«Бесконечная дистанция...

»
Глава 47.
Шлюзовые двери корабля медленно закрылись за спиной Евы, едва слышно щелкнув замками и оставив позади холодную пустоту этой сюрреалистичной планеты. Девушка замерла, прислушиваясь к тихому шипению герметизации, которое эхом отразилось от стен помещения. Несмотря на кажущуюся легкость защитного костюма, усиленные наплечники тяжело давили на хрупкие плечи, словно свинцовые гири, постепенно превращаясь из высокотехнологичной защиты в непосильную ношу. Накопившаяся усталость внезапно обрушилась всей своей тяжестью, заставляя каждую клеточку тела болезненно реагировать на малейшее движение.
Внутри корабля стояла абсолютная тишина, словно само пространство замерло в ожидании. Светящиеся панели мягко заливали помещение приглушённым светом, придавая обстановке удивительную умиротворённость и почти домашний уют, так резко контрастирующий с недавним напряжением внешнего мира.
Пилот шагнул к девушке, ловкими движениями помогая снять шлем. Прозрачная поверхность легко откинулась назад, освобождая лицо Евы. Она глубоко вдохнула прохладный воздух, чувствуя, как долгожданная свежесть проникает в лёгкие, снимая остатки тревоги и дискомфорта. Мужчина тепло улыбнулся и принялся помогать ей аккуратно отстегивать многочисленные крепления защитного костюма.
Ева едва заметно кивнула, выражая молчаливую благодарность. Её затуманенный усталостью взгляд невольно устремился вперед, туда, где начинался главный коридор корабля, ведущий к спасительной чистоте и отдыху.
Тихим голосом, слегка охрипшим от долгого перехода, она обратилась к невидимому собеседнику:
— Бортовой компьютер, направьте меня в пурификационную камеру.
Практически моментально стены оживились приятным голубым свечением. Тонкие линии навигационного маршрута вспыхнули вдоль коридора, уверенно указывая направление к заветному месту отдыха и восстановления сил.
Она размеренно шагала по центральному коридору корабля, ощущая пружинистую поверхность пола под ногами и привыкая вновь к нормальному уровню гравитации. После силы притяжения чужой планеты возвращаться к знакомой устойчивости оказалось настоящим облегчением.
Шаги отдавались глухими ударами в тишине внутреннего пространства судна. Пройдя мимо шуршащих агрегатов и светящихся индикаторов приборов, Ева замедлила шаг возле массивной полукруглой двери пурификационного модуля.
— Когда начнёшь выход из планетарной атмосферы, опять отключишь тягу? — небрежно бросила она, зная заранее ответ машины.
Монотонный безэмоциональный голос компьютера прозвучал почти мгновенно:
— Да. Для стабилизации внутренних систем корабля требуется режим невесомости.
— Долго ждать вылета? — последовал следующий вопрос девушки.
— Все показатели находятся в норме. Покидаю орбиту немедленно, — сухо констатировала машина.
Облегчённо вздохнув, Ева быстро скинула бельё и вошла в небольшую камеру. Дверь бесшумно закрылась, отделив внешний мир от внутренней стерильной атмосферы небольшого помещения.
Приблизительно трёхметровый куб пространства заполнился густой алой завесой, пропитав всё вокруг свежестью и теплом. Медленно растягиваясь на прохладном покрытии пола, Ева позволила телу расслабиться. Давящее напряжение мышц ослабло, голова освободилась от навязчивых мыслей, оставив лишь неясные образы детских воспоминаний. Прикосновение пеленающего алого тумана напомнило ей хлопья тёплого снега, которыми ей довелось не далее как несколько часов назад насладиться на этой любопытной планете, подарившей удивительные и восхитительные минуты.
«Прилетев на планету Анта, смогу вновь насладиться этим тёплым снегом», — промелькнуло мимолетное желание.
Резкий толчок прекратил ее сладостные мечтания. Корабль вздрогнул, отдалённо затрещали переборки, резко сменившиеся внезапной невесомостью.
Дрейфуя в ярком облаке, она постаралась не задремать, понимая, что возвращение нормального уровня притяжения станет болезненным сюрпризом, если она вдруг уснёт.
