Ника спала на жёстких сиденьях вокзального зала ожидания, прикрытая пиджаком Михалыча. А ему не спалось. Хотя, глядя на упавшего лицом в бороду деревенского мужика, вытянувшего ноги в кирзовых сапогах, можно было подумать, что он дремлет.
Но Михалыч не спал. Чего уж говорить: самый дорогой ему человек сейчас спал рядом. Он уж давно присвоил девчонку. "Девка" или "Эй, девка" звал ее. Почти никогда по имени, но это была "его девка". Как прикипел тогда, после смерти ее матери, так уж и не оторвать. А найдет она родню, конечно, придется им расстаться. Останется тут. Видно же – нравится ей тут.
А чего тут хорошего? Мосты, конечно, хороши, красивые дома, дорожки в парках ровные, огнем все горит, метро тож ... А парни вон какие... Не случись рядом его, так неизвестно б чем дело кончилось.
А жить тут как? Шумно, народу полно, все куда-то бегут... В деревне спокойнее, да и хозяйство – подспорье. Жила б да жила. Дом ейный, считай.
С Зинаидой у него не ладилось. Уж слишком своенравная бабенка. А тут, шла б девка замуж ... стал бы внуков рОстить.
Но чем больше Михалыч думал, тем больше понимал, что девчонка ему не принадлежит. Несмотря ни на что... Есть у нее своя судьба, данная Богом. И сейчас эта судьба повернет туда, куда нужно. И пока провидение на его стороне – не нашли родню. Радоваться бы, но почему-то было не радостно. Потому что она грустила. Кому ж не хочется найти своих?
Лишь под утро Михалыч чуток придремал. Разбудила его Ника.
– Дядёсип, справочная на первом этаже открылась. Я сама пойду, ладно?
– Ступай. Я сейчас.
Спина болела от неудобной позы, от вчерашней ходьбы с чемоданом наперевес. Он перевалился вперёд, распрямился, и вскоре уж с вещами спускался на первый этаж, к Нике.
Она беседовала с работницей справочной, и по лицу ее можно было догадаться, что беседа эта результатов не приносит.
– Никого. Никого, понимаешь? В Ленинграде нет ни Бориса Васильевича Киреева, ни Люсиных родителей нет. А по погибшим они справок не дают. Это всё, Дядёсип. Это всё... Конец!
– А если получше б поискали.
– Она искала. Долго искала, но в справочниках таких не нашла.
– Побудь с сумками. Дай-ка я...
– Да говорю же, искали...
Но Михалыч не слушал, он уж шел к окну справочной.
– Здорова будь, барышня. А не можешь ли помочь мне найти Аносова Павла Емельяновича 1917 года рождения. Тут он, в Ленинграде, после войны оставался.
И не успел он опомнится, сотрудница, пролистнув какую-то толстую книгу, ответила:
– Пять копеек, пожалуйста. Есть адрес.
Михалыч протянул деньги и получил бумажку, на которой рукой работницы аккуратно было что-то написано. Письменный текст он читал плохо, отдал бумажку Нике. Та прочла ему вслух:
– Аносов Павел Емельянович, 11 марта 1917 года рождения проживает ныне по адресу: г. Ленинград, ул. Уральская... Телефон: ..., – она подняла глаза, – А кто это?
– Командир, – он озирался,– Ты же умеешь по трубке звонить? Может тута есть где труба?
– Есть. Вон там будка.
Телефонный аппарат висел на торце здания, под крышей и работал за монетки – две копейки. Но на том конце по указанному номеру трубку никто не брал.
– Где там чемодан оставить можно? Показывай... Поедем прям по адресу.
И Ника подивилась тому, как активен Михалыч сегодня.
Они опять направились в справочное, и им подсказали, как доехать. Оказалось, что улица Уральская – на Васильевском острове, и ехать предстояло через весь Ленинград.
И опять Михалыч сначала направился в вокзальный буфет.
– На голодный желудок дела не делаются...
На этот раз ехали они на трамвае – удивительном длинном вагончике на рельсах. Ника смотрела на строящиеся высотки, на фонтан, на летний Ленинград. А потом была Нева, на небольшом катере катили они по ее просторам. Даже у Михалыча прослезились глаза от красоты. Над ними кружили чайки. По Неве на странных сооружениях с педалями и широкими лыжами катались люди.
– Водные велосипеды, – показывали друг другу пассажиры катера.
Ника вздыхала. Как же хорошо, что оказались они на Неве! Родственников они не нашли, ну, хоть по городу погуляют. Здесь, на воде, почему-то вспомнился Сергуня, стоящий в шапке пушистых облаков на холме.
А Михалыч, не отяжеленный уже багажом, тоже расслабился. Ел мороженое, любовался рекой.
Они стучали в квартиру по адресу, но им никто не открывал. На стук вышла пожилая соседка.
– Вам кого это?
– Мне б Павла Аносова. Издалека мы...
