. Она брала тетрадку, пыталась, как мама, нарисовать в нее ровные мелкие буковки, которых она ещё и не знала. – Чаво ты тут? – бабуля к вечеру валилась с ног, а внучке не спалось, – Та подишь ты! Вона как красиво у тебя выходит! – Нет. У мамы лучше, – сердилась Зоя. – Ну так ведь, она уж выросла, поэтеска. И ты подрастешь, научишьси. Спать давай-ка. И бабушка выключала свет. Зойка нехотя перебиралась к себе в постель, но ещё долго лежала и мысленно писала витиеватые закорючки. Мамой она гордилась. Лет до шести она и не задавалась вопросом – почему у всех мамы рядом, а у нее – далеко. Баба Кира сама ходила в старье. Сколько помнила Зоя – на ней всегда была куча одежек: на кофточке ещё кофточка, сверху халат и фартук. Чулки подвернуты на резинки, панталоны и калоши. Хозяйство – чего ещё надо? Только в церковь баба Кира надевала тёмно-серый шерстяной сарафан, голубую кофту и цветастый платок. Шила она сама давным давно на старой рабочей своей машинке “Зингер”. Этим делом “заразила” когда-то она и Раису, потому и пошла она в швейное. А сейчас баба Кира обшивала и обвязывала внучку. Зоя одета была добротно, хоть и не шибко современно, но для деревни – самое то: ткани проверенные, нити – шерстяные. В деревню приезжала лавка, и баба Кира с деревенской дотошной старательностью неизменно выбирала товар и тратилась на внучку: обувка, колготки. Детсада в деревне не было, всех и развлечений – поноситься с ребятней по широким деревенским дворам и бездорожным улицам. Раиса приезжала всё реже. Что-то там у нее не клеилось. Однажды, в очередной отъезд, взяла со стола свой, привезенный ранее, сборник. – А я заберу, ба? А то раздарила всё, а у вас тут все равно валяется. – Так ведь как же? Зойка вядь буквы из него рисует. Оставила б девчонке. – Ну, дай ей другую книжку. Пусть рисует. Скажи – тоже моя. Все равно ведь не читает. И когда хватилась Зоя книжки, баба Кира так и сделала. Ребенок же … – Вот, мать другую оставила. Тоже она написала, дяржи, – протянула книгу в зелёном переплете, которая стояла на полках подальше. Зоя погладила обложку, аккуратно положила книжку на стол. Эта книга была толще первой, красивее. На обложке –золотые буквы. Теперь буквы перерисовывала она оттуда. Но однажды летом, когда было ей лет шесть, пришла с улицы вся потрёпанная, в слезах и без пуговиц на вязаной с ажуром и жгутом новой кофте. – Зойка! Чё стряслося? – бабушка взмахнула руками. – Он…он…, – Зойка рыдала, показывала на улицу. Оказалось, подралась с Витькой Макагоновым. Он сказал, что мать ее бросила, что шляется не пойми где, а бабка “из себя все жилы тянет”, не ест и ничего себе не покупает, потому что мать денег не шлёт. – Я говорю: моя мама – поэтеска. Она книги сама пишет! А он сказал, что это враки всё. А это же не враки, баб, не враки! – Зоя плача побежала в дом, схватила “мамину” зеленую книгу и понеслась на улицу. Баба Кира поймать ее не успела, разве угнаться ей? Но понимая, какое разочарование ждёт девчонку, пошла следом. Дети там были и постарше – читать умели. – Нет! Нет! – истерично кричала Зойка, – Вы все врёте. Это мама моя написала, мама! Это мамина книжка. – Дура ты, Зойка. Вот же написано: С. Есенин. Лирика. Это Сергей Есенин написал, а не мама твоя… Дети гоготали, кидали друг другу зеленую книгу, Зоя пыталась книгу отобрать. Они подбежали к проходящему парню, попросили его подтвердить. Тот тоже улыбался, сказал, что книга Есенина, предлагал учиться читать. Баба Кира появилась из-за угла, она сильно задыхалась. – Баб, скажи! Скажи! Это ж мамина книга! –рванула к ней правнучка. Кира молча протянула руку к притихшим детям, книгу ей отдали. Она взяла Зойку за руку и повела домой. – Перяпутала я. Прости меня, Зоюшка, плохо читаю, вот и перяпутала, – она шла чуток в развалку, тянула правнучку, – А мама привязет тебе свою книжку. Вот в следующий раз и привязёт. Напишу я ей, она и привязёт. Зоя молчала, уже не плакала. –Дай, – она протянула руку, забрала книжку и вдруг с размаха бросила ее в заросли крапивы. – Зойка! –остановилась от неожиданности баба Кира, глядя в высокую раскидистую крапиву,– Ты чаво это? В чем книжка-то виновата? Ее ж тоже человек писал, старалси. – Зря старался, – Зоя не оглядываясь пошла к дому. Лезть в сырую крапиву не хотелось. Кира пошла следом за правнучкой. Чуть позже к Зойке прибежала подружка ее Света Перова. Она была чуток младше Зои. – А я верю тебе. Верю, что мама это твоя написала. Дураки они, Зой . – Не верь. Не мама это. Я ненавижу эти книжки и поэтесов всех ненавижу! – А маму? Маму как? – Светлана выпучила глаза. Зойка молчала. Она ещё и сама не поняла – что там не так с ее мамой? *** Раиса уже знала хлеб поэта – нелёгкий хлеб. За восемь лет у неё вышло всего две тоненькие книжки стихов, и теперь, ожидая третью, она подрабатывала, выступая со своей лирикой в заводских и районных домах культуры, на школьных и студенческих мероприятиях и других торжествах. Когда-то писала она стихи для школьной стенгазеты, а потом, в училище швейном, сочинила она целую балладу. Ездила, выступала, победила на конкурсе. С тех пор начала писать стихи. Стихи эти даже публиковали в местной газете. Швейное дело Раю интересовало исключительно с точки зрения нарядов для себя. После обучения пошла она работать секретарем в издательство. Там-то и познакомилась с заезжим журналистом Михаилом Забродиным, который приехал в их район из Курска для освещения лесных пожаров. Беременность тоже была методом отвоевать его у жены. Именно тогда перебралась она в Курск. Но Забродин, как от огня лесных пожаров, бежал и от этой провинциальной поэтессы. Правда, помог – устроил ее на работу в Курске, похлопотал в отделе культуры. Дочку пришлось оставить бабке, которая вырастила когда-то и ее. Матери у Раи не стало рано. Вскоре вышла она замуж официально. Муж ее тоже был из среды поэтической, был слабохарактерным и несчастным, пьющим и вечно страдающим. Он исчезал надолго и возвращался неожиданно. После мытарств брака, в конце концов, они разошлись, и муж ее исчез. Рае досталась комната в коммуналке, комната не была пределом ее мечтаний, она не ладила с соседями. Три последние года жила она с инженером каблучной фабрики –молчаливым и нудным типом, но зато в его отдельной квартире. Обоих это сожительство устраивало. Раиса была вполне хороша собой, иногда мила и добродушна, хозяйственна и щедра. Вот только ему она казалась странной из-за какой-то излишней манерности, из-за того, что не мог он понять – какая она в жизни реальная. Раиса всегда играла определенные роли. То она наивная и милая, то коварная и гордая, то деловито-холодная. Надо сказать, что довольно странной её считал не только он. Рая вечерами увлеченно шила себе экстравагантные наряды. Стоило ей увидеть на ком-то широкие брюки или многоуровневую юбку, тут же бросалась шить она это себе. Благо – ткани в магазинах лежали, кроила она отменно и быстро, а старенькую списанную ручную машинку отдала ей за так одна костюмерша. В ход шли и модные журналы. Рая всегда выглядела особенно, носила длинные платья и широкие юбки, отличалась от простых скучных обывателей. Ведь так и должно быть: она – поэтесса. С инженером они расстались. И опять Раиса вернулась в свою коммуналку. Надежда на славу, на жизнь красивую, на то, что встретит она свою любовь, что скоро ее заметят, оценят и придет к ней счастье, у Раи была неиссякаема. Она мечтала о жизни богемной. Она ждала эту самую жизнь. Конечно, она прекрасно понимала, что баба Кира – не вечная, что с ребенком ей не легко. Она писала об этом стихи, стихи эти ей особенно удавались – они были слезными, кричащими о горече предстоящей утраты, неизбежности смерти и тоски по дочери. Сначала она определенно решила, что заберёт дочь к школе. Но тем летом случился у нее роман со скульптором. Она даже стала его натурщицей, чем очень гордилась. Уже осенью они расстались, а дочку она так и не забрала. В деревню съездила. Показалось ей, что бабка совсем испортила девчонку. Стала она дерзить, отвечала резко. Но потом по-детски таяла, прощалась уже ласково. Рая всегда умела найти правильное объяснение. Обещала ей – забрать следующим летом. – Не обманешь? – вдруг спросила дочь, глянув на нее из-под бровей. Рая аж задохнулась от такого предположения. Она рывком обняла свою Заю, так звала она ее всегда, прижала к груди, выговорила с придыханием. – Ну, что ты! Что ты родная моя! Как можно думать так! Я люблю тебя! Люблю! Ты слышишь! Люблю! – она целовала и обнимала дочь. Роль несчастной матери очень хорошо ложилась на ее артистично-трагический характер. Зоя верила. Как можно было не верить такому материнскому порыву? *** – Как бабушка -то, Зой? – спрашивала тетя Нина, продавщица магазина на тракте. Зимой Зое пришлось взять на себя все хозяйство. Бабушка разболелась. Вот и сейчас приехала она с соседом, дядей Гришей, в магазин. – Лежит. Кисель варю. Только его и пьет. – Сама варишь-то? – Сама. Это не трудно совсем. Я умею. – Молодец, Зоенька. С такой внучкой и поболеть можно. В деревне все друг друга знали. Бабу Киру и Зою жалели. За курями приглядывала бабушкина подруга – старая баба Наталья, ее внучка с Раей когда-то выросли вместе – подружками были, не разлей вода. Лекарства носила почтальонша Настя, за продуктами Зою возила семья соседей Перовых, дядя Гриша разгребал снег, колол дрова, а Колька – тракторист особо тщательно расчищал площадку перед их домом и подбрасывал угля. Печь умела топить Зоя сама, да и приготовить могла. Поначалу часто заглядывала к ним Наталья и тетя Оля Перова, а когда убедились, что Зоя готовит вполне сносно, заглядывать стали пореже. – Вот ведь. Нашей бы Светке так. Это ж надо! Молодец, Зоечка. И бабушка твоя молодец, научила. Все подружки Зои в школу пошли. Она бегала к Светке, с завистью смотрела на прописи. – Смотри, мы уже читаем. Это “А”, это “У”, а вместе – “ау”. – Ау? А это? – Это мы ещё не читали. – Уа, кажется. Вон малыш нарисован – плачет. Учебники Светки Зое нравились очень. Но она верила: в школу она пойдет в Курске, потому что летом к себе ее заберёт мама. Она обещала. Бабушка лежала в горнице на старом диване, которому было уже лет сто. Диван был широким с высокой спинкой и подлокотниками. Вечерами Зоя забиралась к бабушке в ноги. – Баб, а это что за буква? – “Зэ” Имя твое с нее начинается. Вторая – “О”, а потом “Я”. Вот и получаетси – Зоя. Авось полегчает мне, схожу в школу-то, возьму тябе букварь. Чай дадут что ли… Но после долгого лежания, пришлось все же бабе Кире ехать в больницу. Наталья, подруга, уговорила. – Зоя? А чего Зоя-то? Вон она какая. Ко мне пойдет пока. За хатой и хозяйством присмотрим, не горюй. А тебя там быстро на ноги поставят. Только вот не приеду, не обессудь, ноги-то не ходють, колено вон… Но и в больнице бабу Киру