ЗИМОВКА

Морякам 28 дивизии подводных лодок посвящается...
«Как старым морякам, живущим на покое,
Всё снится по ночам пространство голубое.
И сети зыбких вант, как верят моряки,
Что их моря зовут в часы ночной тоски.
Так кличут и меня мои воспоминанья:
На новые пути, на новые скитанья».
В 1983 году наши лодки перевели из Приморья в бухту Постовую, поселок Заветы Ильича в Советской Гавани, и на базе бригады подводных лодок образовали 28 дивизию. Название поселка само за себя говорит. Кто-нибудь когда-нибудь видел что-либо путное с таким названием «Заветы Ильича»?
Знаю, совгаванцы сейчас обрушатся с воплями на меня. Ностальгия вещь понятная, молодость, жизнь там прошла, детей рожали и воспитывали. Я не буду рассказывать ужасы тогдашнего быта, тем более, что с образованием нашей дивизии, две трети поселка со всеми прелестями легли на плечи подводников, и через полгода Заветы очистились от мусора, умылись, подкрасились, и жизнь наладилась.
фото Ревущие сороковые
Мы на своих лодках с июня по декабрь весело морячили, выполняли планы боевой подготовки, а в январе в заливе становился тяжелый лед, и лодкам в море выйти без ледокола было невозможно. Мы оставляли свои семьи, и на четыре месяца уходили на зимовку в Ракушку или в Павловск.
Тогда казалось в порядке вещей, а сейчас, только враги могли держать людей, как скотов, в холодных отсеках зимой у пирса. И все это без малейшей необходимости. Как мы сумели сберечь людей, как сумели обеспечить техническую готовность наших лодок? Это тяжелый труд наших матросов, мичманов, офицеров. Просто работали, тяжело работали, не бегали за лучшей жизнью. Как пришли на лодки пацанами, так на них и состарились, без наград, без карьеры. Мы эти лодки лучше себя за годы службы знали. Флот нас просто бросил на поддержание штанов Сахалинской флотилии, и мы, несмотря на все, смогли. Никто этого не оценил, разве что в моих рассказах говорится, что сделали подводники первого поколения. Даже нашему командиру дивизии Денисову Анатолию Петровичу, хотя бы за спокойствие флота, не дали адмирала.
Это сейчас у меня такие трезвые мысли, а тогда надо, так надо. Еще умудрялись в этих холодных отсеках учить экипаж подводному делу. А как же, занять чем-то людей обязательно нужно. И чем паскуднее жизнь у пирса, тем больше загружали экипаж, чтобы от тоски и скуки что-нибудь не учудили.
Вот про эти маленькие чудинки я и хочу вспомнить, а чтобы никого случайно не обидеть я изменю или не буду называть фамилий моих героев, хотя подводники все равно их узнают и по-доброму улыбнутся. Улыбайтесь и вспоминайте себя, молодых и красивых.
Ракушка.
Как-то утром на построении нет штурмана. Куда запропастился? Пирс, возле него наша лодка и рядом близко никого нет. Васька - штурман, нормальный парень, без дури, не тот человек, чтобы куда-то уйти. Я тогда старшим помощником командира был. Доложил командиру, кого другого бы подождали, но наш штурман человек ответственный, поэтому сразу решили искать. Разбили экипаж на поисковые отряды, назначили что, кому, где. Начали поиск. День прошел, нет Василия, все люки канализационные осмотрели, трещины и всякие пропастины.
На второй день все злачные места, хоть тогда еще и не было перестройки, да и Васька в этом замечен не был, мы опросили всех женщин с легким и веселеньким характером, даже в Веселый Яр сходили, нет штурмана, нет нигде. Самые страшные мысли в голову полезли, вдруг от зимовки этой крыша у Василия поехала, может, что с собой сделал. На завтра своих водолазов готовлю, в план подал осмотр подводной лодки.
Третий день, командиру В.Д. Хаперскому докладываю - нет Василия, пора на флотилию, флот докладывать. Командир раздраженно махнул рукой, пошел докладывать. Мы ныряем, под водой вокруг лодки ищем, по поселку бегаем, после доклада на флот нам ускорение придали. Все в бегах, каждый час командир куда-то звонит, рассказывает, наверное, как ищем и что нашли, а ему пистоны вставляют, ускорение придают, а у нас уже и руки опустились.
