Последнее предупреждение

— Браслет не снимается. Даже не пытайтесь, — надзиратель поднёс к Алексу какой-то прибор и на тонком, с виду обычном кожаном браслете, загорелось три точки.
— Что это? — спросил Алекс, поворачивая руку и пытаясь понять, где умудрились расположить блок питания.
— Вы были освобождены досрочно, поскольку дали согласие на участие в экспериментальной программе. Этот браслет — ее часть, — монотонно сообщил надзиратель.
— Что он делает? Определяет местоположение? Или там камера? — с сомнением пробормотал Алекс, поддевая краешек браслета, чтобы осмотреть внутреннюю часть. С изнанки браслет не представлял собой ничего особенного. Тонкий кусочек кожи, спаянный пару минут назад прямо на его руке.
— Нет. Браслет сигнальный. А сейчас вы свободны, — надзиратель указал рукой на выход.
— Но о чём он сигналит? И кому? И как? — посыпал вопросами Алекс, но надзиратель, хмуро взглянув на него, снова указал на дверь.
— Постойте, мне нужно встать на учёт или где-то отметиться? — уже с порога снова спросил Алекс.
— Нет. Вы свободны. И обязаны только не нарушать закон.
* * *
Выйдя из тюрьмы, Алекс дошёл до трассы, уселся прямо на асфальт у обочины и закурил. Куда идти он не знал. Бывшая ясно дала понять, что для неё он законченный урод. Вернуться к родителям не стоит и пытаться, скорее Иисус сойдет на землю, чем они снова захотят признать в Алексе сына, пусть он и почти полностью отбыл наказание. Да и появляться в родном городе после такой славы казалось не самой разумной идеей, пусть и прошло пять лет.
Задумчиво сплюнув, он покрутил пальцем браслет. Маленькая полоска обеспечила ему выход на волю на три года раньше положенного и, похоже, свободу передвижения. Так почему бы не поехать в Питер или Москву? Больше возможностей, больше шансов начать жизнь сначала. О том, что там больше соблазна, Алекс старался не думать.
— Подвезти? — рядом остановилась потрепанная тойота. Худощавый загорелый парень за рулём нервно дёргал головой и щурил один глаз.
— Куда едешь? — Алекс поднялся, подхватил рюкзак и, сделав финальную затяжку, откинул сигарету.
— В Москву.
Алекс широко ухмыльнулся. Если бы он верил в знамения, то это явно было бы оно.
* * *
Через год жизни в столице, Алекс сидел на лавочке в парке, потягивая остывший кофе, и наблюдал за играющими на площадке детьми. Ничего такого, он просто смотрел. Смотреть закон не запрещал, так же как и думать.
Отсутствие контроля со стороны властей подарило чувство безопасности. О тюрьме напоминал лишь браслет, по- прежнему мерцающий тремя огнями. Несмотря на все усилия, Алекс так и не смог его снять, и теперь практически не замечал, воспринимая как часть себя.
Алекс целый год контролировал свои мысли и желания, избегая общественных мест и скопления детей, но навязчивые образы, липкие сны и чувство неудовлетворенности толкали его сделать хотя бы маленький шаг в запретную сторону. Именно так он и оказался в прошлый выходной в парке возле дома, где ноги сами понесли его сразу к детской площадке.
Он расположился на скамейке напротив, зная, что с виду не представляет опасности, скорее наоборот — природа наделила его располагающей внешностью, а обманчиво-неторопливую манеру двигаться он выработал самостоятельно — помогало втереться в доверие.
В прошлый выходной, поймав пару заинтересованных женских взглядов, он практически сразу ушёл — внимание ему было ни к чему. Но сегодня вернулся, прихватив кофе и натянув бейсболку пониже на глаза.
В обычной суете и гомоне дети разного возраста носились по площадке, не обращая внимания на окружающих. Несколько малышей с матерями на подхвате, пара-тройка пятилеток, и кучка детей постарше — они-то и интересовали Алекса больше всего.
Его внимание сразу привлекла девочка лет десяти, худенькая, с затравленным взглядом и чумазыми ногами в поношенных сандалиях и жиденькой лохматой косичкой, спускающейся до самой талии. Она держалась особняком, хотя предпринимала какие-то попытки вклиниться в игру. В конце концов она села у песочницы, с печальным видом наблюдая за сверстниками.
Алекс отхлебнул горький кофе, чтобы перебить внезапную сухость во рту. В этот момент девочка, будто почуяв его взгляд, повернулась к нему и робко улыбнулась. Алекс осторожно оглянулся, и, убедившись, что никто за ним не наблюдает, помахал ей в ответ.
Ночью девочка снилась ему. Мутные образы мешались в красном мареве, Алекс проснулся разгоряченный и потный, с ноющей болью в паху. Он скинул с себя одеяло и, рывком поднявшись с кровати, направился в душ, по дороге обещая себе больше никогда не ходить в тот парк.
Следующим вечером он был на том же месте, сжимая пакет мармелада в кармане и кусая губы. Он надеялся, что девочки там не будет. Но она сидела на том же месте, будто и не уходила с того времени как он почти бегом ушёл отсюда вчера.
Она меланхолично чертила что-то палочкой в песке и не смотрела вокруг. Алекс просидел там два часа, пока не стало темнеть. Девочка пошла в ближайший двор, а Алекс заставил себя уйти. И два дня не приходил на площадку.
А когда пришёл снова, девочки там не было. Алекс вздохнул не то с облегчением, не то с сожалением, и сделал большой глоток ставшего привычным кофе.
— Дяденька, можно я здесь сяду?