Алую пустоту заполнили мерцающие огоньки монитора слева от двери, слабые шумы жизнеобеспечения, звук собственного дыхания и лёгкое головокружение от непривычной ситуации, окончательно погрузив Еву в состояние спокойного терпения и ожидания возвращения твёрдой почвы под ногами.
Пилот торопливо натянул чистый комбинезон, быстро проверяя каждую застежку и молнию нервными движениями пальцев. Складки ткани слегка похрустывали, издавая знакомый звук, который успокаивал и одновременно раздражал слух. Рядом лежали два защитных костюма — его собственный и принадлежащий Еве. Аккуратно свернув оба комплекта, мужчина закрепил их в специальном контейнере для дальнейшего обслуживания автоматическими системами корабля. Уверенной походкой вошел в центральный отсек управления. Здесь царил приглушённый свет многочисленных мониторов и индикаторов, мерцавших ровным пульсирующим ритмом. Усаживаясь в анатомическое кресло, мужчина почувствовал, как спинка идеально облегает контуры его тела, принимая идеальную форму. Привычным жестом надежно зафиксировал себя широкими эластичными ремнями безопасности, плотно охватывающими грудь и бедра. Ремни приятно натянулись, создавая ощущение надежной фиксации и уверенности.
Ощутив легкое покачивание корпуса судна, понял, что двигатели уже начали постепенное наращивание тяги для выхода из планетарной зоны. Корабль плавно смещался, совершая необходимые предварительные маневры подъема. Через несколько мгновений наступило состояние невесомости, и предметы, недостаточно закрепленные, беззвучно поплыли в пространстве салона.
Раздался сухой механический голос бортового компьютера, звучавший отчетливо и монотонно:
— В ближайшее время выходим из стабильного круга.
Мужчина едва заметно напряг мышцы шеи, внимательно вслушиваясь в сообщение. Его губы шевельнулись, произнося короткий вопрос, наполненный сдержанным напряжением:
— Сколько?
Электронный голос тут же отреагировал коротким и четким ответом, не утруждая себя лишними деталями:
— Одна четвертая тиопа.
Эти слова вызвали легкую гримасу недовольства на лице мужчины. Тиопа была стандартной единицей измерения времени в межзвездных путешествиях, эквивалентной примерно двум земным суткам. Значит, времени у них с Евой около двенадцати стандартных земных часов. Вздохнув неглубоко, пилот сосредоточился на показаниях приборов, готовясь к дальнейшим изменениям условий полета.
— Мне самому известить исследуемый биологический материал EVA1 о том, что круг будет в ближайшее время сменён? — спокойно уточнил компьютер, монотонно воспроизводя фразу стандартным синтезатором речи.
Несколько секунд длилось молчание. Пилот сидел неподвижно, крепко сжимая пальцами край пульта управления. Холодный металлический блеск панелей тускло отражал его суровое лицо, искажённое внутренней борьбой эмоций. Наконец, приняв решение, он выпрямился и чётко, с холодной уверенностью заявил:
— Тебя никто о подобном не просил. Ничего говорить ей не нужно.
Голос Анта прозвучал жёстко, словно металл. Машина в свою очередь невозмутимо продолжала:
— Последовательность действий требует уведомления субъекта. Изменения среды вызовут реакцию, спрогнозировать которую невозможно.
Пилот вдруг издал короткий, горький смешок, больше похожий на рычание раненого зверя. Лицо его исказилось суровой ухмылкой.
— Как раз предсказуема. До боли очевидна и предсказуема… — процедил он сквозь зубы, нажимая клавиши на панели управления резкими, отрывистыми движениями.
Эмоции захлестнули мужчину, и он сорвался на грубый крик, выкрикивая ругательства на родном языке, полном страсти и отчаяния. Каждое слово звенело болью и гневом, наполняя кабину корабля огнём негодования.
— Несанкционированный диалект чреват дисциплинарными взысканиями, — моментально среагировала система, сохраняя ледяной тон.