Ваську жалко, пропал наш товарищ. По натуре хоть и вредный, упрямый, но наш, родной. А что домой говорить? Беда! Тут мне командир на лодку позвонил, что-то сказал про Василия принести. Взял я эти бумаги и по пирсу бреду, на корне пирса на человека натыкаюсь, он мне что-то говорит, я отмахиваюсь, думы у меня совсем другие, не радостные. Он настойчиво уже за рукав тянет, я глаза поднимаю, господи, Василий, родной, живой, черный, серый от пыли. Рожа у меня от радости расплылась, Васька удивленно и испуганно на меня смотрит: чей-то старпом разулыбался. Не буду дальше описывать радость нашей встречи, только сказал: «Паразит, давай на лодку, мыло готовь, драть буду», а сам к командиру. Командирскую радость словами не передать. Накормили штурмана, грязь, пыль дорожную смыл, рассказывай, где был, что делал трое суток.
И поведал Василий жуткую историю. В стороне от нас, на соседнем пирсе гражданский пароход стоял, а на нем штурманом друг Василия оказался. Встретились, радости..., бутылку распили. Разговоры: «Как ты? Как я? А ты помнишь...?» И пошло, поехало... Потом ночь и вино сморили друзей, и они уютно проспали до утра в теплой каюте.
Василий рассказывает, проснулся, первое жуткое ощущение, что качает, в море идем. Я к иллюминатору, море кругом, берега не видно, я на другой борт-море, волосы дыбом.
К капитану, что делать? Пароход в Находку идет, там пограничники, проверка, а у Василия никаких документов нет. Арестуют. Решили Ваську высадить в бухте Валентина, не доходя до Находки. Высадили на берег.
Вот оттуда Василий и навострил свои лыжи обратно в бухту Владимир по краюшку берега Японского моря. Дороги таежные, тропки звериные. По прибрежным поселкам, было несколько, бывшие белогвардейцы и семеновцы от советской власти прячутся, где накормят, где хлебушка на дорогу дадут. Ночью звери страшенные проведать приходят, что-что, а богата приморская тайга и медведями и тиграми уссурийскими и другим зверьем. На второй день похода привязался к нему медвежонок маленький, игры затеял, Василий от него, тот за ним, бежит, радуется, за ноги покусывает, лапками бьет, а где мамаша-то, как она любовь такую воспримет? Спасибо деревня рядом оказалась, а то забрали бы Васю в няньки, а может и съели, кто ж их зверей знает. Вот на третий день измученный, голодный, усталый Василий добрался до лодки родной. В глазах усталость, счастье и радость, дошел, долг исполнил. Молодец, все хорошо, но появилась у него с тех пор привычка, даже в гараже, прежде чем наполнить стакан, дверь откроет, посмотрит, не на корабле ли он? Бояться стал, как бы ненароком опять в море не "уплыть". Тяжелый путь он проделал.
Небольшого роста, худощавый, упрямый Василий потом стал хорошим командиром подводной лодки, всегда имел собственное мнение, но при этом и решение, как лучше выполнить поставленную задачу. Мне было приятно служить с таким командиром. Несколько раз я с ним старшим выходил в море, хороший моряк и командир.
Маресьев
На соседней лодке тоже приключение. Как-то один офицер решил сбегать в Веселый Яр - деревня так называется. Сам я там не был, поэтому трудно ее описать. Но судя по всему, это была старинная деревня, наверное, еще со времен переселенцев. Кто в ней жил? Да разный люд: и староверы, и бывшие заключенные, и... Но не о них речь. Главное, что там жили хорошенькие девицы, на самом деле настоящие приморские девчата. Крепкие, смелые и красивые. Вот в одну из них и влюбился наш офицер, девчата хороши, да и за 4 месяца жизни на лодке, нормальный мужик готов в обезьяну влюбиться. И Валера время от времени, как не на вахте, бегал на свидание. Как-то пришел в деревню, а там вся деревня гуляет, самогона наварили, дым коромыслом. Накачали и нашего Валерика.
Часика в 2 ночи на лодку Валера собрался, гулять - гуляй, а к восьми на подъем флага будь добр. Мороз градусов 20, но с выпивки вроде и не чувствуешь. Когда днем идешь по льду до поселка трезвый, часа 2 на дорогу, ночью, под хмелем, может и веселее, но путь длиннее и опаснее. Вот Валера и потопал и нечаянно в заметенную снегом трещину во льду угодил.
Страшно даже писать, а слушать, а чувствовать. Две ноги в голени как статуэтка фарфоровая лопнули. Боль жуткая, нет бы вернуться, поселок то ближе. Пополз на огоньки родной субмарины. Хмель быстро улетучился, во всем теле только боль и страх, чтобы сознание не потерять, до своих доползти.
Сколько он полз, показалось вечностью, дополз до пирса, начал кричать, на помощь звать. Вытащили, в госпиталь, там железяки в ноги вставили, вылечили, но с тех пор прилипла к нему кличка Маресьев, не дай Бог так в лицо скажи, враг на всю жизнь.