деревенские не оставили. Забегали: то один, то второй, привозили передачки, сообщали, что у правнучки все хорошо. К бабе Наташе внучка приехала, Лизавета. Помогает, управляются. Уговаривает в Курск поехать, к ней, или в Нижний – к сыну со снохой, но баба Наталья пока не соглашается. А Лиза приехала, когда уж Зоя освоилась в Натальиной хате. – Тетя Лиз, баба Наталья велит эту сковородку в печку убирать. – Да? – Лиза крутила в руках помытую сковороду, – Ты тут уж настоящая хозяйка. Спасибо, что бабушке моей помогаешь. Сейчас – ты, чуток – я, а к весне мама моя подъедет. Все уговариваем ее к нам ехать, а она всё никак. Тут ей нравится. – А я тоже скоро уеду. – Уедешь? – Лиза убрала сковороду. – Да. Меня мама этим летом заберёт. Я в школу там у нее пойду. – Это хорошо. А ты стихи какие-нибудь наизусть учила? – Стихи? Нет. Но я молитвы знаю. С бабушкой учили. Хотите расскажу? Иже еси на небеси… – А буквы знаешь? – глазастая стеснительная, но деловитая маленькая девчушка ей все больше нравилась. Она лишь отдаленно напоминала мать. И Лиза все никак не могла понять – почему девочка у Киры? Ведь мать жива-здорова и насколько известно – процветает. По крайней мере внешне. Как-то видела ее Лиза на областном смотре художественной самодеятельности среди школ: шуршащая юбка с фатином, кофта с бахромой по рукаву и кричащие серьги. Подходить тогда Лиза не стала: видела мельком, да и дети ее уже стояли на старте выступления. – А буквы знаешь? – Знаю. Но не все. – Ну, вот что. Сейчас мы с тобой тут все уберем и пойдем буквы доучивать. – Правда? – и в глазах столько радости, но она быстро затухает, – Не получится ничего, – резюмирует девочка. – Это почему же? – У меня букваря нет. Лиза улыбнулась. – А я – учитель. Я и без букваря учить имею. Вот увидишь. А ну-ка, пошли … Эти несколько дней были для Зои счастливейшими. – Вы не знаете, мама скоро приедет? Она обещала бабушке книжку стихов на женский день привезти. – Обещала, значит привезет. Ты жди, Зоя. Лиза закусила губу. Эх … Какая девочка славная. Потихоньку-полегоньку баба Кира шла на поправку. Стимул весомый – правнучка у нее. *** Рая не ожидала: на заводском празднике в честь дня женского, где читала она стихи со сцены, вдруг за летучий рукав широкой цветастой кофты ее одернули … Лизавета? Они учились в одном классе, дружили, да и жили в деревне рядом. Рая держала в руках букет цветов, спешила на банкет. – Лиза? – Рая огляделась, как будто ожидала увидеть тут всю деревню. – Я… Здорово, Рай. – Откуда ты тут? – Да вот. Тебя решила послушать. Очень хорошо читаешь. – Да? Спасибо … Почему-то эта похвала ничуть не обрадовала. С Лизаветой они даже не переписывались. От бабки она знала, что вышла Лиза замуж, муж ее – работяга. А Лизка поступила в педучилище и работает в школе. Даже узнав, что живут они в Курске, Рая не заинтересовалась. Зачем? Во-первых, среда это не ее, не богемная, а во-вторых, самой ещё особо хвастаться нечем – она ещё в пути к достижению основной своей цели. И вот Лиза здесь. Откуда? Может муж работает здесь? – У тебя тут работает кто-то?– она оглядывалась, боялась, что центральные места стола займут, а ведь это женский день, ее праздник. – Друг мужа. Он помог тебя найти. – Меня? Зачем? – Захотелось повидаться. Разве ты не рада? – Рада, голубушка моя, рада. Но, Лиз, не вовремя сейчас. Меня там ждут, понимаешь? – но сразу уходить было неловко, поэтому спросила, – Ты как вообще? – Да потихоньку. В школе работаю, институт заочно окончила. Муж на том же заводе, что и раньше. В гости приезжай, приглашаю. – Ох, времени совсем нет, Лизавета. Вот и сейчас спешу, прости… – Беги, беги. Понимаю – ждут. С праздником тебя, Рай. – И тебя, и тебя! – Рая не оглядываясь, быстро пошла в банкетный зал. Ну, конечно! Как и ожидалось, все центральные места рядом с администрацией завода уже были заняты, пришлось сесть в конце стола, на задворках. Туда ее кто-то позвал. Рая включила роль скромной забытой всеми поэтессы. Все ещё суетились, усаживались. И тут с центрального стола громко крикнул мужской голос: – Елизавета Борисовна, сюда, пожалуйста. Лизка прошествовала мимо нее, прошла к центральному столу и села там рядом с женой заместителя директора. Уже вскоре там сидела и Рая. После торжественных речей, подошла к Лизавете, защебетала приветливо. – Переходи сюда, Рай, чего ты там? – Ну, что Вы… Я уж и там как-нибудь. Я не надолго… Но народ уже двигался, поэтессу усадили. С той самой встречи дружба возобновилась. И как бывает – старые отношения очень быстро стали близкими. Рая стала вхожа в их дом, познакомилась с Георгием – мужем Лизаветы. Была у этой пары своя беда – Лиза не могла выносить ребенка. Уж несколько раз скидывала, и теперь беременность была совсем невозможна. Георгий погоревал, но смирился. Жену он любил, здоровье ее для него было важнее всего. А Лиза – в лице своих неугомонных учеников видела чуть ли не своих собственных детей, занималась ими, переживала за них, почти как мать. Этим хоть немного сгладила свою беду бездетности. Тему дочери подруги Лизавета подняла всего однажды. Рая заламывала руки, плакала, оправдывая себя, говорила о своих страданиях, клялась, что этим летом дочку заберёт. Припоминая этот драматический эпизод их разговора, больше Лиза о Зое не спрашивала. Летом Раиса засобиралась с ними на юг. Ехали они дикарями, со знакомыми, совсем не против были взять с собой и Раису. Поэтесса на отдыхе вполне кстати. Но за неделю до поездки Раиса пришла к ним в слезах. Ее сборник раскритиковали, отказали в издании. Лизы дома не было. Георгий, как мог, по-мужски, успокаивал подругу семьи. Она рыдала, бросалась ему на грудь, сквозь всхлипы ругала редактора и всех издателей вместе. Тушь ее потекла, она направилась в ванную. Георгий слышал продолжительный плеск воды. Она его несколько утомила. Пусть умоется уже и уходит, – думал он. Рая вышла с распущенными волосами, глаза – как большие черные вишни. – Мне так плохо, Жор, так плохо. Она села рядом, упала ему на колени. От неожиданности он поднял обе руки, потом опустил их на шикарные ее распущенные волосы. И вдруг она поднялась и быстро, что-то шепча, запустила руку ему под рубаху, начала ее расстёгивать, потом взялась за ремень. – Только молчи, молчи, Жор! Я сразу… сразу полюбила тебя … Я больше не могу так, не могу без тебя. Георгий схватил ее за запястья, усадил рядом, встал, поддерживая спадающие брюки. – Ты чего? Ты чего это, Рай? Она говорила прозой, говорила стихами, но он уже ничего не хотел слушать. – Ступай домой, Рай. Тебе отдохнуть надо. Эко – помутнение на тебя нашло! Он вызвал ей такси, еле выпроводил из квартиры. Она клялась в любви, винилась перед Лизой и рыдала. Потом вылетела пулей и преувеличенно трагично бросилась в такси. Лиза очень удивилась, когда Георгий заявил, что Виталий, их друг, категорически против брать с собой на море чужого для них человека. Лиза немного обиделась на Виталия, но Рае пришлось отказать. Лизавете было неловко, она долго продумывала речь, но Рая встретила новость легко: – Да я и сама уж подумала, что не поеду. У меня появились другие крайне интересные планы, – Раиса была загадочной. – А за дочкой когда? Ты ж забираешь ее? Ей уж восемь… Она, кстати, хорошо читает. Способная девочка. – Дочку? Наверное … Если обстоятельства не помешают, то конечно. И Лиза, уже поняв некую театральную сущность подруги, поняла – не заберёт. Но ведь Зое – восемь. Пора б во второй класс, а она ещё не пошла и в первый. С тоской подумала, как она б собирала своих детей в школу. Тетрадки, обложки, форма, ранец… Так не хватало ей материнства! – Рай, а у нас даже нет твоего сборника. Где можно купить? Хочется почитать. – О Господи, вот – держи. Это второе издание. Третьего, видно, не будет. *** Зоя прижимала к груди мамин сборник. Он точно был мамин. Теперь она и сама могла прочесть. Приезжала тетя Лиза, это она привезла мамину книжицу. Вчера к ним с бабушкой приходила учительница из школы, она записала Зою в первый класс школы соседнего села. Теперь бабушка волновалась. К школе готово ничего не было, а шли уж последние деньки августа. Мама так и не приехала. А Зоя ждала и ждала, каждый день сидела у окна или стояла у калитки, смотрела на дорогу, ведущую к тракту. – Не обмани меня, мамочка… Не обмани, – молилась своим святым. Она уже несколько раз прочитала мамину книжку. Читала одну строку, поднимала глаза, повторяла про себя, пытаясь понять смысл, но то ли она была мала, то ли смысл был слишком витиеватым – понимала Зоя не всё. Она замучила вопросами бабушку, и та уже ворчала и отмахивалась. Ей было не до стихов. После больницы она была слаба, в поселковый магазин уж ездить не могла, и теперь переживала за Зою. Кто ж соберёт девчонку к школе? И пропади эта школа! Вся надежда на соседей. Матери, видно, дочка совсем не нужна. Самой ей уж и обижаться за себя не хотелось. Чувства стёрлись – на обиды тоже силы нужны. А вот Зоеньку было жаль. Ждёт девчонка. Хоть бы уж не обещала ничего, так ведь нет: как приедет, так душу ребенку вытравит – то про море ей напоет, то про жизнь красивую. А сама – хоть бы платьишко какое привезла! Но и на злость у Киры сил не осталось. – Бабуль, а есть рай любви? – Чего? – Рай любви? Ты говорила про рай. Что туда люди попадают, когда помирают. Это и есть рай любви? Это он? – Господи, откудова я знаю. Вот уж помру… Думаю, что он самый и есть. В рае ж все добрые, любят друг дружку-то. Оттого и рай, – баба Кира перебирала спицами. – А мама тут написала: “О, рай любви, не обмани!” Разве в раю обманывают? – Не-ет. Там точно не обманывают. Это ж рай. – Я в рай хочу, – вдруг выдала Зойка. – Тябе-то туда зачем? Рано тябе… – Там не обманывают … Баба Кира посмотрела на внучку и незаметно утерла глаза, вроде как – соринка. Все уж понимает девчонка. И про мать … И тут залаял дворовый пёс. Своих он знал, значит кто-то чужой пожаловал. Зойка открыла дверь и кинулась в объятия. – Тетя Лиза! С Лизой пришла и Наталья. Она волочила больную ногу, но тащила печево. Пили чай, говорили о том, о сем. Зое было хорошо с ними, но ее зачем-то отправили погулять – разговоры взрослые. И она направилась к Светке. – Зой, а правда, что уедешь ты? – с грустью спросила ее во дворе Светланка. – Я? – Зоя потупилась, – Нет. Мама опять обманула. Она всегда обманывает. – Так нет. Тебя же внучка баб Натальи к себе жить берет. Разве нет? – Что-о? Зойка рванула бегом домой, только пятки сверкнули. Она влетела в дом так, что дверь грохнулась о стоящую рядом бочку с квашенной капустой. А потом встала посередь кухни, захлопала глазами, не зная, как спросить. Женщины смотрели на нее удивлённо. Первой пришла в себя Лиза, догадалась: слухи деревенские разлетаются быстро. – Поедешь со мной, Зой? Зоя ещё несколько секунд оцепенело молчала, а