Презрительно фыркнув, пилот отвернулся от экрана и углубился в изучение навигационной карты, намеренно игнорируя назойливые предупреждения электронного собеседника.
Как только гравитация на корабле стабилизировалась, пилот аккуратно отстегнул тугие ремни безопасности и поднялся из глубокого эргономичного кресла. Сделав пару шагов, он подошел к огромному панорамному иллюминатору, занимающему практически всю стену центрального отсека. За толстым прозрачным пластиком открывался величественный вид уходящей вдаль планеты, чей небосклон полыхал яркими огненными сполохами, словно гигантский костёр.
Уперев кулаки в бока, мужчина долго стоял неподвижно, погруженный в глубокие мысли. Перед глазами проплывала планета, обладающая поразительным механизмом воспроизведения воспоминаний.
Возможно, подумал он, эта планета действительно останется в его душе навсегда…
Мысль эта вызвала неожиданную улыбку, полную легкой грусти и надежды. Решительным движением повернувшись к ближайшему терминалу связи, пилот уверенно произнес:
— Компьютер.
Механический голос тут же откликнулся, подчеркнуто нейтрально и ровно:
— Слушаю указаний.
— Запомни данные этой планеты. Сохраняй их надёжно, чтобы не потерять. Скорее всего, мы сюда вернемся еще… — твердо сказал Ант.
— Данные сохранены и скопированы на все имеющиеся информационные носители, — незамедлительно доложил компьютер.
Вздохнув с некоторой грустью, пилот продолжил отдавать распоряжения:
— Хорошо. Теперь подготовь верхний отсек так, чтобы там было абсолютно всё необходимое для нас с Евой. И чтобы твоя программа там вообще никак не проявлялась. Просто следи за состоянием корабля и не мешайся лишний раз.
— Будет выполнено в ближайшее время, — сухо подтвердил электронный собеседник, скрывая возможную неудовлетворенность ограничениями полномочий.
Пилот вновь удобно расположился в кресле центральной рубки, слегка подавшись вперед и положив ладони на сенсорную панель управления. Мониторы перед ним светились призрачным серебристым светом, отбрасывающим холодные блики на его сосредоточенное лицо.
— Компьютер, — негромко обратился он, — где сейчас находится Ева?
Спустя долю секунды последовал холодный, механически точный ответ:
— Биологический объект EVA1 покинул отсек очищения три минуты назад и запросил подачу питательных веществ в основной модуль. Прокладывать к ней маршрут?
Ант слегка приподнял бровь, внутренне отметив простоту и прямолинейность формулировок машины.
— Нет, — решительно отрезал пилот, проводя рукой по гладкой поверхности панели. — Верхний отсек, предназначенный для нас, уже готов?
— Подготовлен полностью, — тотчас подтвердил компьютер. — Система жизнеобеспечения функционирует оптимально, внешние переборки изолированы, внутренние коммуникации отключены согласно вашим требованиям.
Пилот удовлетворенно кивнул, подумав, насколько комфортно будет находиться там вдвоем с девушкой, подальше от навязчивого контроля электронной няньки.
— Отлично, — проговорил он, поднимаясь с места. — Установи визуальную навигационную разметку маршрута к этому отсеку. Хочу пройти туда лично и проверить готовность собственными глазами.
— Маршрут успешно установлен, — проинформировал компьютер. — Светодиоды зеленого спектра активируются по мере вашего приближения к цели.
Пилот развернулся и направился к выходу из рубки, бросив последний взгляд на стремительно уменьшающийся шар далекой планеты за обзорным окном.
—————————
Анна сидела на лавке, прикрыв глаза, словно пытаясь защититься от внешнего мира. Физическая боль пронзала её тело острыми иглами, расползаясь по каждой клеточке её измученного организма. Грудь сдавило железным кольцом, дыхание было поверхностным и частым, сердце билось неровно, рвано, будто пытаясь поскорее выбраться из груди. Кожа горела огнем, ноги окоченели, руки дрожали мелкой дрожью.