Девчушка из деревни к нему в госпиталь часто ездила, гостинцы возила. Летом свадьбу сыграли, Веселый Яр неделю веселился, но ноги на этот раз у всех целые остались, разве от плясок устали.
А молодые со временем двух пацанов вырастили. А вы говорите! Зимовки тоже могут хорошее дать, если с умом-то.
Мои сослуживцы, читая, наверное, думают, ну и врет, когда такое было? Было, мои дорогие, было! Но тайну не раскрою, человек ужасно этого стесняется.
В таежной деревне.
Как-то приказали откомандировать штурманенка нашего на маяк, уже и не помню, что он там должен был делать, что-то по навигации утрясти. Вот мы Толика нашего и отправили. Неделю он там пробыл, может чуток больше. Прибыв на лодку, подарков привез с маяка, копченая красная рыба, балык называется, здесь я ее впервые и попробовал. Странно да, сейчас в любом городишке этого балыка купить можно, были бы деньги, а в 80-х годах рыбы такой мы и не видели. Или ее тогда не ловили, или еще что, но не было такой рыбы в природе для атомоходчиков. Вместе с балыком рассказы рассказывает, как он там жил-работал.
Для начала встретили его местные жители на телеге, кобылкой запряженной. По диким таежным дорогам привезли его в деревню глухую. Деревенька небольшая, может дворов 20. Встретили спокойно, без воплей, никто на улицу не выскакивал, каждый делом своим занимался. Хорошо, если голову поднимут, посмотрят, а то и кивнут, в общем, появление молодого лейтенанта фурора деревенского не вызвало.
Привели, за стол посадили, накормили, Толя бутылку шила на стол поставил, чай подводник. Пить никто не стал, не приучены староверы. Ну, нет, так нет. Лейтенант тоже не любитель. Вечером на улицу вышел, пообщаться, с людьми познакомиться. Парней на улице ни одного, а вот в соседних дворах три девахи, одна другой краше, крепкие, яркие, кровь с молоком, и лейтенанта глазами поедают. Лейтенант наш, понятно, на лодке без женщин, молод и еще толком пока не распробовал, что это такое. А вот девахи, похоже, из-за отсутствия женихов в деревне готовы парня на части порвать. Лейтенант уж очень хорош собой, тонкий, стройный, с лица можно воду пить ключевую, а главное, у него единственного в деревне физиономия бритая, хотя это, возможно, смех и улыбки вызывало у местного населения, но девчатам гладкая мордашка нашего штурманенка очень понравилась.
Не знаю, может, Толя рассказывать про любовные приключения постеснялся, да и я не любитель подглядывать в замочную скважину, не люблю, когда мужики про свои подвиги трепятся. Про девчат закончил тем, что мужики деревенские девчат по домам загнали. А лейтенанту нашему хозяин маяка сказал, с девками не шали, у нас так нельзя. Вот, ежели жениться, то милости просим.
Потом повезли лейтенанта на охоту. Опять телега, кобылка мирная, поехали на таежное озеро. Приехали, кругом дремучая тайга, озеро красивое, светло-голубое, а вокруг ресницами кедры приморские небо подпирают, глухомань. Дело к вечеру, распрягли лошадь, пастись пустили. Сами к охоте готовиться начали, телегу установили напротив плеса открытого, на телеге трубу огромную развернули, закрепили, набили ее порохом и железяками из проволоки рубленной. Фитиль и поджигу приладили, а шнур от поджиги к себе в скрадок, и спать легли, утром охотиться на уток решили.
Уже стемнело, а на плесе шум крыльев, кряканье, шлепки об воду, утки перелетные на отдых садятся.
Едва серый свет таежного утра разогнал темноту, плес был черным от уток, гусей. Хозяин маяка потянул за шнур, сначала подскочила телега, потом повис сизый дым, и после этого раздался оглушительный грохот. Небо мгновенно потемнело, это стаи птиц поднялись с озера, их были тысячи. Грохот крыльев, писк, кряканье, все это слилось в один протяжный невообразимый звук. На плесе двигалось, махало перебитыми крыльями, кружилось огромное количество подбитой птицы. Мужики из кустов вытащили небольшую деревянную лодочку и начали собирать большими сачками битую птицу. Три раза лодочка подходила к берегу, выгружая свою добычу. Потом все это загрузили на телегу и в деревню. Думаю, этот день в деревне назывался «День пера». Женщины и вся детвора высыпали на улицу драть уток. Щипали, солили, вялили, заготовки на зиму делали.
Домой лейтенанта провожало все мелкое голопузое население деревни и печальные глаза местных красавиц.