Это была она, и Алекс чуть не поперхнулся кофе, увидев вблизи огромные печальные глаза. Он кивнул. Внутри поднималась радость и предвкушение — он был готов поверить в знамения. Готов был вообразить себя чертовым мессией, несущим избавление маленьким несчастным девочкам, руководимым самим провидением.
Рука сама потянулась к мятой упаковке мармелада. Он протянул её девочке.
— Как тебя зовут?
— Оля, — девочка без энтузиазма приняла мармелад, открыла пачку, но есть не стала. — Спасибо.
Алекс огляделся — на них никто не обращал внимания. Мысленно он обозначил путь в укромное место за гаражами неподалеку, но тут же отбросил эту мысль. Сейчас везде камеры, что он творит? Вмиг ему стало страшно, он встал и, под удивленным взглядом девочки, быстро ушел.
Полночи он проворочался без сна, не в силах выбросить из головы Олю и такую прекрасную возможность. Бросив попытки уснуть, он принял душ и направился к площадке, внимательно осматриваясь по сторонам в поисках камер.
Камера в парке была лишь одна, у главного входа. Алекс сделал мысленную заметку больше оттуда не входить, а затем проверил путь до гаражей. Ни одной камеры. Ликование поднималось в душе, затопляя остатки здравомыслия. Всё складывалось даже проще, чем в первый раз. Тогда он не смог довести дело до конца, его схватили раньше, чем он успел хотя бы раздеть девчонку. Но в этот раз будет иначе.
Он достал сигарету, предвкушая завтрашний вечер, и замер. В темноте ночи огни на браслете тлели, словно настоящие угли. Только вместо трёх их стало два.
Алекс потер браслет, борясь с неприятным холодом в груди и пытаясь вспомнить, как давно погас один огонь. Но он так привык к браслету, что перестал обращать на него внимание.
— Заряд начинает садиться, — пробормотал он еле слышно, — не может же эта штука работать без подзарядки?
Вернувшись домой, он в который раз тщательно осмотрел браслет и снова попытался разрезать его или подпалить огнём. И снова безрезультатно.
— Ну и черт с тобой! — вскрикнул он, кинув нож на стол, и отправился спать.
Вечером следующего дня Алекс сидел у площадки и высматривал Олю. Пальцы чуть дрожали, когда он пристраивал рядом рюкзак со всем необходимым. Когда Оля подошла, он даже не удивился. Улыбнулся, кивком приглашая сесть, и протянул ей плитку шоколада.
Девочка молча взяла её, повертела в руках и убрала в карман, на этот раз не поблагодарив. Она не села рядом, а осталась стоять и теперь внимательно разглядывала Алекса. Ему стало неуютно под её взглядом. Нервно хохотнув, он сказал:
— Привет, Оля. Посидишь со мной? Или ты сегодня не одна?
Девочка чуть склонила голову, будто задумавшись, и ответила не сразу:
— Я всегда одна.
— А хочешь погулять? — Алекс затаил дыхание, ожидая ответа.
Девочка чуть нахмурилась и кивнула.
Алекс почувствовал эйфорию, ему вдруг стало весело и легко, от широкой улыбки заболели щëки.
— А тебе не говорили, Оля, что нельзя разговаривать с незнакомцами?
Он не знал, кому даёт последний шанс — девочке или себе.
Оля не ответила, только вложила непривычно для ребенка жесткую ладошку ему в руку и послушно пошла за ним.
Алекс исподтишка смотрел по сторонам и, ускоряя шаг, вёл девочку к боковому выходу из парка. Челюсти свело от напряжения, а ладони вспотели, но он продолжал нести какую-то чепуху, пытаясь разговорить девочку, которая не ответила ни на один вопрос.
Когда они дошли до гаражей, он крепче стиснул руку девочки и приготовился заткнуть ей рот, предполагая, что уж сейчас-то она заметит что-то неладное и попытается сбежать. Но Оля спокойно продолжала идти за ним, не выказывая никакого волнения.
Алекс завел её в заброшенный гараж, прислонил фанерный щит к дверному проему и включил фонарь, с досадой обнаружив в темноте, что огней на браслете стало ещё на один меньше.
— Что вы будете делать? — невыразительно спросила Оля.
Алекс достал из рюкзака веревку и направился к девочке.
— Не бойся, я хочу сделать тебе хорошо, — мысли расплывались, шум в голове нарастал, и контролировать себя становилось всё сложнее.
— Не надо, дяденька, пожалуйста! — Оля стояла перед ним, по-прежнему не выказывая эмоций, только говорила слова как заученный текст.
Алекс завёл ей руки за спину и связал.
— Вы проигнорировали третье предупреждение, — громко сказала девочка, когда он попытался положить её на землю.
Раздался звук рвущихся веревок, и скоро Алекс лежал на животе с заломленными за спину руками, прижатый словно стальным телом девочки к полу.
— Вы нарушили условия экспериментальной программы, — детский голос звучал всё так же безэмоционально, — вы подлежите уничтожению.
— Стой! Какое предупреждение? Не было предупреждений! — заорал Алекс, пытаясь освободиться. Но маленькая Оля жëстким захватом удерживала его на месте.
Девочка коснулась его руки, послышался треск и перед носом Алекса появился его браслет, на котором теперь не горело ни одного огонька.
— Кто ты? — прохрипел Алекс, снова безуспешно пытаясь вырваться.
— Экспериментальная модель Оля четыре дробь семь, созданная для программы слежки и поимки освобожденных преступников с целью предотвращения повторного совершения преступления.
— Что теперь со мной будет?
Твердые детские пальцы сомкнулись на его шее. Послышался хруст и глаза Алекса закрылись.
— Объект тринадцать С нарушил условия экспериментальной программы освобождения, в связи с чем был уничтожен. Время девятнадцать тридцать две. Четвертое июля две тысячи тридцатого года.