«РАДОСТЬ МОЯ, ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!»

Когда получишь исцеление от какой бы то ни было болезни, воздай благодарение Господу следующим кратким славословием: Слава Тебе, Господи Иисусе Христе, Сыне единородный безначального Отца, едине исцеляяй всякий недуг и всяку язю в людях [ср. Мф. 4, 23], яко помиловал мя еси грешного и избавил еси мя от болезни моея, не попустив ей развиться и умертвить меня по грехам моим. Даруй мне отныне, Владыко, силу твердо творить волю Твою во спасение души моей окаянной и в славу Твою со безначальным Твоим Отцем и единосущным Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь. Святой праведный Иоанн Кронштадтский

Когда вам плохо...

Одна дворянка пришла к преподобному Серафиму Саровскому, пожаловалась, что учителя плохо учат ее детей французскому языку, и спросила его, что ей делать. – Ты, матушка, лучше научи своих детей Богу молиться, а французскому они потом легко научатся, – сказал ей святой старец.

О необходимости молитвы Как ни обширны твои ежедневные занятия, как ни тяжек труд твой, которым ты снискиваешь себе пропитание, без сомнения ты в состоянии уделить хотя сколько-нибудь от первых часов дня и ночи на молитвенную беседу с Богом, и в продолжение дня находить хотя минуты, чтобы обращаться мыслию к Богу, если же возможно, то и во время самых занятий и трудов не оставлять молитвы. "Дело в руках, – говорит один подвижник, – а молитва в устах". Древний патерик #оМолитве_

Все в селе хорошо слышали четыре взрыва. Это работала ПВО. Мастерицы ждали, что на следующий же день в клуб потянутся новые люди, но новенькие не пришли.  — К СВО они равнодушны, — в сердцах произносит одна из них, — а за Путина все пошли проголосовали. Да потому, что они сравнивают страшные 90-е и сейчас. — А вон Людмила Ивановна, что ли, пошла? — одна мастерица, прищурившись, смотрит в окно поверх герани. — Она говорила, что лучше будет тут плести, чем на огороде работать, — отзывается другая, — вдруг на огород что-нибудь прилетит, а в клубе целее будешь. — Да это она только так говорит, — отзывается третья, — а сама весь огород уже посадила и сети плетёт. Баба Шура сильно туга на ухо. Расслышав мой вопрос, выкрикнутый ей в самое ухо, она не слышала больше ничего из разговора и сейчас, сидя на своём табурете, внезапно снова начинает на него отвечать.  — Все там — наши, — говорит невпопад она. — Сыночки родненькие. Наши. Наш-ши. Наша семья. — Наши, — с чувством повторяют мастерицы. — Наши ребята. Да ещё какие ребята! Они плачут, вспоминают, как вернулся из зоны СВО один покалеченный солдат и отдал 50 тыс. рублей на сети. А потом ещё 50 тыс. отдал и сказал: «Раньше у меня всегда было «я, я, я», а теперь у меня только «мы». Плачут все, кроме бабы Шуры: она ничего не слышала. — Вот вы всё спрашиваете, — вытерев глаза, говорит одна из мастериц, — почему мы помогаем. Денег мы на этом не зарабатываем, свои отдаём. Власть нас из 90-х вытащила, спасибо ей, но мы не живём богато. Да только власть тут ни при чём. Помогаем мы потому, что по Божеским законам жить хотим. А Бог велел делиться. Тот, который не делится, просто не хочет жить по Божеским законам. Мастерицы работают быстро. Я тут около 40 минут, а четверть сети у каждой уже сплетена. Порой они поглядывают в окно: кто там мимо идёт? И я просто не могу не прочесть в их красноречивых взглядах поверх гераней немого вопроса: «А у тебя в душе что за потёмки?» Глядя на герани, я думаю о том, что сейчас в этих женщинах говорит вовсе не желание поддержать власть, не «оболваненность телевизором», как считают многие беглые «интеллектуалы», а что-то архаичное, древнее, берущее корень в крестьянстве, в православии, в труде на земле, наверное, и, может быть, в многодетности, когда семья трудилась сообща. «Какой бы вопрос им задать, — спрашиваю себя я, — чтобы подтвердить мои размышления?» В это время одна из них сама говорит: «А сколько бедный Донецк терпел? Сколько детишек там побило? Они ж тоже наш-ши были». В слове «наши» я слышу ту же ласковую шипящую — и это наводит меня на вопрос. — А как понять, кто для вас наши? — спрашиваю мастериц. — В Донецке — наши, а вон люди идут по селу, к вам помогать не заходят, но они — наши или не наши? Женщины молчат, думают. Был бы у них ответ — не переключились бы так быстро с разговора на работу. Ветер гонит занавеску, шорох долго гуляет по полу, хлопает сильно дверь, баба Шура убегает убирать своё ведро с одуванчиками. — А знаете что? — наконец говорит одна из мастериц. — Я родилась здесь, но 30 лет прожила в Москве. Только всё равно сюда вернулась. Здесь всё моё, родное. Берёзы и лес. Я могла ездить за границу, но я захотела сюда. Потому что у меня душа русская. Теперь я думаю о том, что всё это уже где-то слышала, и не раз — в книгах и патриотическом кино. За многостью произнесений эти слова меня не задевают, хоть и сказаны со слезами на глазах. И в то же время я знаю: эта мастерица говорит как чувствует. Из правды простого человека была написана книга, было снято кино. — И что же в эту душу должно быть положено, чтобы она стала русской? — уточняю я. — Доброта, — отвечают мастерицы. — Подлость не положена. Русский всегда в беде поможет и не предаст. — И что же получается, — говорю я, — у ваших непомогающих соседей нерусская, что ли, душа? Женщины переглядываются. Долго молчат. — А Бог им судья, — отвечает наконец одна. — Душа-то у них у всех русская, вот за то Бог и будет их судить, что, имея русскую душу, они русским не помогли. Напоследок заглядываю и к пенсионеру Владимиру Степановичу, которому достался нарезной станок. Над его домом шуршит берёза. Сам он стоит на пороге и тычет пальцами в телефон. «Это какой уровень сейчас у нас опасности, — бормочет он, — «жёлтый» или «красный»?» Он вообще не может ответить ни на один вопрос. «Почему другие не помогают? Это надо у них спросить». Сам он помогает. А как можно своему солдату не помочь? Владимир Степанович включает свой станок и режет на ленты камуфляжное полотно. Работает на бильярдном столе. Каждую неделю Курапово отдаёт на фронт несколько десятков сетей. Стол Владимир Степанович, кстати, тоже сколотил сам — под бильярд. Но когда пришла беда, ему не жалко стало отдать этот стол для общего дела. Чтобы наши были живы. Марина Ахмедова Главный редактор ИА Regnum, писатель, журналист, член СПЧ