Глупый ты, Толя, такую жену из тайги мог бы вытащить всем на зависть. Нет, мы мужики все-таки тупые, про таких женщин только к 40 годам начинаем понимать, а до этого, как сороки, где ярче, где болтливее, вот то наше. Да уж...!
Гвардия.
В составе нашей дивизии многоцелевая, атомная подводная лодка «К-133» (китенок) заслуженная, на Северный полюс ходила, великая история, но в нашем соединении ничем особо героическим не отличалась. Разве что мордобоем, поэтому я, как начальник штаба, частенько к ним в кубрик наведывался.
Вот и в этот раз пришел посмотреть, как гвардейцы живут, чем занимаются, по кубрику походил, в каюты заглянул. У всех лихие, с налетом придурковатости рожи, как и положено настоящему моряку перед начальством, «чтобы его не смущать разумением своим». Вроде все нормально. Я в каюту командира зашел, дежурному что-то объясняю.
Пора бы идти, но не нравится мне поведение дежурного, волнуется, мысли чем-то заняты.
- Как самочувствие? – спрашиваю, - дома в порядке?
- Все нормально, - отвечает.
Ушел я тогда от них. Прошло время, и вот как-то в разговоре мне признались. Когда я неожиданно вошел, один из корабельных начальников к тому времени хорошо принял на грудь и, услышав «Смирно!», заметался, куда бы от меня спрятаться. В каюте стоял огромный сейф, я еще тогда спросил, зачем вам такое чудовище. Оказывается нужная вещь на флоте, этот начальник туда и залез, а дежурный закрыл его на ключ. В казарме я пробыл минут сорок. Когда сейф открыли, гвардеец уже был без сознания, но живой. Вот такие они. «Гвардия вперед!» «Погибаю, но не сдаюсь!»
Но гвардия, не была бы гвардией, если бы не увеличила автономность своего ящика. Матрос Тишебаев насверлил дырочек в стенках этого чудовища, и теперь заложник собственной слабости мог при случае, припав губами к отверстиям, получить глоток свежего воздуха, а кроме того, наблюдать за поведением проверяющего начальника и уже в сейфе прикинуть, что его ожидает. И когда однажды в кубрик прибыл командир ВМБ, то гвардеец спокойно переждал бурю в любимом сейфе.
Потом еще случай подобный, но уже на ЭНС, это судно такое. Вечером зашел посмотреть, как и что. Встречают, докладывают, слышу, в корме что-то в воду свалилось, матрос заорал: «Человек за бортом!» Связист наш штабной, пытался по швартовому на берег сойти, сорвался, мог бы и утонуть. Вытащили, стоит мокрый, жалкий. Спрашиваю, ты чего тренируешься? Голову поднял, долго и задумчиво на меня смотрел, качнулся и гордо произнес:
- Все пропью, а флот не опозорю!
Кстати, недавно с любителем сейфовых посиделок в интернете встретился. Он сейчас в Петербурге живет. Как нормальные люди разговаривают: «Привет! Как здоровье, как жизнь, как с квартирой?» Отвечает, но уже с налетом Петербургского высокомерия: «Я честно служил, поэтому и с квартирой Родина не забыла, вот ордена, медали мои на совести моих начальников».
Да, жаль, что я тогда у гвардейцев еще минут на двадцать не задержался. Ишь, как выходит, кого Родина забыла, служили нечестно. А я знаю много замечательных людей, моих товарищей, которые были не Родиной, но такими же черствыми, недалекими людьми обделены.
Трудное время флотское, но счастливое и такое хорошее, и люди в дивизии, бригаде у нас были замечательные. Жаль, что все быстро пролетело, закончилось. Пришли бандитские 90-ые годы, дивизию сократили. Поселок за короткое время пришел в упадок, в магазинах кириешки и шерри-бренди ядовитые, больше жрать нечего. Дороги превратились в полосу препятствия, мало того, что ямы, так еще на метр-два то тут, то там торчат арматурины, вылезшие из бетонного покрытия дороги. Воды нет, тепла нет, на улице темень. Как-то вечером зашел в "Нептун", кафе так называется, раньше там светло, красиво, музыка, нарядные женщины, военные моряки, летчики расплескивают шампанское…
А тут дверь открываю, столы как на похоронах составлены, за столом «пацаны» бандитов изображают. Темно, мрачно, как вся тогдашняя жизнь.
Вот всегда меня вопрос мучает. Была советская власть, был центральный комитет, политработники и комиссары всех мастей, КПСС и ее передовой авангард КГБ, куда все в одночасье девалось? То орали до хрипа про Советскую власть, про коммунистическую партию, про верность Родине, а то взяли и молча, тихо исчезли, то ли предали, то ли испугались? Стоило было огород городить с 17 года? Сколько людей постреляли...