Однако настоящей пыткой была сейчас усталость моральная. Сколько раз она уже проходила этот путь отчаяния и надежды, сколько раз сражалась за право просто чувствовать себя человеком, а не жертвой собственного бракованного организма? Бессонные ночи, бесконечные дни в ожидании чуда, моменты одиночества и неприязни окружающих — всё это копилось в памяти, создавая гнетущую атмосферу внутреннего опустошения.
И всё-таки инстинкт самосохранения никуда не делся. Он шептал ей: «Выживешь, сможешь, справишься». Даже когда сознание кричало о бессмысленности дальнейших попыток, тело упорно цеплялось за жизнь, стремясь преодолеть очередной кризис. Этот внутренний конфликт рождал странное ощущение двойственности бытия: физическая боль подсказывала близость конца, тогда как желание выжить утверждало обратное... Физическое страдание переплеталось с эмоциональным истощением, образуя замкнутый круг. И только какая-то эфемерная, иллюзорная надежда позволяла ей оставаться до сих пор живой, сохраняя искорку веры в то, что и для неё есть ещё будущее... Эти противоречивые чувства делали болезнь особенно муторной, поскольку, борясь с физическим дискомфортом, она вынуждена была преодолевать собственное внутреннее сопротивление, вновь и вновь доказывая себе способность продолжать жить вопреки всему...
Размышления Анны прервал рокот мотора, эхом раскатившийся по улицам. «Скорая...» — промелькнуло в сознании, возвращая её обратно в реальность. С трудом открыв глаза, она увидела первые признаки приближающегося рассвета. Было ещё темно, но небо на востоке уже окрасилось серо-розовыми отсветами, намекающими на близкий восход солнца.
Августовская ночь отступала, сменяясь прохладой раннего утра. Тихий шелест листьев, редкие звуки просыпающегося города создавали своеобразный фон, предвещающий наступление нового дня. Примерно около четырёх утра — время, когда город кажется пустым и спокойным, всё ещё погруженный в глубокий сон.
Звук постепенно становился ближе, заполняя пространство и проникая в сознание девушки.
Несмотря на все усилия сохранить контроль над собой, сделать это было непросто. Организм отказывался подчиняться. Дрожь в руках лишь усиливалась, несмотря на старания держать их неподвижно. Тело было словно чужим, мышцы выворачивало судорогами, отзываясь острой болью даже при малейшей попытке движения.
Она попыталась сосредоточиться на окружающей действительности, но мир расплывался перед глазами. Свет раннего утра казался ей невыносимо ярким, вызывая резь в глазах и головную боль. Голова кружилась, словно корабль, попавший в шторм, не позволяя нормально сохранять равновесие и ощущение пространства.
Каждый вдох доставлял невыносимые страдания, сердце бешено колотилось, пульсируя в груди тяжёлыми ударами, учащёнными и сбивчивыми. Руки были холодными, пальцы приобрели синюшный оттенок, а кожа покрылась липким потом.
Дышать становилось всё труднее, горло перехватывало спазмами. Каждая клетка тела боролась против нарастающего давления и усталости. Казалось, весь организм находился в хаосе, каждая система была вовлечена в борьбу за выживание.
Но сильнее всего проявлялась усталость, непреодолимая, охватывающая каждую мышцу и лишающая сил подняться и сделать хоть шаг.
Резкий скрежет тормозов прорезал сонную тишину раннего утра, заставив вздрогнуть первых прохожих. Сквозь предрассветную дымку стремительно приблизились огни фар, и машина скорой помощи ловким маневром замерла возле небольшой группы растерянных молодых людей, теснившейся на узкой улочке. Яркая вспышка света из кабины высветила силуэт мужчины, уверенно распахнувшего дверь. Быстро подняв воротник куртки против холодного ветра, врач решительно зашагал вперед, устремившись прямо к одиноко сидящей на скамейке Анне.
Парень, что помогал Анне спуститься с моста, тут же выпрямился, встал с лавки. Остальные ребята продолжали стоять невдалеке, переговариваясь вполголоса, бросая быстрые взгляды на происходящее. Лицо парня приобрело сосредоточенность, взгляд — решительный блеск.
Парень подошёл к врачу и кратко описал ситуацию:
— Девушка сообщила, что у неё системная красная волчанка. Сейчас жалуется на сильнейшую слабость, головокружение и затруднение дыхания. Похоже на резкое обострение...
