В России обращаться к женщине с пропагандистскими заявлениями начали с приходом большевиков к власти. На первом съезде работниц и крестьянок в ноя­бре 1918 года участница российского революционного движения Инесса Арманд заявляла: «Женщина должна пойти на фронт, она там необходима в качестве сестры милосердия, агита­тора, красноармейца. Старый предрассудок, что вооруженной борь­бой может заниматься только мужчина, революцией ликвиди­рован». Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи (ВЛКСМ) организовывал для женщин военное обучение, а при отделе пропаганды и агитации был создан сектор по работе с женщинами.

Во время Великой Отечественной войны в СССР женщину изображали и в образе боевого товарища, и в статусе гражданки-труженицы, способной работать во благо государства. Плакаты и лозунги того времени: «Вставай в ряды фронтовых подруг. Дружинница — солдату помощник и друг!», «Все для Победы! Фронту от женщин СССР» (на нем изображена женщина со снарядом, изготовленным ею). Ведущим образом советских женщин-героинь стала летчица: профессия романтизировалась и в довоенные, и в военные годы. Женщин-летчиц часто изображали на обложках журналов.

Похожие тенденции заметны и в других странах. Так, в американской пропаганде возник знаменитый образ клепальщицы Рози — девушки с клепальным молотком в руках, значками отличного работника и донора на груди, а также «Майн Кампф» под ногами. В 1943 году была выпущена песня Rosie the Riveter Редда Эванса и Джона Джейкоба Леба. Эта песня была о патриотических качествах мифической женщины, защищавшей Америку, работая в тылу. Лозунг «Чем больше женщин на работе — тем скорее мы победим» обещал жительницам США, что их вклад поможет быстрее вернуть мужчин домой.
Популярным в США стал плакат художника Говарда Миллера We can do it! («Мы можем это сделать»), который должен был призвать женщин войти в ряды трудящихся. Образ женщины-труженицы романтизировался, таких женщин показывали в идеализированном виде, с акцентом на том, что можно ударно работать и при этом сохранять стереотипную женственность.

Положительный образ женщины-труженицы формировался и на страницах немецкого журнала NS-Frauen-Warte. Он был создан Национал-социалистической женской организацией (Nationalsozialistische Frauenschaft) в 1934 году и к 1939 году достиг 1,9 млн экземпляров, став самым крупным в этом сегменте рынка. Национал-социалисты считали, что журнал поможет им замотивировать женщин трудиться в тылу на добровольных началах. Хотя еще в начале XX века Германия жила по принципу трех К: Kinder, Küche, Kirche («дети, кухня, церковь») — устойчивое выражение, описывающее основные представления о социальной роли женщины в немецкой консервативной системе ценностей.

В годы Второй мировой войны мобилизация в Японии была направлена и на женщин, поощрялась их работа на традиционно мужских должностях. Популярными становились фотографии известного японского иллюстраторского еженедельника Shashin Shuho, где появились женщины, пришедшие в авиастроение, производство боеприпасов, на электрические заводы, в фармацевтику. Важной составляющей пропагандистской стратегии Японии было желание показать западную культуру слабой и упаднической, а японскую — могущественной. Частью такой кампании были фотографии, в том числе изображавшие женщин. Их образы должны были служить примерами правильной и современной работающей азиатской женщины, стать которой захотели бы жительницы оккупированных Японией территорий Вьетнама, Кореи, Китая и Индонезии.

В маоистском Китае получили распространение плакаты, на которых изображались женщины-ополченцы. Они занимались активной защитой родины от возможной американской агрессии, вытекающей из вьетнамского конфликта, или действий тайваньцев, направленных на саботаж. Плакаты, обычно размещенные на тропическом фоне, не только изображали женщин-воинов, но и подразумевали, что такие действия помогли бороться с широко распространенным чувством гендерного неравенства. Это было связано с другими идеями Мао Цзэдуна: о борьбе с неравенством полов в трудовом секторе. «Для построения великого социалистического общества крайне важно пробудить широкие массы женщин присоединиться к продуктивной деятельности. Мужчины и женщины должны получать равную оплату за равный труд на производстве», — писал он во вступительной записке к Women Have Gone to the Labour Front. Ярким примером использования женского образа для внушения этих идей широким массам стала Лян Цзюнь, работавшая трактористом. Ее деятельность прославлялась сначала на плакатах, а в 1962 году Лян стала лицом банкноты в один юань — на ней она показана за рулем своего трактора.