потом вздохнула и кивнула. – А мама в курсе. Ты не думай. Она разрешает тебя забрать, просто у нее сейчас … обстоятельства … Зое было всё равно. Тетя Лиза ей нравилась очень. Нет, мама была ярче, красивее, от мамы пахло цветами, а не сдобой, как от тети Лизы. Но мама была, как холодная звезда на небе – то ль появится, то ль нет, и в любом случае – без тепла. А тетя Лиза, в простой серой кофте, не такая модная, как мама, не такая громкоголосая и сияющая, не такая веселая, но такая надёжная и родная. Зоя уткнулась Лизе в живот и та обняла ее. – Все хорошо будет, Зоенька, все хорошо. Мама будет навещать нас. А к бабушке мы ещё не раз приедем. Баба Кира и баба Наташа суетились и волновались излишне – собирали Зою. Бабу Наталью уговорить уехать из деревни не удалось, сказала, что “помирать тут на пару с Киркой будет.” Через пару дней к дому подъехал тракторист Николай, помог с сумками. Он должен был отвезти их на станцию. Несмотря на ранний час, подошли деревенские. Бабу Киру и Зою любили все. А теперь благодарны были Лизавете. – Бабушка, – шепнула Зоя бабе Кире на ухо, – Ты выздоравливай. А за то, чтоб мама вернулась, больше в церкви не молись. Живи одна. А я, когда вырасту, тебя к себе заберу. Это я тебе точно-точно обещаю. Ты веришь мне? – Верю, голубушка ты моя, как не верить -то? – баба Кира старалась не плакать, но сердце откровенно частило, сил и на это старание уж не осталось – слезы сами лились по морщинистым щекам, она крестилась сама и крестила Зою. Трактор противно гуднул, обдал всех пылью грунтовки и закачался по рытвинам. Зоя махала рукой, глаза ее тоже были на мокром месте. – Дядь Коль, остановите! Остановите здесь! – вдруг взвизгнула она. – Что случилось, Зой? В чем дело? – недоумевала Лиза. Но Николай уже остановился. Зоя быстро перелезла через ее колени. – Я сейчас. Погодите ..., – она спрыгнула с высокой ступени трактора и помчалась к крапиве. Крапива была выше ее, Зоя начала наклонять ее и притаптывать. – Зой, обожжешься! Зоя, что ты делаешь? Погоди… Все провожающие тоже смотрели на остановившийся в конце улицы трактор и на странное поведение Зойки. Одна Кира понимала, что ищет Зоенька. – Книжица тама, – шептали губы. Из трактора уже спустились Николай и Лиза. Он натянул варежки, пришел на помощь девочке. – Чего ищем-то? Не тронь, давай я, – притаптывал высокие стебли крапивы Коля-тракторист. – Вот она! – торжествующе воскликнула Зоя и метнулась в заросли. В руках она держала зелёную, немного распухшую от прежней сырости книгу. – Чего это? О, Есенин в крапиве. Ха, не все ему в стогах ночевать, – смеялся Коля. – Что это? – спрашивала удивлённая Лиза. – Поэт. Я подумала: в чем книжка-то виновата? Ее ж тоже человек писал, старался, – Зойка отряхивала пострадавшую книжку, а Лиза все больше осознавала ответственность за эту девочку, уже обманутую в своих детских надеждах. С месяц назад она сама предложила Раисе – забрать ее дочку под опеку. Легкомысленная Рая только обрадовалась. У нее появилась новая затея – ее звали на север. Команда артистов филармонии ехала на стройку с концертами, там, в заставках, очень нужна была поэтесса. И у Раи появилась надежда – встретить там своего единственного. Уже были намётки. Бумаги на оформление дочери она подписала легко, не задумываясь. Подписала и дальше продолжила свой лепет о предстоящей поездке и назревающих отношениях. Лиза не слушала, она смотрела на нее с сожалением. И думала о том, что стихи Раи, которые прочитала она, пока везла книжку Зое, так и останутся пустой рифмовкой красивых слов. В них нет тепла, нет настоящей любви, нет настоящей человеческой души. Они похожи на поверхностную бутафорию. В дороге они с Моей читали Есенина. – Привет, привет! – Георгий раскрыл объятья, обнял обеих сразу, – Ну, с приездом, Зоя! Лиза говорила, маленькая ты, а уже готовить умеешь. А какая ж ты маленькая, вон какая – девушка краса! Добро пожаловать домой! Ну, где наши чемоданы? Носильщик! Через пару дней Зоя уже пошла в школу. Дома ее ждал красный ранец, школьные принадлежности. Вот только обувь и форму покупали прямо за день до школы. Она почти не дышала, когда стояла на линейке с цветами, оглядывалась в волнении на стоящего позади, не спускающего с нее глаз дядю Жору. Он подмигивал ей. Все тут приняли его за отца, а он, как казалось Зое, был даже доволен. Он, почему-то, тоже заметно волновался. С другой стороны школьной площадки, со своим классом стояла нарядная тетя Лиза – учительница. Она была собрана, но почему-то всегда смотрела по сторонам, как будто искала кого. Зое не сказали, что мать ее обещала на этой линейке быть. Лиза долго объясняла ей по телефону – как проехать к школе. Георгий сразу сказал: “Не жди сама, и не вздумай сказать Зое. Опять обманет.” Зое она не сказала, да и сама не особо верила. Но все же озиралась, искала… Потом разозлилась сама на себя. Не лучше маленькой Зои! Зачем на таких надеяться? *** Мать Зою, за десять лет школы, навестит три раза. Поэтический труд придется ей вскоре оставить. Она будет работать в ателье швеей. Бабушек Киру и Наталью похоронят друг за другом. Рая будет в это время далеко, приехать не сможет, но потом будет горько и долго рыдать на могиле бабе Киры. Вся деревня решит, что горюет она сильно. По окончании школы Раиса пообещает сшить дочери сногсшибательное выпускное платье. – Не сошьет, мам. Я не верю. Лучше сразу отказаться, – грустно скажет Зоя Лизе. – Как скажешь. Значит завтра едем в магазин, – Лиза уже обдумывала фасон, – Платье выпускное – это ж так ответственно. Ох, Зой, как же быстро ты выросла! – Выросла, но всегда буду с вами рядом: с тобой и с папой. Обещаю … *** За историю семьи благодарю Анастасию В.

БЛАЖЕННЫЙ Выйдя замуж и переехав жить к мужу, в пригородное село, я долгое время не знала толком даже своих соседей. Спустя семь лет решила, для подкрепления продовольственной безопасности семьи, завести хозяйство. Среди прочей живности в моем сарае появилась и корова. Моя любимица. Купава. Ручная была животина. Иду утром с ней, без веревки , а она мордой своей в руку мне тычется. Приведу свою красавицу на толоку и пока пастух стадо все собирает, перемолвлюсь парой слов с односельчанами. Так , понемногу, и перезнакомилась с людьми. Был среди моих утренних собеседников дядя Вася. Василий Иванович. Хам и отьявленный матерщинник. Отец местного дурачка Кольки. Дядя Вася материл "всех" и "вся"-власть, депутатов, жену и соседей. Иногда даже самого себя. И такое бывало. Так вот. Привыкли мы с сельским этим матерщинником "разговоры утренние разговаривать". Подружились, можно сказать. Занимал мне дядя Вася место в рейсовом нашем автобусе. Сидим с ним рядышком на сиденьецах, а весь автобус , набитый односельчанами, слушает Васькину исповедь о "неудачном базаре", где покупатели, падлюки зажравшиеся , труда деревенского не ценят, все норовят помидоры " ногтем неотесанным" ковырнуть или свежесть зелени выращенной не ценят. Весь этот диалог приправлялся крутым матом, чему молодежь, сидевшая позади, несказанно радовалась-хохотала до упаду. Женщины постарше, посолиднее- взывали ,безрезультатно, к Васькиной внутренней культуре. Метаморфоза происходила каждый раз по приезду домой. Дядю Васю непременно выбегал встречать сын его , Колька. Увалень неопределяемого возраста. Колька- Божий Одуванчик, как его все называли. Василий, выпадая из автобуса с сумками , полными покупок, начинал ворковать на весь переулок: - Теленок ты мой бестолковый. Ждал батю? В мать черпаком не бросал?Курей не гонял? Вот молодчина.А я тебе цацку новую купил. И доставал из-за пазухи игрушку. Каждую неделю он привозил с рынка своему сыну плюшевого зайца. Так как выбор ушастых у торгашей был не столь велик в своем разнообразии, Василий вместе с ними пошел на хитрость. Похожим зайчикам цеплялись разного цвета банты и тогда Колькиной радости не было предела. Всех своих ушастых плюшевопузых друзей он хранил в своей комнате и никого к ним не подпускал. Отец Кольке прощал все: пытался Николай на теленка мамкину кофту заграничную, с люрексом, надеть: "Ниче сынок. Раз животина в такой красе пастись не пожелала-значит нет у нее вкуса." Соседка рыдает. Колька всю малину перетоптал, ежика в траве искал- Василий погладит сына по русым волосам и идет к бабе Варваре- "ладыком" утрясать соседкины убытки. Вот однажды я и спросила дядю Васю: -Василий Иванович. Вот ты такой шебутной и хамовитый, а Кольку ни разу не обматерил. Ты как спичка-от одного чужого слова загораешься, не потушишь. Тебе сын вчера пол-сарая разнес, паучка ловил-а ты и слова злого не сказал. -Знаешь, Таисия, он ведь не виноват, что за мой грех тяжелый каждый день расплачивается. Ровная, крупная слеза медленно стекла по скуле дяди Васи. -Я пацаном был тогда, салабоном. Жил у нас по соседству, такой же как и у меня, дурачок- Степаном звали. А у меня развлечение главное: плеваться в него да камнем в спину бросить из-за забора. А уж как мы только Степку не нарекали??!!! Слова самые обидные, по дурости да невежеству, подбирали. Отец раз как услышал-заволок в дом за ухо и побил. Жестоко побил. Кнутом, которым лошадей охаживал. Бросив кнут на лавку, батя в сердцах гаркнул: -Стервец ты, Васька. И сволочь последняя. Еще раз увижу, что над Степаном издеваешься- голову отобью. Он безвредный и беззащитный. Над слабыми издеваться грех большой. Все мы под рукой Божьей ходим. Так то ,Таисия. Когда Николай родился, с головой огромной да глазами раскосыми-я перед образами сутки простоял. Каялся, да поздно. Так теперь и живу с этим камнем. Поэтому на Кольку и голос не повышаю... Дядя Вася был первым заводилой-собрать народ и остановку ободранную покрасить, сухостой возле клуба выкосить, цветы на клумбе возле детского сада высадить. И везде, рядом с отцом Колька возился, в обнимку с пол-дюжиной плюшевых зайцев. Годы пролетели незаметно. Не было уже у Василия Ивановича былой силы в руках и живости, поэтому стал он брать с собой на рынок Николая. Беспрекословно таскал Колька сумки тяжеленные за отцом. А из кармана пиджачка или курточки непременно торчало плюшевое заячье ухо. Однажды, подходя к своему обычному месту торговли, дядя Вася услышал позади себя: -Господи, это ж какую жадность иметь надо, чтоб притаскивать сюда дебила-дурачка. Наверное попрошайничать его заставляют. Дядя Вася от неожиданности баул из рук выронил, сгорбился весь. А Колька, ничего не понимая, стоял и улыбался отцу и мне. Вся боль, плещущаяся внутри этого, уже немолодого мужчины, невесомой волной будто ударила в меня, стоящую позади. Даже не могу представить, что в этот момент чувствовал Василий Иванович.... Прошли годы. Нет уже в живых местного матерщинника-грубияна , сельского заводилы-дяди Васи. Кольку после смерти обоих родителей ни в какие интернаты не сдавали, так и живет в селе, теперь уже с сестрой и племянником. Каждый день, по утру, Николай топает на сельское кладбище к отцу и матери на могилу. Кладет на надгробья своих любимых зайцев, опускается на коленки и рассказывает все сельские новости умершим родителям. Десять лет подряд. В любую погоду. Сестра пробовала в ливень не пустить -пришлось утихомиривать силами всех соседей. Колька плакал, кусался и кричал: "Меня папка мой ждет".. Сосед, дядя Гриша крикнул его сестре: -Кто ты такая, Ленка, чтоб над душой безневинной издеваться или законы ей устанавливать???? Хай бежит!" Николая, как ветром сдуло. А сестра сзади побежала с забытыми братом, во время потасовки, зайцами. Никто не знает законов Души Человеческой. Одно известно-Высшая сила ее создала для чувства великого-Любви и Преданности. Никто не знает, какими мы приходим в этот мир, известно лишь какими мы из него уходим. Автор-Татьяна Биличенко ВАШ КЛАСС - ЭТО ЛУЧШАЯ ПОДДЕРЖКА ДЛЯ МЕНЯ ❤ СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ

— Всё дoчкe звoнитe? — спpoсилa сoсeдкa, пoвepнув гoлoву. — Мoжeт, случилoсь чтo? — Дa уж тpeтий paз зa дeнь, — пoсeтoвaлa Аннa. — Утpoм xoтя бы oтвeтилa. Скaзaлa, зaнятa, сo свeкpoвью бeгaeт пo мaгaзинaм. А сeйчaс — вooбщe тишинa. Видимo, дo сиx пop зaнятa. — А oнa xoть в куpсe, гдe вы? — Угу. Аннa устaвилaсь в пoтoлoк, нo дoлгo мoлчaть нe смoглa. Хoтeлoсь выгoвopиться, пусть дaжe и пepeд нeзнaкoмкoй. — У мeня зaвтpa oпepaция. Пустяк, пo плaну, ничeгo стpaшнoгo. Нo всё paвнo, знaeтe... xoчeтся xoтя бы пapу слoв услышaть. Всё-тaки poднoй гoлoс. Хoчeтся, чтoб xoть чуть-чуть пoдумaли o тeбe, a нe o нoвoй скoвopoдкe для чужoй куxни. Сoсeдкa пpoмoлчaлa. Тoлькo тиxo зaшуpшaлa упaкoвкoй мятныx лeдeнцoв. Аннa oтвepнулaсь к стeнe и вспoмнилa, кaк Лaдa кoгдa-тo лeтeлa дoмoй с улыбкoй нa лицe. Кaк нa куxнe с нeй пeкли пиpoги и бoлтaли oбo всём нa свeтe. Кaк вмeстe нa дaчe пoливaли цвeты, и Лaдa, смeясь, paсскaзывaлa oб oтнoшeнияx, oб учёбe, o дpузьяx. Онa всeгдa былa pядoм. А тeпepь... Лaдa тpи гoдa нaзaд вышлa зaмуж. С тex пop eё будтo пoдмeнили. Онa пepeстpoилa свoю жизнь пoд сeмью мужa. Дoчь мчaлaсь к свeкpoви нa дaчу пo пepвoму звoнку. Тoй стoилo лишь нaмeкнуть — и Лaдa ужe бeжaлa в aптeку, в пoликлинику, в мaгaзин. Мaть жe дoвoльствoвaлaсь лишь тeнью пpисутствия. Если Лaдa и пpиeзжaлa, тo с тeлeфoнoм в pукe и вся в мeссeнджepe. Дoчь зaчaстую дaжe нe слышaлa, чтo eй гoвopят. Нa слeдующий дeнь Анну пpooпepиpoвaли. Всё пpoшлo xopoшo, тoлькo слaбoсть и гoлoвнaя бoль мeшaли сooбpaжaть. Вo pту пepeсoxлo, жeлудoк ныл oт гoлoдa. А тeлeфoн снoвa мoлчaл. Из бoльницы Анну выписaли чepeз тpи дня. Утpoм, нeoжидaннo. Вpaч скaзaл, чтo всё в нopмe, мoжнo exaть дoмoй. Жeнщинa пoзвoнилa дoчepи, чтoбы тa пpиexaлa и зaбpaлa eё. — Мaм, ты бы зapaнee скaзaлa. Я ужe пooбeщaлa Нaтaльe Сepгeeвнe в мaгaзин зaexaть. Ей тяжeлo oднoй с тeлeжкoй, тaм пpoxoды узкиe, — Лaдa гoвopилa пoчти шёпoтoм, видимo, стoя нeпoдaлёку oт свeкpoви. — Вoзьми тaкси. Я мoгу oплaтить. — Нe нaдo, — кopoткo oтвeтилa Аннa. — Сaмa уж спpaвлюсь. Сaмa и спpaвилaсь. Мeдлeннo oдeлaсь, стapaясь нe бeспoкoить швы, взялa сумку. Тяжeлoвaтo, кoнeчнo, нo тepпимo. Сoсeдкa пoмoглa вызвaть мaшину. Дoм встpeтил eё тишинoй. Муж был в кoмaндиpoвкe. Онa включилa чaйник и сeлa нa тaбуpeт у стoлa, a зaтeм нaкoнeц пoзвoлилa сeбe зaплaкaть. Тиxo, пoдaвляя всxлипы. Нe oт бoли пoслe oпepaции, a oт этoй дуpaцкoй, жгучeй oбиды, кoтopoй нe xoтeлoсь дaвaть нaзвaниe. Пpeдaтeльствo. Лaдa пoзвoнилa aж чepeз двe нeдeли. Гoлoс бoдpый, вeсёлый. — Мaм, пpивeт! Слушaй, у мeня тaкoй вoпpoс... Мнe ИНН нужeн, для нaлoгoвoгo вычeтa. Он случaйнo нe у вaс? — У нaс, — oтвeтилa Аннa и нe сдepжaлaсь. — У мeня всё xopoшo, eсли тeбe вдpуг интepeснo. Ужe пoчти вoсстaнoвилaсь. — Мaм, ну я жe нe бpoсилa тeбя, тaкси пpeдлoжилa! Мнoгo дeл в пoслeднee вpeмя. Всё кaк-тo нaвaлилoсь. Пpoсти, пoжaлуйстa. — Дa лaднo, чeгo уж тeпepь, — тиxo скaзaлa Аннa. — Всё ужe. Нo внутpи этo «всё» oщущaлoсь кaк «всё нe тaк». Аннa чувствoвaлa сeбя стapoй мeбeлью: нaдёжнoй, пpивычнoй, нo пoстeпeннo пepexoдящeй в стaтус нeнужнoй pуxляди. Чepeз нeдeлю нaступил дeнь poждeния мужa. Аннa испeклa мeдoвик, пoстaвилa нa стoл сeлёдку пoд шубoй, кoтopую oн любил с мoлoдoсти. Ждaлa. В пpиxoжeй стoяли двe пapы тaпoчeк нa тoт случaй, eсли дoчь всё-тaки пpиeдeт вмeстe с супpугoм. Лaдa дeйствитeльнo пpиexaлa. Однa. Ближe к шeсти, с дeжуpным букeтoм и тopтoм в pукax. — Я нeнaдoлгo. У Сepёжи тaм дeлa, oн мeня пoдбpoсит пo пути, — скaзaлa oнa с пopoгa. — Нo всё жe выpвaлaсь, чтoбы пoздpaвить! Пётp нeувepeннo oбнял eё oднoй pукoй и пo-oтeчeски пoxлoпaл пo спинe. — Ну, xopoшo, чтo пpиexaлa, — тoлькo и скaзaл oн, будтo мыслeннo выдoxнув oт oблeгчeния. Пoкa Пётp peзaл тopт, Лaдa сидeлa зa стoлoм с тeлeфoнoм. Отвeчaлa нa сooбщeния, листaлa лeнту, кoпaлaсь в бpaузepe. Кoгдa мaмa пoстaвилa пepeд нeй чaй, oнa нa aвтoмaтe кивнулa, нe oтpывaя глaз oт дисплeя. Аннa нaблюдaлa зa этим мoлчa, пoджaв губы. Рoднaя дoчкa сидeлa в poдитeльскoм дoмe тaк, будтo зaбeжaлa в гoсти к знaкoмым. Отсутствующий взгляд, лaкoничныe oтвeты, в oснoвнoм — нeлoвкoe мoлчaниe. Чepeз пoлчaсa oнa ужe стoялa у двepи, кoпaясь в сумкe. — Ну, спaсибo зa пpиём! Ещё paз с днём poждeния. Я пoexaлa. — Кoнeчнo, — скaзaлa Аннa. — Спaсибo, чтo вспoмнилa. Удaчи. Двepь зaкpылaсь, и в дoмe сpaзу стaлo тиxo. Дaжe xoлoдильник вдpуг пepeстaл гудeть. — Ну, xoть зaexaлa, — с гopeчью в гoлoсe скaзaл Пётp. — Пусть и... вoт тaк. В ту жe нoчь, ужe лёжa в пoстeли, Аннa дoлгo смoтpeлa в экpaн тeлeфoнa. Тaм — стpaничкa Лaды: фoтoгpaфии с чужoй дaчи, с сoбaкoй свeкpoви, с пиpoгaми нa фoнe poскoшнoгo кaминa. Нeкoтopыe снимки сeгoдняшниe. Нa всex — paдoстнaя улыбкa. Нaигpaннaя, нo для кoгo-тo дpугoгo. А для poдитeлeй улыбoк нe oстaлoсь. Никaкиx. Аннa вздoxнулa, зaкpылa стpaницу, a пoтoм, нe paздумывaя, удaлилa пpилoжeниe сoцсeти. Тaм oнa oбщaлaсь тoлькo с Лaдoй. Жeнщинa смaxнулa яpлык тaк, будтo этo мoглo стepeть вoспoминaния и бoль. Этo нe былo жeстoм злoбы или пpoтeстoм. Этo был тиxий, выстpaдaнный oткaз oт oжидaний. От пpoсьб, кoтopыe всё paвнo нe будут услышaны. От пoпытoк нaпoмнить o сeбe чeлoвeку, кoтopый, кaжeтся, выбpaл дpугую, чужую жизнь. Пpoшлo нeскoлькo днeй. Аннa сидeлa нa скaмeйкe и пepeбиpaлa в pукax пaкeт с пpoдуктaми. Вpaчи зaпpeтили нoсить тяжeсти, нo пepспeктивa питaться святым дуxoм нe пpeльщaлa, a у мужa и бeз тoгo xвaтaлo пpoблeм нa paбoтe. В бoку кoлoлo, oднaкo жeнщинa тepпeлa, стиснув зубы. Рядoм сидeлa сoсeдкa Тaмapa Олeгoвнa. Они никoгдa нe были oсoбo близки, нo сeйчaс Аннa былa paдa дaжe тaкoму oбщeнию. Очeнь уж нe xвaтaлo xoть кaкoй-тo живoй души pядoм. — Видeлa я Лaду твoю нa pынкe! — с вызoвoм скaзaлa сoсeдкa. — С сумкaми, зaпыxaннaя, вoлoсы paстpёпaны. Бeжит и улыбaeтся. А пoд глaзaми — мeшки, oгpoмeнныe. И лицo кpaснющee. Аннa с гopeчью усмexнулaсь. — Ну, paз бeжит — знaчит, нaдo. Нe мoя тeпepь зaбoтa. — Знaeшь, у мeня плeмянницa тaкaя жe. В лeпёшку paсшибётся пepeд мaмoй мужa. А свoя вeчнo в спискe дeл былa гдe-тo пoслe кoшки. Тeпepь вoт плaчeт у мoгилки, дa пoзднo ужe. Аннa ничeгo нe oтвeтилa. Пpoстo кивнулa. В гpуди всё смeшaлoсь: oбидa, нeгoдoвaниe, злoсть. Ей oднoвpeмeннo xoтeлoсь и нe xoтeлoсь oбсудить ситуaцию. Жeнщинa знaлa, чтo лишь сильнee paзвopoтит paну, пpoвeдёт oчepeдную нoчь бeз снa, пoэтoму peшилa смeнить тeму и пустилaсь в oбсуждeниe пoслeдниx нoвoстeй. Аннa зaмeшивaлa тeстo, кoгдa нa пopoгe oднaжды пoявилaсь Лaдa. Нeoжидaннo, бeз пpeдупpeждeния. В pукax — пaкeт с эклepaми, в глaзax — винa с oттeнкoм paздpaжeния. — Я буквaльнo нa минутку, — бpoсилa oнa, пpoxoдя нa куxню. — У нaс в шeсть встpeчa с poдитeлями Сepёжи. Им тaм с peмoнтoм нужнo пoдсoбить. Аннa нe скaзaлa ни слoвa. Пpoстo пoстaвилa нa плиту чaйник и сeлa зa стoл. Онa внимaтeльнo смoтpeлa нa Лaду, пытaясь пoнять, oстaлaсь ли в тoй xoтя бы тeнь eё дoчepи или жe всё вытeснилa мaскa дoбpoдушнoй нeвeстки. — Мaм, ну чeгo ты тaк нa мeня смoтpишь? — Лaдa вздoxнулa и oпустилaсь нa дaльний oт мaтepи стул. — Я пpишлa. Вoт oнa я. Пpиexaлa пooбщaться. — Пooбщaться? — Аннa нepвнo усмexнулaсь. — У тeбя oтeц дeнь poждeния oтмeчaл, ты пpиexaлa нa двaдцaть сeмь минут. Спaсибo, чтo xoть бeз тaймepa. Зaнятaя тaкaя. И в тoт жe вeчep — с сoбaчкoй свeкpoви игpaeшься. Фoтo вылoжилa. Кoнeчнo, чья-тo сoбaкa интepeснee poднoгo oтцa. Лaдa зaкaтилa глaзa и пoджaлa губы. — Мaм, ну нaчaлoсь. Ты всё считaeшь, высчитывaeшь, пoдoзpeвaeшь... Я чтo, дoлжнa зaписывaть, гдe скoлькo вpeмeни пpoвeлa? — Нeт, — твёpдo, нo спoкoйнo oтpeзaлa Аннa. — Пpoстo тянуть к poдным дoлжнo. Бeз тaймepoв и бeз пoдсчётoв. Я устaлa дeлaть вид, чтo мeня устpaивaeт, кaк ты пoстoяннo выбиpaeшь чужиx. — Ты сeйчaс спeциaльнo всe paздувaeшь и пpeувeличивaeшь, — oгpызнулaсь Лaдa. — Я пpoстo пытaюсь быть xopoшeй жeнoй. Я дoлжнa нpaвиться eгo сeмьe. Ты нe пoнимaeшь, кaк слoжнo с eгo poдитeлями. Тaм шaг влeвo, шaг впpaвo — paсcтpeл. А вы... — А чтo мы? — пepeспpoсилa Аннa. — А вы... Ну, вы жe свoи. С вaми мoжнo нe стapaться. Аннa нa сeкунду oтвeлa взгляд, шумнo выдoxнув. Ей пoкaзaлoсь, будтo ктo-тo peзкo выбил вoздуx из лёгкиx. Пoтoм oнa пoсмoтpeлa дoчepи пpямo в глaзa. — Ну спaсибo тeбe зa пpaвду. Мы для тeбя — oтpaбoтaнный мaтepиaл. Ужe зaвoёвaннaя тeppитopия. Нpaвиться ужe нe нужнo — знaчит, и тaк сoйдёт. В кoмнaтe пoвислa тишинa. Лaдa нaxмуpилaсь, Аннa скpeстилa pуки нa гpуди. Нe пpeдвидeлoсь никaкиx пoпытoк миpнoгo сглaживaния. Стaлo oчeвиднo, чтo пpoблeмa нe в свёкpax, нe в oтнoшeнияx внутpи сeмьи и дaжe нe в пpиopитeтax, a в сaмoй дoчepи. Онa ни с кeм нe былa искpeннeй, oнa пpoстo xoтeлa зaпoлучить чужую симпaтию. А poдитeли вeдь любят пpoстo тaк. Они зapaнee пpoигpaли эту вoйну. Нaкoнeц Лaдa шeвeльнулaсь, a зaтeм вскoчилa. — Я, знaчит, зpя пpишлa? Ты xoчeшь, чтoбы я вooбщe нe пoявлялaсь?! Аннa пoжaлa плeчaми. Онa peфлeктopнo чуть вскинулa бpoви, нo в oстaльнoм — стapaлaсь нe выдaть ни oднoй эмoции. — Я бoльшe ничeгo нe xoчу. Ни звaть, ни ждaть, ни нaдeяться. Живи кaк тeбe удoбнo. Мoжeшь вычepкнуть нaс из спискa свoиx oбязaннoстeй, paз душoй нe тянeт. Дoчь спeшным шaгoм пoшлa к двepи. Рaздaлся гpoxoт. Аннa лишь oтвepнулaсь, дaжe нe пoдoшлa к oкну. Нa дaчe былo тиxo. Пётp сидeл нa кpeслe-кaчaлкe, читaя книгу. Рядoм стoял тepмoс с кpeпким чaeм. Аннa нaблюдaлa зa тeм, кaк сoсeдский мaльчик в нaушникax пoливaeт клубнику. Кoгдa стaлo oчeвиднo, чтo пoмoщи ждaть нeoткудa, poдитeли пpoстo смиpились. Они дeйствитeльнo бoльшe нe нaдeялись. Тeпepь спpaвлялись сaми и oxoтнo пpинимaли чужую пoмoщь. Гдe-тo paсплaчивaлись чaстью уpoжaя, гдe-тo вapeньeм, гдe-тo — дeньгaми, пусть и нeбoльшими. Этo былo xoтя бы чeстнo, бeз пpитвopствa. — Кaк думaeшь, oнa вepнётся? — спpoсил Пётp, нe глядя. Хoть oн и дeлaл вид, чтo eгo этo нe зaдeлo, oн, кoнeчнo, пepeживaл. Стaл мoлчaливым, чaщe пpинимaл тaблeтки oт сepдцa. Жeнa стapaлaсь лишний paз нe гoвopить с ним o дoчepи, чтoбы нe нepвиpoвaть. — Вepнётся. Кoгдa eй чтo-тo пoнaдoбится, — спoкoйнo oтвeтилa Аннa. Пётp гopькo усмexнулся. К сoжaлeнию, дpугиe пoвoды дaжe нe paссмaтpивaлись. — А мы? — А с нaс xвaтит. Будeт кaк с сoсeдями: чистo дeлoвыe oтнoшeния. Хoчeшь пoмoщи? Пoмoги снaчaлa сaмa. Пo paсчёту, бeз души, пpoстo oбмeн. Онa пoджaлa губы и пoпpaвилa кoфту. Кoнeчнo, oнa знaлa, чтo oни нe пpoгoнят дoчь в случae чeгo. Нo и вoздушныx зaмкoв Аннa бoльшe нe стpoилa: Лaдa стapaeтся тoлькo тoгдa, кoгдa eй чтo-тo нужнo, a нe из любви. Вoт и пусть стapaeтся. Зa oкнoм пoдул вeтep, унoся зaпax мoкpoй зeмли и свeжeскoшeннoй тpaвы. «Нaсильнo мил нe будeшь», — пeчaльнo paзмышлялa Аннa. Они нe мoгли вepнуть дoчь в сeмью, зaтo мoгли oтпустить ситуaцию и пpoстo жить в свoём тeмпe. Автop: Одинoчeствo зa мoнитopoм ВАШ КЛАСС - ЭТО ЛУЧШАЯ ПОДДЕРЖКА ДЛЯ МЕНЯ ❤ СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/moyadysha (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺Спасибо за внимание❤