Тем, которые заглушают свою совесть и ходят в похотях сердец своих, в аду нет помилования, нет там милости не сотворившим здесь милости. Они услышат там евангельские слова: Чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей (Лк 16, 25). В здешней временной жизни виновник её может как-нибудь отговориться от наказания: или случай поможет, или друзья, но там – одно из двух: или отыдите, или приидите! Уста Божии, как меч обоюдоострый, в тот страшный миг решат всё, и уже не будет возврата. Праведники наследуют обители небесные, а грешники идут в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его. Итак, не вознерадим обращаться к благоутробному Владыке нашему скоро и не предадимся беспечности и отчаянию ради тяжких и бесчисленных грехов наших. #преподобнСерафимСаровский

Дьяволу не нужно наше здоровье, Потому что жизнь на земле и так временна. Дьяволу не нужны наши деньги, потому что он себе на них ничего не купит. Дьяволу не нужно наше жилье, потому что он не будет жить в наших домах. Дьяволу не нужны наши драгоценности, потому что он наряжаться в них не будет. Дьяволу нужна наша вера, чтобы она потерпела крах, потому что тогда мы становимся его рабами. Юлия Зельвинская

«Слушай, сын мой, и будь мудр, и направляй сердце твое на прямой путь» (Притч.23:19). #изБиблии_ Из сердца непрестанно исходят помышления, иногда добрые, а больше злые. Злым совсем не должно следовать, но и добрые не всегда должно исполнять; бывает, что и добрые сами по себе помышления неуместны на деле по обстоятельствам. Вот почему и предписывается внимать себе, смотреть за всем, исходящим из сердца, – злое отвергать, доброе обсуждать и исполнять только то, что окажется истинно добрым. Но лучше бы всего совсем заключить сердце, чтоб из него не выходило и в него не входило ничего, без разрешения ума, чтобы ум во всем предшествовал, определяя движения сердца. Но таким бывает ум только тогда, когда он есть ум Христов. Стало быть, умно-сердечно сочетайся со Христом и будет внутри тебя всё исправно. #затворникВышенскийСвятительФеофан #опомыслах_

Сегодня (в среду последней недели Четыредесятницы) умер Лазарь. Преподобный Феодор Студит обращается к нему в своем трипеснце: «Ны‌не мертвогро‌бная гото‌ви, Ла‌заре му‌дре, сконча‌ешися бо от жи‌зни, у‌тро умре‌ти имы‌й», «посмотри на гроб, в который вселишься». Лазарь умирает, а сёстры безутешно рыдают, недоумевая, почему Христос не поспешил на помощь Своему другу, почему не спас его от смерти? Ведь если бы Он был здесь, всё случилось бы иначе. Кому из терявших близких не знакомы эти мучительные переживания – «вот если бы тогда…»? Но мы-то знаем, какой радостью и славой Божией обернётся это горе. «Днесь Лазарь умерый погребается, и рыдание поют сего сродницы, якоже Провидец и Бог, страсть предрекл еси: Лазарь успе, учеником провещая, но ныне иду воскресити егоже создах. Сего ради Тебе вси вопием: слава державе крепости Твоея» (седален утрени среды шестой седмицы). Тело человеческое животворит душа, и как только она уходит, начинается процесс распада, гниения. В Палестине, где климат жаркий, этот процесс ещё более стремительный, потому покойных хоронят сразу – в день смерти. О погребении Лазаря также узнаем в среду из церковных песнопений. В четверг мы в ожидании – скоро Господь придёт спасти умершего друга. «Марфу и Марию вернии подражающе, ко Господу послем Божественная деяния яко молитвы, яко да пришед наш ум воскресит, мертв лежащий люте во гробе лености нечувственный, страха Божественнаго никакоже ощущающий, и действ животных ныне не имущий, зовуще: виждь Господи, и якоже друга Твоего Лазаря древле, Щедре, предстанием воздвигл еси страшным, сице всех оживи, подаяй велию милость» (стихира на Господи воззвах вторника шестой седмицы). Снова Церковь обращает наше внимание – мёртв не только Лазарь, мёртв наш ум, убитый леностью, страстями, нерадением. И потому весть о Христе воскрешающем – личная радость для каждого из нас. Шестую седмицу по праву можно назвать предшественницей Страстной. Как первые капли дождя сообщают нам о приближающемся ливне, так и частная с виду история одного воскрешения (не первого в Евангелии) дарит ощущение приближающейся схватки Христа со смертью.