– Павла Емельяновича нет дома. Чего стучать? Он на работе, будет вечером, может даже очень поздно...
– Да? Ох, жаль...
– А Вы кто ему будете? Родня что ли?
– Я его однополчанин. Воевали вместе..., – Михалыч с Никой уже спускались.
– А имя у вас есть? И фамилия, – говорила она строго, как будто с претензией.
– Виноградов – моя фамилия. Осип Михалыч...
– Осип? Ой! Погодите немного тут, – вдруг ответила женщина и захлопнула дверь.
Они стояли на площадке, не понимая, что ещё им ждать. Михалыч уж хотел уходить, подумал, что женщина им хочет вынести какое-то подаяние...
Но тут она появилась в дверях, прошла площадку и деловито сунула ключ в соседскую дверь Аносовых.
– Вы простите меня. Я ж не знала. Проходите. Павел Емельянович велел вас пустить, сказал, что приедет часа через полтора, а пока велел дать вам чаю. Проходите, проходите, чего вы застыли? Он так обрадовался...
Соседка щебетала, сказала, что о войне, и об Осипе сосед часто рассказывал. А сейчас он – главный инженер большого завода. А жена его, милая женщина, работает в музее. Есть у них дочка, но она сейчас в лагере.
– А меня можете Надеждой Игоревной звать. Мы дружим семьями уж давно. Вот, давайте чайку попьем, – видно было, что в квартире этой она бывает часто.
А Ника разглядывала квартиру: просторный коридор с высокими лепными потолками, заставленный шкафами с книгами, в комнате диван, два кресла, красивая мебель с посудой и книгами, телевизор. Тут же изразцовая печь и свисающая с потолка переливающаяся люстра. Большими окнами комната выходила на шумную улицу. В таких современных квартирах она не была никогда.
Тут были ещё комнаты, но заходить туда было неловко. Они выпили на большой кухне чаю, и соседка ушла, оставив их одних. Михалыч пополоскался в ванной, вышел босиком, в руках он держал свои сырые носки. Он огляделся и направился вешать их на балкон. Нике стало неловко, что он так ведёт себя вольготно в чужой квартире, но она не удержалась и тоже вышла на балкон.
– Ох... Как же высоко! Неуж не боятся тут жить? – ахнула она.
– Командир смелый. Он не боится, – кивал Михалыч.
Через минуту он уже спал, развалившись на диване. А Ника разглядывала корешки книг, листала журнал "Работница"...
***
– Михалыч! Дорогой мой человек!
– Командир!
Они били друг друга по плечам, улыбались, обнимались.
– А это что за красавица? Твоя?
– Да... Дочка... Не родная только. Собственно, из-за нее мы и тут...
– Всё... всё расскажешь, а пока располагайтесь. Эх, борода у тебя какая! Не узнал бы... Я постараюсь пораньше. Жена уже в курсе. Вы располагайтесь. Вот тут в холодильнике все есть.
– Командир, мы же ...
– Я не отпущу тебя. Завтра выходной возьму. А там и суббота. Так и знай... Герыча помнишь?
– Как не помнить?
– Тут он. Вот завтра и встретимся все.
Эти дни были одними из самых счастливых дней в жизни Ники. Жена Павла Емельяновича была к ней так добра. Ника побывала в Эрмитаже, в Исаакиевском соборе. А потом они уехали в Мартышкино – на дачу Аносовых. Она представляла собой небольшой одноэтажный деревянный дом с мансардой. Нина Петровна ковырялась в земле, встречала гостей – однополчан мужа, друзей, Ника ей помогала.
Они подружились, Нина Петровна теперь уже все знала о ней. Она что-то записывала и куда-то звонила.
Сосновый бор был полон грибов, недалеко – красивое озеро. Нику учили кататься на велосипеде, она разбила колено, и все равно была счастлива.
Вечерами сидели они с гостями за самоваром прямо на улице. Ох, и пригодился тут мед Михалыча! Сумки с вокзала они привезли на машине. Друзей семьи тут собиралось много. Они вспоминали годы военные, поминали погибших. Все просили Михалыча сбрить бороду, но он так и не согласился.
Павел вспоминал, как спасал их от голода на дорогах войны их добытчик – рядовой Виноградов, как сохранил ему жизнь.
А когда остались одни Вероника с Ниной, Ника вспомнила:
– Мне мама рассказывала. У них тоже была дача до войны. Наверное, именно такая, как ваша. Я сейчас, как будто в детстве мамы.
– Так жаль, Ника, что мамы нет. Так жаль... Я хотела тебе сказать завтра, но раз уж... Раз уж... В общем, мы нашли твою дальнюю родственницу – Светлану Николаевну Майорову. Ту, которая жила на улице Боровая. Их после блокады переселили. Завтра вас с Михалычем туда отвезут.
Ника бросилась обнимать Нину Петровну. Та расплакалась. Так было страшно представить на месте Ники свою дочь. Война...
Продолжение следует...
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 14