Врач пристально взглянул сначала на юношу, затем перевел взгляд на смертельно бледную Анну. Спустя мгновение подошёл к девушке, осторожно коснулся её плеча и ровным тоном произнес:
— Здравствуйте, милочка. Что же вы с таким диагнозом по ночам гуляете?
Анна избегала прямого взгляда на мужчину. За те пятнадцать лет, что ей поставили диагноз, она выучила этих людей наизусть, хоть диссертацию пиши, и всё, что он скажет и сделает дальше, ей прекрасно известно. Тихим слабым голосом девушка повторила свои жалобы, особо подчёркивая серьёзность своего состояния в данный момент. Доктор молча приступил к осмотру, измерив основные жизненные показатели, задал некоторые уточняющие вопросы и внимательно проследил за реакциями пациентки.
После нескольких тревожных минут заключил:
— На сегодняшний день ваше состояние вызывает серьезные опасения. Необходим постоянный медицинский контроль. Единственное, непонятно, почему пропала эритема… Ну да... В клинике разберёмся. Поехали, милочка.
Дорога в машине скорой помощи промелькнула мимо сознания Анны фрагментарно, отчуждённо. Разговоры врачей остались за пределами её внимания, оставив лишь слабые очертания голосов и шум колес по асфальту.
Когда дверь автомобиля распахнулась и девушка ступила внутрь салона, навстречу поднялась высокая стройная женщина средних лет, облаченная в практичный синий костюм фельдшера. Короткие русые волосы были аккуратно собраны под форменную шапочку, карие глаза смотрели серьезно и профессионально. Девушку неприятно кольнуло знакомое выражение лица – типичное сочетание вежливого участия и легкой усталости, так хорошо знакомое ей. Медсестра решительно охватила пальцами нежную кожу предплечья девушки, ловким движением подтянув рукав куртки выше локтя. Резко щелкнул металлический фиксатор жгута, стягивая руку, заставляя вену выступить четкой голубой лентой сквозь кожу. Легкое прикосновение холодного металла напомнило звонкую тревогу, когда острие тонкой иглы пронзило плоть. Лекарства мгновенно распространились по сосудам, наполняя тело теплом, словно глоток горячего вина в морозный зимний день. Всё произошло буквально за долю секунды, но последствия оказались незамедлительными. Давящее кольцо, обвивающее голову, внезапно лопнуло, выпустив сознание из тюрьмы боли. Глубокий вдох заполнил лёгкие кислородом, освобождая грудь от чугунного груза. Сердце, минуту назад скачущее, словно дикий конь, замедлилось до нормального ритма. Перед глазами исчез густой серый туман, картинка мира восстановилась в ярких красках и формах.
Даже то внутреннее напряжение, порождённое острой болью одиночества, постепенно ослабло. Анна осознавала своё нежелание вступать в разговор; замкнутость была естественной чертой её натуры, сложившейся за годы противостояния болезни. Сотрудники скорой уловили её настроение, мудро воздерживаясь от попыток завязать беседу. Их богатый профессиональный опыт подсказывал им значимость уважения личного пространства пациента в подобных обстоятельствах.
Анна же, в свою очередь, дала себе возможность ненадолго расслабиться, погрузиться в свой тихий внутренний мир, наполненный запутанными эмоциями и глубокими переживаниями.
Клиника встретила девушку безупречной чистотой коридоров и такой глубокой, почти зловещей тишиной, что казалось, будто стены впитывают каждый звук, превращая пространство в вакуум. Было всего полпятого утра, и эта предрассветная пустота ощущалась особенно остро. Ни шороха шагов, ни приглушённого разговора медсестёр, ни тихого поскрипывания тележек — абсолютная, давящая тишина. Даже воздух казался неподвижным, словно застыл в ожидании чего-то неизбежного.