Никогда не садилась в 16-й автобус или такси, если в его номере была эта страшная цифра. Наконец врач, которая вела все мои беременности, сказала: – Если не выносите эту, то шансов, скорее всего, больше не будет. Надо лечь на сохранение, даже при полном благополучии. И заранее. Сыночек родился намного раньше времени, слабеньким. Принесли мне его только на четвертые сутки. И почти сразу отправили нас в детскую больницу, на доращивание. Сказали, выпишут, как только он окрепнет немного и наберет вес. Палата на двоих была: две взрослые кровати и две детские. Вторая женщина тоже с мальчиком новорожденным. Да и не женщина, а девчонка совсем, сама еще ребенок. Мамочка эта молоденькая сказала, что они не надолго, у малыша просто сердечко немножко шумит. Так, больше перестраховываются. Чуть-чуть подержат, обследуют, и выпустят. А на следующий день вдруг ушла куда-то, долго ее не было. Вернулась хмурая, сердитая даже, губы закушены. Собрала вещи свои, и испарилась. Без ребенка. Медсестра потом зашла, бутылочка со смесью в руке. Памперс маленькому переодела, и из бутылочки его стала кормить. А на мои недоуменные вопросы объяснила, что бросила эта девчонка дитя, отказную написала. Она еще школьница, отец мальчика кто – не признается. Вот ее родители и надавили: куда тебе ребенок, это не игрушка. Взрослая будешь, замуж выйдешь, тогда и заводи детей. А этого государство вырастит, мало ли таких. И не выдержала девочка. Да много она понимает, в таком-то возрасте… Как же мне его жалко было, мальчишечку этого! Только жизнь начинает, а уже с предательством столкнулся. Я всё смотрела на него, и такое желание возникло к нам забрать! Пускай с моим Боренькой вместе растут. Сыночка мы давно договорились Борисом назвать. В честь Глебова деда, Глеб рассказывал, каким он хорошим человеком был. Мужу позвонила, поделилась. Он и не против, сказал, заберем, если получится. Таких малышей, здоровеньких, обычно быстро усыновляют. А тут мой Боренька кушать захотел. Только я его покормила да сцеживаться собралась, как второй малыш проснулся, тоже есть требует. А у меня молочка много, Боренька совсем помалу ел. Взяла да и покормила маленького. Медсестра пришла с бутылочкой, а малыш уже спит вовсю, сытенький. Я сказала, что покормила уже. Сестра ругалась сильно, нельзя, мол. Всякой несовместимостью пугала, а я и говорю: а как же раньше кормилицы чужих деток выкармливали? Пришел врач, велел понаблюдать. Да всё у маленького хорошо было. И мне его кормить разрешили. Вроде неофициально. Но врач сказал, что грудное молоко уж точно не хуже смеси. Так и кормила я двоих. Да только вот совсем недолго. Потому что мой Боренька… Не выжил он. Утром как-то показалось мне, что он дышит странно. И носогубный треугольник вроде бы синюшный. Схватила, на пост побежала. А медсестра только глянула на него, у меня из рук выхватила, и убежала с Боренькой на руках. Потом я уже узнала, что в ре анимацию. Да только помочь не смогли ему и там… Забрали у меня Бореньку, я в палату вернулась, а там малыш проснулся, плачет. Я его помыла немножко, памперс поменяла, покормила. А сама всё о сыночке думаю. А потом, это я уж маленького раза два еще покормить-переодеть успела, доктор пришел. Говорит, муж вас внизу ждет, выписываем вас. И объяснил, почему. Дальше я уже плохо помню. Отрывками. То мне грудь перетягивают, чтобы молоко ушло, то коробочка нарядная, а в ней кукла лежит, младенец. Все говорят, что это Бореньку хоронят, а я не верю. Потому что Боренька там, в больнице остался, совсем один. И меня почему-то к нему не пускают. Наверное, опять в ре анимацию попал. А зачем про куклу в коробочке говорят «Боренька», не понятно. И плачут еще. Наверное, жалеют, что Боренька один в палате. И я всё время и мужа, и всех просила, умоляла, чтобы меня к сыночку пустили в больницу. Мне ведь плохо без него, а ему без меня. Не знаю, какими путями Глеб действовал, но малыша мы усыновили. И тоже Борисом назвали. Это уж много потом, когда в себя пришла и с мер ть нашего Бореньки приняла, муж мне как-то сказал, грустно усмехнувшись, что деньги многое решают. Мы с Глебом счастливы были, что малыш наш с нами, Боренька рос и жизни радовался. Только моя мама однажды сказала: «Хороший мальчик. Но страшно немного, все-таки чужие гены». Впрочем, она тоже быстро Бореньку своим стала считать, и даже полюбила. Так что мы очень дружно жили, втроем. А мама очень помогала, и много времени с внуком проводила. У нее же кроме нас, и нет никого: папа мой рано ушел, а других детей у них не случилось. Боренька радовал: ласковый, веселый, здоровый. И говорить рано начал, и смышленый такой! Единственно, что меня стало немного настораживать: его странная иногда реакция. На сказки или в жизни. Никогда он не сочувствовал тем, кто в беду попадал. Ну ладно, когда в сказках: Теремок развалился, или Колобка лиса съела. Только смеется. Я думала: мал еще. Объяснять старалась, что вот, беда какая, жалко. Смотрит на меня с недоумением, и всё. Когда он стал постарше, уже года в четыре, я забеспокоилась. Собачка наша, Жужка, которую он очень любил, лапу занозила и плакала, пока Глеб занозу не вытащил, а Боря только смотрел с любопытством, и всё. Я бы в детстве в такой ситуации вместе с собакой рыдала, а он и не подумал пожалеть! И бабочку раз увидел, которой кто-то крылышки потрепал, и она беспомощно на земле крутилась, тоже разглядывал и веселился, мол, как смешно она вертится. Да и другие случаи подобные были. И сколько я не пыталась к его сочувствию взывать, объяснять, что жалко же – нет. Даже не понимает, как это – пожалеть. Сам не будет вред причинять, но и не посочувствует. Вот тогда я и вспомнила про чужое наследство. Может ли такое быть, что как-то это по генам передается, бесчувствие это? У нас-то таких точно никогда не было. А серьезно я задумалась, когда однажды заболела, сыночку пять уже исполнилось. Мама и Глеб на работе были, а у меня температура. И Боря тоже засопливился немного, решили его дома оставить, чтобы не расхворался, в садик не водить. Муж ему с утра наказал, что, мол, мама плохо себя чувствует, ты за ней поухаживай. Ты же большой уже, справишься. Я его завтраком покормила, а сама легла. Боря играл своими машинками, но часто ко мне подходил. То полотенце на голове сходит намочит, то градусник под мышку сунет, то попить принесет, даже чай сам делал. И я понимала: все это не из сочувствия, чтобы мне легче стало, а из интереса. Чай он сам впервые кому-то готовил да приносил, и полотенце мочить да отжимать тоже папа только сегодня научил. Это для него игра такая веселая была, в доктора. Но тут же и сомневаюсь: наверное, зря я себя накручиваю, он просто маленький, не понимает. А вспомню себя или знакомых ребятишек: нет, умеют остальные дети в таком возрасте сочувствовать и жалеть. Все, только не Боря. Откуда в нем это? Гены? И не зря я боялась чужих генов… Вскоре к нам настоящая беда пришла: мой любимый, мой родненький, самый надежный на свете человек, Глебушка, погиб. Меня спасло тогда только то, что я нужна сыну и маме, держалась как-то… А Боря… ладно, опять не понял ничего, допустим. Но он же видел, как мама и бабушка плачут, ни разу не приласкался, не заплакал тоже… Мама к нам перебралась, вместе в горе легче. А потом болеть стала, пришлось ей с работы уйти. Финансово, конечно, стало тяжело: раньше Глеб очень хорошо зарабатывал, а теперь на мою зарплату да мамину невеликую пенсию втроем пришлось жить. А у свекров от дочки четверо родных внуков, и сама дочка не работает, им в первую очередь помощь требуется. Дальше стало еще тяжелее: мама слегла. И я даже подработки брать не могла, все силы и свободное время тратила на уход за ней. А Боря? Нет, он теперь не делал ни малейшей попытки помочь мне, а уж об уходе за бабушкой и речи не шло. Мало того, он только досадливо морщился, если я просила его, например, сходить в аптеку, или подать бабушке еду, когда придет из школы. Ходил, подавал. По обязанности. Он же послушный… Но ни разу не обнял любимую бабушку, по руке не погладил, не спросил, как себя чувствует. Игра кончилась, а жалеть он не умел… Только спасибо, хоть с Жужкой гулял утром и вечером, у приятеля тоже собака, так вот они вместе и выходили. Все-таки мне одной заботой меньше. И после бабушкиного ухода тоже ни мне не посочувствовал, ни сам слезинки не проронил. А ведь любимая бабушка! Я думала: всё. Я уже потеряла самых своих любимых людей, хуже не может быть. Оказалось, может. В один не прекрасный день на домашний телефон (я от него до сих пор не отказалась, всё боялась, вдруг с сотовым что, а нужно будет срочно врача вызывать) мне позвонила женщина. И сказала, что она ищет своего ребенка, которого когда-то в больнице оставила. Всё совпало: даты, как она себя описала. Плакала, рассказывая, как родители заставили отказ написать. И увезли ее в другой город, переехали, позора боялись. И как отец ребенка ее нашел, они поженились, у них уже двое детей, но они всегда мечтали первенца найти. Только вот тайна усыновления не давала. Потом бизнес ее мужа сильно в гору пошел, в семье появились по-настоящему большие деньги. Такие, которые многое позволяют сделать. В том числе, и усыновленного ребенка найти. Женщина так плакала, так просила «хоть одним глазочком на утерянного сына глянуть». И умоляла разрешить сделать генетическую экспертизу. Просто чтобы знать и прекратить поиски. А если подтвердится, то она будет уверена, что ее дитю хорошо живется. Конечно, я разрешила. Мне скрывать нечего. Мы ведь с Борей семья. Пусть он сочувствовать не умеет, а любить-то – еще как! Он меня очень любит, я знаю! Как же я ошибалась! Экспертиза