Другим приемом пропаганды военного времени было изображение женщины беззащитной, нуждающейся в охране мужчин. Женщина должна была стать символом того, за что воюют мужчины и во имя чего они готовы умирать. Ее образ мог сексуализироваться, например, на девушке могла быть разорванная рубашка — в результате насильственных действий со стороны врага. Так появились плакаты с надписями «Балтиец, спаси любимую девушку от позора», «Боец Красной армии! Ты не дашь любимую на позор и бесчестье гитлеровским солдатам!».

Женщины служили напоминанием о необходимости борьбы. Если мужчина отказывался воевать, он мог быть символически отвергнут своей возлюбленной. А того, кто был активен на фронте, полагалось встречать с гордостью и любовью. Поэтому на плакатах изображали женщин, радостно обнимающих мужчин, вернувшихся с войны. Что касается посыла самим женщинам, то они должны были оставаться верными своим мужчинам, ждать их, плакать и верить в победу. Кампании призывали ухаживать за ранеными, временно браться за нетрадиционные занятия и производить оружие для фронта.

Также женщин изображали на плакатах, которые должны были мотивировать мужчин брать военные займы и экономить еду, чтобы ее могли отправить на фронт.
Ярким образом в военной пропаганде стал образ матери. На плакатах изображались проводы сыновей в армию и призывы сражаться за мать. Эти призывы печатали в агитках и на листовках: «Сын мой! Ты видишь долю мою — громи фашистов в святом бою!», «Сыночки мои милые, гоните скорей проклятущих с нашей земли...». Образ матери постепенно вырос до образа Родины. Чтобы усилить эмоциональное воздействие от плакатов, женщина изображалась с обобщенными, лишенными персонификации чертами.

Мать могла быть изображена взволнованной, это также усиливало психологическое воздействие на зрителей. Например, на рисунке «Сын мой! Ты видишь долю мою...» художника Федора Антонова показана пожилая женщина, покидающая сгоревшую деревню. Этот образ становится двойным: собирательным символом матери воюющего мужчины и олицетворением Родины, которая призывает защитить и помочь ей. На плакате «Воин, ответь Родине победой!» появляется уже молодая женщина с автоматом и снопом пшеницы в руках. Образ демонстрирует, что женщина способна как работать в тылу, так и пойти на фронт. Женщина также была аллегорией для нарушения национальных границ и страданий, причиненных жителям оккупированных территорий.

В пропагандистском дискурсе всегда есть деление на «мы» и «они». Языковые средства помогают усилить разницу между плохим и хорошим, между «своими» и «чужими». Для этой цели использовался и образ женщины: свои женщины страдают и подвергаются насилию со стороны врагов-мужчин, и свои женщины всегда «женственные» и «нормальные», а женщины врага «непривлекательные» и «жестокие».
Для того, чтобы возвысить «своих», в пропаганде используется прием демаскулинизации, состоящий в том, чтобы показать слабость врагов и их отдаленность от идеалов мужественности. Так, распространенным является изображение «своих» женщин, которые оказываются физически сильнее мужчин-врагов. Соперников могли изобразить прячущимися, например, за женской юбкой. Иными словами, через образ женщины раскрывалась идентичность мужчины.

Кроме того, девушки, матери, жены становились символом привычной жизни, к которой солдат должен был вернуться. Ненормальным же местом для возвращения были захваченные врагом территории, которые также раскрывались через использование женских образов. Так, в пропаганде распространен сюжет, в котором женщина — молодая или пожилая — подвергалась варварским действиям со стороны «чужих» и могла быть убита. Такой прием был призван усилить ненависть к врагу и создавал из женщины образ жертвы, за которую необходимо отомстить.

Женщина в военной пропаганде представлялась в различных образах. Она могла быть и героиней войны, и труженицей тыла, и жертвой врагов, и матерью-родиной. Несмотря на то что такое представление было в большей степени направлено на мужчин, социальная роль женщины расширилась от ухода за детьми и домом до полноценного участия в жизни общества, в том числе на производстве или на фронте бок о бок с мужчинами. И хотя после войны пропаганда была сосредоточена на возвращении женщин на кухню, изменения в их сознании уже произошли.