После короткого пребывания в приёмном покое, откуда пахло антисептиком и едва уловимой горечью лекарств, девушку провели до нужного этажа. Её шаги гулко отдавались эхом в пустынных коридорах, подчёркивая одиночество. Медбрат остановился возле лифта, указал номер палаты и тихо спросил, справится ли она дальше самостоятельно. Она молча кивнула. Ещё раз ей напомнили о документах, которые должны были привезти родственники, но девушка осталась безмолвна, лишь решительно зашагала вперёд.
Пройдя почти до самого конца длинного больничного коридора, Анна наконец заметила нужную табличку с номером палаты. Осторожно взявшись за прохладную металлическую ручку, она слегка нажала на неё, и старая деревянная дверь тихо и протяжно скрипнула, словно жалуясь на вторжение в это царство тишины и полусвета. Девушка замерла на пороге, привыкая к сумрачному освещению.
Пространство палаты было наполнено спокойствием и лёгкой тревогой ожидания. Два скромных больничных ложа стояли параллельно друг другу возле стен, между ними располагался небольшой столик с двумя простыми деревянными стульями. У изголовья каждой кровати виднелись одинаковые тумбочки. За окном, скрытым плотной оранжевой шторой, смутно угадывались силуэты деревьев, покачивающихся под лёгким ветром.
На дальней кровати лежала женщина, укрытая серовато-белым покрывалом, её дыхание было ровным и глубоким, свидетельствуя о крепком сне. Стараясь двигаться бесшумно, Анна подошла к свободной кровати, сняла туфли и опустила ноги на холодный линолеум пола. Она чувствовала в данный момент дикую усталость и ничего более. Девушка медленно улеглась поверх простыней, даже не снимая верхней одежды. Байковое одеяло, пропитанное знакомым запахом дезинфекции и хлора, окутало её мягким теплом, мгновенно вызывая желание забыть обо всём и забыться спасительным сном.
—————————
Ева неподвижно замерла в просторном отсеке межзвёздного корабля, освещённом мягким приглушённым светом встроенных панелей. Её взгляд прикован к столу, выполненному из прозрачного материала, переливающегося голубовато-зелёными оттенками. Поверхность стола слегка пульсировала едва заметным свечением, создавая иллюзию живого организма. Перед девушкой возвышалось широкое квадратное блюдо, изготовленное из неизвестного материала, отполированное до зеркального блеска. На нём лежали аккуратно сложенные продолговатые объекты глубокого синего цвета, похожие формой на обычные орехи, но абсолютно чуждые по виду и структуре.
Она осторожно взяла один из них пальцами, внимательно рассматривая гладкую поверхность, отражающую свет подобно воде тихого озера. Поднеся ко рту, девушка медленно откусила небольшой кусочек. Во рту мгновенно распространился знакомый вкус жареной рыбы, заставивший её удивлённо приподнять брови. Этот неожиданный контраст внешнего вида и вкуса вызвал лёгкий озноб вдоль позвоночника.
Медленно пережёвывая очередной кусок, Ева пыталась отвлечься от навязчивых мыслей, заполнивших сознание после недавнего инцидента с пилотом. Его поведение казалось настолько нелепым и необъяснимым, что желание общаться с ним исчезло окончательно. От бортового компьютера тоже не поступало привычных сигналов — тот молчал, тем самым нарушая традицию постоянной фоновой болтовни. Эта внезапная тишина казалась тревожащей и умиротворяющей одновременно.
Мысли неожиданно вернулись к недавнему разговору с Антом. Вспоминалось, как он странно посмотрел на неё и внезапно спросил, что бы она почувствовала, лишившись той безумной химической реакции организма по отношению к нему, охватившей её разум и тело. Тогда она лишь кокетливо махнула рукой, посчитав вопрос бессмысленным и абсурдным. Ведь всё было идеально, прекрасно и гармонично… Но почему Ант вообще затронул такую тему?
Погружённая в размышления, Ева продолжала механически отправлять в рот очередные кусочки загадочного блюда. Постепенно мысли приобрели чёткость и ясность. Общими интересами они с Антом похвастаться не могли. Их связь возникла случайно, родившись из экстремальной ситуации на Земле. Влюблённость? Чувства? Всё это мимолётно и переменчиво…
И тут память услужливо напомнила знакомой до боли паре — Артём и Динка.