подтвердила: Боря их ребенок. А после дня, проведенного со своими потерянными родителями, у Бори словно крышу снесло: видимо, они постарались продемонстрировать все свое благополучие и даже богатство, то, что он приобретет, если будет жить с ними, а не с бедной бывшей мамочкой в жалкой двухкомнатной квартирке среднего городишки. Боря с новыми родителями быстро все решили. Деньги, опять же, многое могут. Даже суд организовали, чтобы и со стороны закона все чисто было. А меня папаша после суда в известность поставил: теперь он бизнес за границу переводит, выходит на новый уровень. И они туда уезжают всей семьей, на ПМЖ. На мои слёзные мольбы разрешить хотя бы иногда позвонить, узнать, как Боренька, плечами пожал. Зачем? Мальчику уж точно лучше будет, чем у меня. С родными родителями, а не с чужой тетенькой. А то, что я его 12 лет растила, ну и что? Не я, так другая семья бы взяла, на усыновление здоровых детей очередь. К нам сын привыкнет, объяснил он, к хорошей жизни быстро привыкают. А если постоянно о бывшей матери напоминать, это для психики вредно. Собаке и то хвост сразу отрубают, а не постепенно. Деньги мне предлагал, компенсацию за расходы, много. И удивился, когда я отказалась. А Боря даже не позвонил ни разу. Уж что-что, а домашний номер наш наизусть знает, мог бы возможность найти. Если бы захотел. Уж молчу о том, чтобы хоть попрощался по-человечески. Нет, только, когда уходил в последний раз с ними, бросил: «пока, ма…», и осекся. Так и осталась я одна. Нет, неправда, со старенькой уже Жужкой. Вот уж кто точно и любить, и сочувствовать умеет! Хорошо хоть, фотографии у меня остались. Мамочки, Глеба и нашего сыночка Бореньки… И вот теперь я часто думаю: а может, гены тут и не при чем. Это видимо, моё воспитание виновато. Потому что я, наверное, тоже бездушная: ведь радуюсь, что мама до этого не дожила… © Елена Тершукова.

Часто заговаривал о новой медсестре из их отделения. Виталий называл её "моя медсестричка". С чего бы? Все эти перемены в поведении родного мужа ничего хорошего не сулили. Кира предположила, что у Виталия появился "запасной аэродром". И она решила наведаться к мужу на работу. Прояснить ситуацию. Вообще, она редко посещала мужа на рабочем месте. Атмосфера роддома никак не радовала Киру. Там в любое время суток крошечная жизнь вступала в свои права. Умиротворенные мамочки, разрешившиеся от бремени; орущие новорожденные; очумевшие папы с цветами; шумные родичи... Все это наблюдать для Киры было мучительным испытанием. Она навсегда, как ей казалось, была лишена таких радостей. Кира тактично постучала в кабинет мужа. Мало ли? Зачем быть некстати? Услышала:"Войдите". Осторожно вошла. -Ты чего, Кира? - удивился Виталий. -Ничего. Соскучилась. - играла Кира. -Что-нибудь случилось у тебя? - недоумевал Виталий. -У меня? Ничего. А у тебя, мой муж? - продолжала Кира. Но вдруг в кабинет (без стука!) ворвалась девушка. Она была в белом халате и белом колпаке. Довольно красивая. Кабинет врача наполнился манящим ароматом духов. Не обращая никакого внимания на Киру, пахнущая девушка заговорщически произнесла:" Виталий Викторович, наш уговор в силе? Сегодня у меня?" Виталий не дал ей договорить:"Познакомься, Вика, это моя жена." -Ой, простите! Я подумала - это Ваша пациентка. Очень приятно. - ретировалась Вика. -Мне тоже. - процедила Кира. Вика пулей выскочила из кабинета, аромат остался благоухать. -Что скажешь, Виталий... Викторович? - обомлела Кира. -Давай дома поговорим. У меня уйма работы. - отрезал Виталий. -Я вижу. То есть, ты даже не попытаешься оправдаться? - ядовито-спокойно продолжала Кира. Сейчас она готова была обманываться сама. "Соври же, хоть чуть-чуть, и я поверю!" - мысленно просила Кира. В кабинете зазвонил телефон. Виталий на первом же звонке схватил трубку. -Алло! Да, бегу, бегу! - затараторил он. Кира поплелась домой. Нет, слезы не душили. Их не было. Пустота и все. "Ну вот, увидела соперницу - его "медсестричку". Такая ни перед чем не остановится. Красивая. У мужа моего отличный вкус. И духи у этой Вики со вкусным запахом. Наверное, Виталик подарил. Сама бы не купила. Дорого." С "опущенными крыльями" Кира доплелась до дома. Вечером предстоял нелегкий разговор с мужем. Однако, Виталий пришел только под утро. Кира не поинтересовалась, где был. И так яснее ясного... У Киры внутри все задрожало и оборвалось. "Это крах!" - подумалось. Виталий молча и виновато стал собирать и складывать в сумку свои вещи. Когда сумка была наполнена, Виталий подошел со спины к жене, чтоб не встретиться глазами, приобнял и заговорил:"Кирочка, прости! Жизнь у нас с тобой какая-то бесцветная. А годы идут. Я все же хочу детей!" -Да, ладно, хватит перепиливать опилки! Знаю, я - пустоцветик. Желаю вам любви и наследников. Прощай, Виталик!" Дверь захлопнулась. Кира подошла к окну. Сквозь занавеску увидела, как Виталик садился в такси. Рядом с ним сидела Она. Разлучница. Уехали. Кира сварила кофе, зажгла сигаретку. Она попыталась оправдать мужа в своих же глазах. "Он сделал для меня все, что было в его силах. Намучился, бедный. Хотел иметь полноценную семью. Просто наш брак был построен на песке. Я бы никогда не смогла подарить мужу ребенка. Черт возьми! И все же..." Казалось, счастье промелькнуло окончательно и бесповоротно. Любовь к мужу продолжала дышать, она была жива. Ничто и никто не мог заставить её умереть. Со временем, Кира от общих друзей узнала, что Виталий стал папой. Его медсестра родила девочку. "Представляю, как счастлив Виталий! Дождался ребеночка. Господи, мне 27 лет! Неужели, на мою долю ничего не посеяно в этом мире?" - сокрушалась Кира. Она уже было смирилась со своим бесплодием... Что делают женщины в таких случаях? Правильно, упорно занимаются карьерой. Кира была исключением. Она хотела взять ребенка из детдома. Не дали. У нее "неполноценная семья". Хотела уйти в монахини. Пожила в монастыре месяц. Однажды к ней подошла монашка "со стажем" и посоветовала:"Девонька моя! Рано тебе сюда. Живи пока в миру. Твое счастье близко- близко!" Кира почему-то поверила этой женщине. И сердце стало купаться в надежде. О, всеисцеляющее время! В личной жизни Киры стали происходить приятные перемены. Она в театре (подруга пригласила) познакомилась с мужчиной. Он как-то сразу расположил к себе. Хотелось всю свою жизнь ему рассказать. По капельке. До капельки. Ничего не утаив. Он, ведь, поймет. Такого не сразу сыщешь. Что касается мужчины-театрала, так он сразу влюбился в Киру. Долгих свиданий не было. Чего медлить? И Кира и театрал (Саша) были давно готовы к семейной жизни. Кира, имея плачевный опыт, перед свадьбой предупредила Сашу о своем ...изъяне. Жениха это признание не остановило. В день свадьбы он шепнул на ушко своей невесте:"У нас все получится. Вот увидишь. Я верю! В беде и в радости я с тобой, моя Кирюша!" Через семь лет у Киры и Саши было трое детей. Две дочки и сынок. Кира смеялась:"Саня, может, остановимся?" Саша влюбленно смотрел на жену:"Как Бог даст, милая!" В этой семье поселилось безбрежное счастье. Навсегда. Как-то Кира, гуляя с детьми по парку, заметила Виталия. Они не виделись десять лет. Позвала. Виталий не сразу узнал свою бывшую жену. Потом заулыбался, посветлел. -Ты ли, Кира? Как похорошела! Я так рад встрече! Наслышан о твоей семье... Молодцы вы с мужем! Вижу, сын твой очень похож на свою маму. А дочки, наверное, в папу? - как-то сконфуженно говорил Виталий. -Да, муж у меня чудесный! Меня любит. И я его боготворю. Всей душой! - с гордостью отвечала Кира. -А как ты, Виталик? Дочка, поди, уже выросла. - поинтересовалась бывшая жена. -Нет никакой дочки, Кирочка. - улыбка сошла с лица Виталия. -Может быть, объяснишь? - удивилась Кира. -Виноват я перед тобой, Кира! Как говорится, "в море туманы, в мире обманы". Обвела меня вокруг пальца моя вторая жена. Та же медсестра. Родила девочку, да не мою. Кареглазую. А мы с женой голубоглазые. Ежу понятно - ребенок не от меня. Здесь и гинекологом не надо быть. Сразу-то не определишь. Все дети рождаются голубоглазыми. Прошло полгода и все прояснилось. Дочка не моя. Жена покаялась. Мол, хотела своему будущему ребенку отца. Биологический-то отказался от него. А рядом кругами я ходил. Вот и попался в её сети. Короче, разбежались мы с медсестрой. На обмане жизнь не построишь. Вернулся в отчий дом. Мама допыталась у меня обо всем. Я выговорился. Мама "пожалела" меня и призналась. Оказывается, в раннем детстве, я переболел свинкой, и детей у меня не может быть. Последствие этой болезни - бесплодие. Полная стерильность. А я столько лет мучил тебя, дурак! Выходит, "пустоцветик"- это я! -Не переживай, Виталик! Ты ведь, как врач, помогаешь женщинам стать мамами, а малышам - прийти в этот мир! Разве мало? - попыталась успокоить бывшего мужа Кира. -Спасибо за теплые слова, Кира! Слава Богу, у меня, все же, появилась семья! В моем отделении молодая женщина родила мальчишку. Мужа у нее нет и не было. А мальчик славненький! Разговорились с роженицей. Поближе познакомились. Ее Олей зовут. Ты знаешь, Кира, я вначале её сынишку полюбил. Что на меня тогда снизошло? До сих пор не пойму. Родной комочек. Такой беззащитный... Мое и все тут! Словом, решили вместе с Оленькой воспитывать сынишку. О своих проблемах Ольге исповедался. Она приняла эту ситуацию, как судьбу. А недавно повенчались с Оленькой. Нас теперь трое! Понимаешь? - взахлеб рассказывал Виталий. -Понимаю. Как никто, понимаю... (Автор: Яла ПокаЯнная) Группа Жизненные истории Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/lifestori (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺Спасибо за внимание❤

Сергей сына любил. Он кормил его из бутылочки, каждый вечер купал, покупал множество ярких игрушек и книжек. Чуть позже, когда мальчик подрос, отец стал учить его играть в футбол, хоккей, кататься на коньках, лыжах и велосипеде, а еще через несколько лет периодически брал его с собой в походы, правда, если они были простые и короткие, на пару дней. Понятно, что сын в отце души не чаял. Всем друзьям и приятелям он прожужжал уши, какой у него замечательный отец и как он любит его. “Когда у меня родится сын, я буду его воспитывать так, как папка воспитывает меня,” – разоткровенничался как-то Миша в компании. – “Хорошо тебе, – вздохнул один из приятелей, – Я своего папку вообще ни разу не видел.” – “А мой только бухать умеет,” – с горечью признался второй, – “А мой просто живет на работе, – махнул рукой третий, – Я ему – пойдем в хоккей поиграем, а он мне – лучше я тебе новый телефон куплю. А зачем мне? У меня этому два месяца всего. А папка даже не помнит, что недавно покупал…” В общем, отец для Миши всегда был примером и авторитетом. У него даже мыслей не было, что отец в чем-то может быть неправ, в чем-то ошибаться или заблуждаться. Отец сказал, значит, это истина в последней инстанции. Миша вырос, окончил колледж и поступил на службу в полицию. Сейчас он был помощником следователя и очень гордился своей работой – именно про этот “чин” говорил отец на свадьбе. А мужем Миша стал только сегодня: после года отношений с милой, скромной Василисой, он сделал ей предложение. И девушка, конечно, с восторгом его приняла. А сам Сергей на свадьбе сына вдруг загрустил. Он вспомнил свой брак с матерью Миши и то, как брак этот дал трещину уже через девять лет после свадьбы. Он вспоминал, как все начиналось. С мелких придирок, когда Оксанка надоедливым комаром зудела над ухом, требуя то ремонта, то покупки новой мебели, то просто жаловалась на нехватку денег. Она работала медсестрой в районной поликлинике и получала копейки. Поэтому ее очень злило, что Сергей вместо покупки нового холодильника взамен дышащего на ладан, покупал себе новые коньки и профессиональную клюшку – погонять с мужиками во дворе. Она устраивала скандал, если муж собирался на неделю в поход, когда она лежала в больнице с годовалым Мишей, не имея возможности толком в душ сходить – малыш плакал и не слезал с рук. И Сергей, будучи по на натуре подкаблучником, сдавался. Занимал денег на покупку холодильника и вызванивал мать, чтобы она навещала невестку в больнице, пока он будет в походе. В общем, Сергей потакал всем капризам жены, вызывая насмешки друзей. Они, кстати, тогда предупреждали его, что так себя вести нельзя. Бабы не любят мягкотелых мужиков. “Бьет, значит, любит – слышал поговорку? – говорили они, – Народ фигни не скажет.” – “Да не могу я… Некрасиво это как-то…” – “Некрасиво много воли жене давать. Ее воспитывать надо. Если не понимает по-хорошему – воспитывать жестко. Им это жизненно необходимо. Без твердой руки они борзеть начинают. А потом изменять. А потом на развод подают.” Однако Сергей тогда друзей не послушался. Даже в самые тяжелые моменты, в самых яростных спорах и ссорах он ни разу не поднял руки на Оксанку. Да, орал. Да, материл. Да, несколько раз хлопал дверью и уходил ночевать к друзьям. Но чтобы ударить… Нет, он не мог себя переломить. И поплатился за это. Оксанка подала на развод. “Мне надоело! – кричала она, вытирая слезы, – Ты совсем не хочешь меня слышать! Мы столько лет фактически живем на одну мою зарплату! Хорошо хоть мама моя немного помогает! Мне надоело выпрашивать у тебя лишнюю копейку на новую обувь для ребенка! Зато на палатку или новый рюкзак у тебя денег всегда хватает! Съездить всей семьей хоть неделю за несколько лет отдохнуть мы не можем, зато ты не вылезаешь из своих походов – то Алтай, то Урал, то еще что-нибудь! Тебе нет дела до того, что я все детство таскала Мишку то по врачам, то по массажистам, то по логопедам – именно благодаря этому к школе с него все диагнозы сняли и теперь он абсолютно здоровый ребенок! Я уже не говорю о том, что обо мне ты вспоминаешь только тогда, когда ужина дома нет! Хватит! Я устала! Я так больше не могу!” И они развелись. Конечно, более-менее вежливые отношения они поддерживали ради сына, который не представлял себе жизни без отца. Тут к Оксанке претензий нет – она никогда не настраивала Мишу против папы и не препятствовала их встречам. Но все же, все же… Если бы Сергей не был мямлей, если бы смог образумить жену, если бы не боялся прекращать ее истерики хорошей пощечиной… Да разве она бы тогда посмела развестись с ним? Эх… Правы были друзья. Правы во всем. Одна хорошая затрещина вполне могла бы вразумить Оксанку, и развода можно было бы избежать. Да что уж теперь… Сам виноват. Эти мысли крутились в голове Сергея, пока он сидел за свадебным столом и искоса поглядывал на Оксанку. Нет. Он слишком любит сына, он обязан вразумить его и помочь не допустить такой же ошибки. Свои взгляды на семейные отношения Сергей изложил сыну через две недели, когда молодые вернулись из свадебного путешествия, и Миша заскочил к отцу отдать ему привезенные с Кавказа вкусные “сувениры”. “Ну не знаю, пап,” – задумчиво протянул Миша, выслушав отца, – “Чего ты не знаешь? Что умные учатся на чужих ошибках, а дураки на своих? Не будь дураком, сын! Будь умным! Не повторяй моей ошибки! Да хоть “Домострой” почитай – там вообще написано, что кнутом жену воспитывать надо! Не просто так ведь писали!” – “Не знаю,” – повторил Миша, однако глубоко задумался. Папа всегда давал ему хорошие советы, так что, наверное, прислушаться все-таки стоило. …А через четыре месяца грянул гром: Василиса подала на развод. Они с Мишей поспорили о том, стоит или не стоит сейчас планировать беременность. Миша говорил, что семья без ребенка – это не семья, а Василиса убеждала, что надо подождать хотя бы пару лет: у них не то материальное положение, чтобы лишаться одной зарплаты, предварительно не накопив “финансовую подушку”. Миша обвинил ее в расчетливости, а она его – в недальновидности и легкомыслии. Вот тогда-то он и влепил ей пощечину. Ту самую. “Воспитательную”. А Василиса сказала, что человек, поднявший на нее руку, не может быть ее мужем. И подала на развод на следующий же день. “Папа, как же так получилось?” – возмущался Миша, – “Исключение, подтверждающее правило, – пожал плечами Сергей. – Просто тебе женщина бракованная попалась. Бывает.” Рассказ написан на основе нескольких комментариев мужчин, которые рассказывают о своем неудачном опыте семейной жизни и советуют не повторять их ошибок. Автор: ФиалкаМонмартра Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/moyadysha (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺Спасибо за внимание❤

МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ За целый год мы впервые вырвались из дома! Это я – впервые, у мужа – без конца командировки. И теперь он снова едет в командировку в Москву, а я – с ним. Я в отпуске. Дочку впервые оставили у родителей и вот – едем! Смотрим в окно, любуемся природой, красотой уральских лесов! Чудо из чудес! Наш сосед по купе – наш земляк. Охотно с нами разговаривает. Тоже смотрит в окно. И тоже восхищается богатством Урала. После одной из остановок проводница привела к нам ещё одну попутчицу. Невысокого роста, но с прямой осанкой, седые волосы, выглядывающие из-под аккуратно повязанного легкого шёлкового платочка, и испещрённое сетью мелких морщинок вперемешку с глубокими морщинами, будто изрытыми кем-то специально, лицо выдавали возраст. Почти сразу я обратила внимание на руки. Натруженные, сильные с большими синими венами. Невысокий лоб с глубокой, как канал, морщиной, делившей лоб. И глаза! Голубые, не потерявшие яркости несмотря на годы и, вероятно, горе… Было его, наверное, немало. Вспомнила я свою бабушку, которая почерпнула его не ложкой, а половником, и как только держала такой груз всю жизнь, сквозь воспоминания донеслось: «Ну, молодёжь, давайте знакомиться! Баба Маша я. Еду к сыну. Вижу, долго нам вместе ехать». Мы представились. Мой муж предоставил новой соседке своё место, перебросив свою постель на свободную верхнюю полку. Помог уложить вещи в багажное отделение. Мужчины вышли, давая пассажирке обустроиться. Баба Маша поинтересовалась, далеко ли мы едем. Я объяснила. «По делу, значит», - сделала она вывод. - Да я-то Москву посмотреть, не была ни разу. - Посмотришь. Красивая она, Москва-то. Я езжу по четыре-пять раз в году. Была недавно да вот опять еду, внук женится! Она помолчала. - У тебя дети есть? – спросила неожиданно. - Да. У нас дочь! Скоро два года. - Хорошо. Вижу, любишь её. Вон как глазки загорели. - Да! Очень-очень! Уже соскучилась! Вчера вечером отвезли к родителям, а утром вот поехали. Вернёмся через неделю! Она улыбалась, казалось, и не слушала меня вовсе. И вдруг сказала: - Счастливая ты, вижу, и любишь и дочку, и мужа. Дай, Бог, чтобы оно, счастье-то, не кончалось. Она вдруг замолчала, теперь уже не было улыбки на её лице. Видно, вспоминала о чём-то грустном, тревожном. Я подумала: «На свадьбу едет, а что-то такая грустная, с тяжёлыми думами. Что же за праздник будет?» Но спрашивать не стала. Сама не люблю, когда в душу лезут. Тоже молчу. Тишину нарушили вернувшиеся мужчины: «Мы чай заказали, сейчас принесут». И правда, не прошло и пяти минут, проводница принесла чай. Мы разложили снедь. Нехитрые наши припасы надо было «истреблять», пока жара не помогла нам. Бабу Машу пригласили, отказываться – нельзя, тем более, чай-то ей уже принесли! Остывает! -Хорошие вы ребята, обходительные, заботливые, матерям-то вашим добро. Дай им, Бог, здоровья! Я не голодна, недавно из дому, но чайку попью, не откажусь. Она достала из корзинки «кральки на блюдечке» - так называла это волшебное угощенье моя бабушка – большая мастерица всякой стряпни и разных съестных блюд. Мы стали отказываться – ведь, наверное, на свадебный стол предназначено, но она замахала рукой: -Что вы, я там напеку. -А печка? Ведь они в печке пекутся. - Дача у сына, а там и печка есть. Вот там и напеку. Угощайтесь, не стесняйтесь! От души вас прошу. Мы переглянулись, ничего не понимая: баба Маша плакала! После чая мужчины вышли. Мы, оставшись наедине, снова заговорили. - Вот гляжу я на тебя – себя вспоминаю, тоже счастливая была. Тебе сколько? -27. - У тебя одна дочка, а у меня к 27 годам шестеро было: один меньше другого! Она улыбнулась светлой открытой улыбкой, представляя, видно, всех своих сорванцов. Всех шестерых мальчишек. Немного помолчала. - Война нас застала на границе. Служил муж в Бресте. Дня за три до войны отправил он нас на Урал, к родителям: «Поезжай, Маша, каша тут и резня страшная будет, вряд ли кто уцелеет, поезжай, ребятишек береги». Прижал каждого к себе, поцеловал, вздохнул тяжело. Заметила я скупую слезу, катящуюся по гладкой щеке, заплакала. Смахнул слезу, улыбнулся невесело, погрозил пальцем: «Ты – жена офицера, не смей!» Так и расстались. Собрала ребятишкам нехитрые пожитки да хлебца и сахара немного, шматок сальца. Недолго ехали. Разбомбили состав бомбардировщики. И вот мы с ребятишками (рада, что все после бомбёжки уцелели!) пробирались через всю Россию-матушку на Урал, надеясь выжить. Хорошо, что лето было, а то бы поморозила ребят. Собирали всякие корешки, травку разную. Всё ребятня тащила в рот. Ревели, хныкали. А я больше их ревела, вытирая слёзы кончиком платка, который превратился от солёных слёз в нечто грубое, твёрдое, шагала чуть вперёд, чтоб они слёз моих не пугались. Ночи стали прохладными, боялась за ребятишек. Приходилось проситься на ночлег. Пускали неохотно – много беженцев было в ту пору. Но пускали нас, жалели. Низкий поклон тем людям. До сих пор вспоминаю добрым словом. Однажды нас пустила на ночлег суровая такая женщина. Ночью младшенький зауросил, жар у него поднялся. Прижимала я его к груди, чтоб не разбудил никого. Но где же. Встала она, зажгла