Эти двое никогда толком вместе-то и не были, но окружающие давно заметили: их объединяет нечто гораздо большее, нежели любые официальные статусы. Они проживали свои жизни порознь, встречались редко, порой месяцами не виделись, но каждый из них знал наверняка — рано или поздно пути сойдутся снова.
Их история началась когда-то давно, почти случайно, и с тех пор незаметно вплелась в саму ткань бытия обоих. Никто не мог объяснить словами, почему они чувствуют друг друга сквозь расстояния, почему любая размолвка забывалась сама собой, а любое молчание наполнялось пониманием глубже всяких разговоров.
Они не давали обещаний вечной любви, не строили планов совместного будущего. Просто знали: ничто не способно разрушить эту странную, но несокрушимую близость. Даже смерть казалась им всего лишь временной преградой — препятствием, которое рано или поздно удастся преодолеть.
Может быть, в следующей жизни они окажутся братом и сестрой, мужем и женой, лучшими друзьями или даже соперниками. Или вовсе превратятся в кота и хозяйку, дерево и ветер, звезду и планету... Неважно. Главное оставалось неизменным: они всегда найдут способ вернуться друг к другу, потому что принадлежали друг другу изначально, задолго до рождения и далеко за пределами смерти.
Так бывает иногда между людьми — тихо, буднично, обыденно. Без громких слов и театральных жестов. Просто факт существования, принимаемый обеими сторонами как данность, как воздух, которым дышишь, не замечая его, но и не в силах отказаться.
Смогла бы она сказать нечто подобное о себе и Анте? Ощущение пустоты и одиночества окутало девушку тяжёлым покрывалом. Вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа, пока пальцы продолжали машинально подбирать новые порции таинственных орехов с привкусом жареной рыбы.
Она вздрогнула, когда дверь в отсек бесшумно откатилась в сторону. На пороге стоял Ант, сжимая в руках скромный букет полевых цветов. Простые ромашки с пушистыми белыми лепестками и яркими жёлтыми серединками, васильки небесного оттенка, несколько бутонов дикой гвоздики и пара листочков клевера — всё это будто было собрано поспешно, но с каким-то особым вниманием и заботой.
Сердце Евы дрогнуло, когда она увидела знакомые растения... Запах лета, тёплый ветер, шелест высокой травы — всё это нахлынуло разом, затопило сознание волной ностальгии и щемящей тоски по дому. На глаза навернулись слёзы, губы сами собой тронула мягкая улыбка. Она забыла обо всём: о странностях пилота, о непонимании и одиночестве, о вкусе синих орехов, которые только что ела. Остался лишь этот маленький клочок Земли, принесённый сюда, в равнодушный отсек корабля.
Ант стоял, переминаясь с ноги на ногу, слегка сутулясь и пристально глядя в глаза девушки. Он чувствовал, как сильно бьётся его сердце, как давит комок в горле. Каждое мгновение, проведённое рядом с Евой, приобретало особый вес, особую ценность. Сейчас он хотел впитать в себя каждую секунду, сохранить в памяти выражение её лица, блеск глаз, лёгкую дрожь пальцев, коснувшихся хрупких лепестков.
— Это... откуда? — Голос Евы дрогнул, выдавая волнение.
— Образцы с твоей планеты, — ответил Ант тихо, почти шепотом. — У бортовой машины отобрал. Решил принести тебе... на память.
Он говорил сбивчиво, словно стеснялся собственных слов, словно боялся признаться самому себе в глубине своих переживаний. Каждый цветок в его руках казался драгоценным. Казался осколком настоящего, тёплого, человеческого.
Ева подошла ближе, осторожно приняв букет. Прикоснувшись к нежным лепесткам, ощутила их прохладу и влажность, словно они сохранили капельки утренней росы. В груди возникло странное чувство — острое, болезненное и прекрасное одновременно. Будто что-то важное уходило от неё безвозвратно, оставляя после себя лишь сладкий привкус сожаления и надежды.
— Спасибо, — прошептала она, не в силах оторвать взгляда от цветов. — Это... это так много значит...
Продолжение следует...