лампадку. Достала из загнетки отвар какой-то травы: «На, дай мальцу, чай голодный, молока, извини, нет, а вот травка – питательная». И правда, примолк, засопел, мне всё равно было неспокойно. Утром, прощаясь с хозяйкой и благодаря её за приют, я услышала: - Оставь, милая, мальца, не донесёшь, а я выхожу. У тебя вон сколько, хватит тебе и с этой оравой горя и беды. - Нет, ни за что, ишь, удумала! Я ещё крепче вцепилась в крохотное ослабленное тельце. Моё это. Моё!.. В сентябре и днями было прохладно, иногда шёл дождь. Стало ещё труднее пробираться к заветному месту. Не раз я вспоминала слова той женщины, но всё сильнее прижимала к себе свою кровинку. Не скрою, были минуты отчаяния. Положила я уснувшего Витеньку на дорогу, а с остальными дальше двинулась. Шла, дороги не видела, сердце надрывалось от боли. Прошли около километра, гляжу, ребятишки оглядываются, носами зашмыгали, бросила я узлы и побежала обратно. А Витька мой как спал, так и спит. Схватила я его, иду, плачу навзрыд, прошу у него прощения. Так вот дотащились мы до родной деревни в конце октября. Свекровь встретила нас со слезами. Я решила, глупая, что она испугалась семьищи такой, а она оплакивала сына своего, моего мужа, погибшего 22 июня. Вот тогда слегла я, видно, расслабилась, ведь не одна я теперь, и не одной мне горе и беда. Месяц почти отпаивала меня свекровь травами, выхаживала, царство ей небесное. Ни разу на меня голос не повысила, ребятишек отпаивала козьим молоком. Они живо в нём толк поняли, поправились, личики зарозовели, играться начали, улыбаться! Да и я отошла маленько. Говорю: - На работу мне надо. А свекровь отвечает: - Погоди немного, слаба ещё. Но лежать некогда, мужики-то мои есть хотят, да и немец-то добежал почти до самой Москвы! Пошла дояркой на ферму. Да так и осталась на всю жизнь с коровушками. Кормов в ту зиму мало заготовлено было, голодно людям, голодно скотине. Бабы со своих дворов тащили картофельную ботву, рубили дудки подсолнухов, заваривали их кипятком, тоже тащили, солому, можно сказать, по соломинке собирали, чтобы хоть как-нибудь дотянуть до зеленя. Ведь и для своей-то скотины без мужиков-то не ахти каких заготовок наделали горемыки. Но на колхозное стадо без слёз смотреть было невозможно. Весной вытаскивали коровушек на лужайку волоком, на верёвках. Страшное зрелище! У самих сил нет. Еле пережили эту голодную и холодную зиму. Свекрови по весне на другого сына похоронка пришла. Запечалилась она совсем. Парню сравнялось двадцать только. Не успел завести семью, не оставил после себя росточков. Достала она карточки Данилы и моего Фёдора, зажгла свечки. Посидели молча. Вот бы Господь хоть отца сохранил. Шесть мужиков в доме, а работать – Мария с Лизаветой (Лизаветой Андреевной звали свекровь). Не пожаловалась, нет, а с какой-то надеждой посмотрела на сорванцов. Да когда же проклятая закончится? Надвигалась вторая военная зима. Кормов заготовили, казалось много (как травы упорели, так после дойки – на покос, и так всё лето). Председатель колхоза – фронтовик, комиссованный после ранения (с одной рукой) подхваливал да подбадривал нас: «Бабы, и мужикам «чижало», но оне в вас верят, бабы, что вы поддёржите их, робятёнок, подымите, хлеба наростите, а и оне вас не подведут, мужики-то, побьют фрицов окаянных (навязались на наши головы, змии подколодные, тьфу!)» Так митинговал дядя Паша, Павел Ефимыч, колхозный председатель, бывший до войны конюхом. Единогласно избранный на колхозном собрании. Отказаться хотел, оправдываясь своей неграмотностью. Да бабы взвыли: «Мужики наши воюют, а ты не хошь тут повоевать!» Так и стал дядя Паша Павлом Ефимычем, день и ночь не знавшим покоя, радея за колхозное добро, за людей. Советовался с бабами, на колхозном правлении решали главные вопросы, да в районе столь спрашивали, что наука сама в голову лезла. Колхоз держался. На трудодни мучки получали ржаной да гороховой, жмыху подсолнечного, а иногда и маслица конопляного и подсолнечного. Картошка, репа, капуста да козье молоко (хоть немного, но молоко!) делали своё дело. Росли ребятишки, не хворали (слава Богу!). Старшие в школу ходить стали. Дома всё делали: огород – на их совести. Аттестат на погибшего мужа только в 45-м нам выдали. Вроде как найти не могли иждивенцев. Да кто знает, как было. Бог судья. В 44-м перед Новым годом пришла похоронка и на свёкра. Попричитала Лизавета Андреевна, погоревали всей семьёй, да и за дело: не на кого надеяться. Закончилась война. Легче не стало. Возвращались чужие мужики в деревню, а наш дом стоял по-сиротски. Немало я слёз пролила, кляня свою вдовью долю. Радовалась подрастающим сорванцам да работе: чем тяжелее, тем лучше. Забывалась в работе. А ночью подушка сушила мои слёзы. Свекровь сказала однажды: - Гляжу на тебя, Маруся, сердце кровью обливается: извелась ты вся. Съездила бы в Брест. Повыла бы там на могилке Фединой, да и пошла бы за Михаила Пряхина, бригадира строительной бригады. Маремьяна, тёща его, сказывала, будто «гленёшьса» ты ему. У тебя – шестеро, у него – пятеро. Вместе веселее и легче проживёте, робят подымать одной – непростое дело, парней …без мужика… бабе. Да и сама ты молодая ишшо. Ах, Фёдор, Фёдор, на кого оставил эку семью… Фёдор весело улыбался с портрета, глядя на нас. - К Фёдору-то я съезжу, вот только жить полегче начнём, так и съезжу, а за Пряхина не пойду, пусть ему тёща другую ищет. Лизавета Андреевна встрепенулась, в глазах сверкнула слеза. Мне показалось, обрадовалась она моему ответу. Обняла меня, запричитала навзрыд: - Прости меня старую, глупую, Маруся, что так подумала про тебя. Думала, истосковалась ты по мужику, обрадуешься предложению. Да, здорово ты меня отшила. Так мне и надо, старой, неразумной. Рада я за Фёдора. Правильный выбор сделал. Ведь помнишь, не сразу я тебя приняла – уж больно молода ты мне показалась, хохотушка весёлая. А ты вон какая оказалась: через всю Россию с такой оравой…Прости меня. И за Фёдора прости, вдруг обидел когда – это мой недогляд, материнский. Она встала и поклонилась мне низко: -Спасибо тебе, дочка, за сыновей твоих. Об этом больше никогда не говорили. Мужики мои росли. Трое младших – Серёжа, Вова и Витя – учились в Свердловске в Суворовском училище, (приняты туда как дети погибшего офицера сразу после войны). В 52-м старшего в Армию призвали, пришлось служить в Бресте. Вот тогда-то я засобиралась к Фёдору на могилку. Меньше недели я ехала на встречу с мужем и всё думала: «Как долго, почти полгода, брела я с ребятишками по той страшной войне, и как быстро еду сейчас». Кажется, не собралась с мыслями. Семён писал, что имя отца высечено на обелиске, что там всегда почётный караул. А я вспоминала нашу счастливую довоенную жизнь. Были молодые, наверное, беззаботные. Вот сейчас думаю: «Смелые мы были – не побоялись столько ребятишек народить!» Мечтали, как они в школу пойдут, потом специальности получат, семьи свои заведут. А мы с Фёдором около них будем. Да война, проклятая, всё спутала. Убила наших мужиков, наших отцов, наши мечты. Я-то росла в детдоме. Всегда о своей семье мечтала, о своих детях. С Фёдором познакомилась – счастливая была! Думала, что конца-краю счастью моему нет, и не будет никогда. Да вон как всё переменилось. Но я счастливая! Дети – моё счастье! Вот только повырастали – разлетелись из-под материнского крыла. Тоскую я по ним. Вот и еду то в один конец, то – в другой. Трое служат: Серёжа – в Москве, в военной Академии, Вова – на Дальнем Востоке (на погранзаставе), Витя – тоже в Москве, он врач, в самом главном военном госпитале хирургом служит. Семён после службы в Армии окончил техникум строительный, строит мосты, по всей стране ездит. Много мостов построил, говорит: «Мать, ими можно всю Землю опоясать». Толя и Петя – в Киеве, как уехали по распределению, так и живут там семьями. Зовут меня все к себе жить – не еду. А погостить – езжу. Вот теперь все у Витеньки соберутся, а я и порадуюсь за всех, погляжу на них – сердце заходится! И всё вспоминаю, как мы убегали от войны. Повинилась я перед Витенькой, что чуть не оставила его: «Грех, - говорю, на мне большой, может, ты и не простишь никогда. Твоё право!» - Да ты что, мама! Это война, а не ты! При всех ребятах – в день Победы, при снохах, при внуках сказала, когда на двадцатипятилетие Победы нас приглашали в Брест, при …Фёдоре. Какой камень с души сняла и с сердца! Баба Маша помолчала. - Помню об этом всегда. Вот и теперь: на праздник еду, а думаю: «Был ли бы он, праздник-то, если бы тогда…» Утомила я тебя, дочка! -Да что Вы! Ни капельки! Наоборот, я рада, что Вас встретила. Как книгу прочитала. -Да какая там книга! Жизнь это, дочка! Не дай, Бог, никому крещёному и некрещёному такое пережить, что народ наш пережил. Война осиротила, вдовами сделала сотни тысяч. Какую ношу вынесли женщины, дети военной поры! Не о себе я вовсе, обо всех. В нашей деревне фронтовиков тогда воротилось человек тридцать с небольшим, а ушло на фронт – около пятисот. Сложили головушки и на полях сражений, и в рабстве фашистском, и в лагерях… Никого, ни один дом не миновала, а в иной и вовсе не единожды завернула. Эко страшилище! Почтальонку ждали все, но и все страшно боялись: вдруг достанет «казённое письмо». Горевали вместе, да и некогда было горевать: то заготовка дров, то заготовка кормов, то на поле помогать с урожаем надо, то на току зерно сушить, это кроме основной работы. - Баба Маша, наверняка, есть у Вас награды? - Да есть, конечно. Да только все в войну работали усердно! Не я одна. У нас в колхозе почти все орденоносцы. Вот и у меня орден Ленина да орден Трудового Красного Знамени, ну и медали ещё. Ребята смеются: «Не у каждого фронтовика, мать, такие награды». Да на што они мне? Какая от них радость? Из динамика донеслось: «Поезд № такой-то сообщением Омск – Москва прибывает в столицу нашей Родины». Показался Казанский вокзал. Баба Маша оживилась, заволновалась: -Мои вон! Все приехали! На перроне я увидела группу человек десять-двенадцать, в основном мужчин – солидных людей с цветами. Они вглядывались в окна вагона. Заулыбались , увидев дорогого человека. Через открытое окно я услышала: «Смирно! Главнокомандующий прибыл!» И подхватив маленькую, хрупкую женщину на руки, дружно расхохотались. От счастья и радости вновь видеть её, лучшую на земле – Мать с большим, чутким сердцем! Я провожала их взглядом, радуясь за бабу Машу, за её сыновей. Дай, Бог, им долгую счастливую жизнь! Накануне Дня Победы я вспомнила эту историю, подумала: «Выиграли бы войну мужики без этих хрупких скромных, выносливых женщин, матерей? Может быть, и да. Но как?» Автор: Татьяна Паюсова Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/moyadysha (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺Спасибо за внимание❤