Ольга Мареева

— Сима! Симочка! Иди чай пить! — крикнула Галина Петровна в распахнутое окошко. В лицо ей полоснуло занавеской. — Симочка, самовар на подходе, и закрой, пожалуйста, створки, дом выстудится, ночью опять спину заломит. Галя прислушалась – тишина. — Сима! Ну что же ты там? Женщина покачала головой, сама кое–как прикрыла окно в комнате, едва не прищемила себе пальцы, потом пошла в беседку. Самовар, действительно, пыхтел паром, дребезжала на нем крышечка с позолоченной шишечкой, подкапывал носик. Это, наверное, такая традиция, что у всех самоваров, этаких старожилов, передающихся по наследству из поколения в поколение, подкапывает. Галя улыбнулась своему отражению в начищенном боку самовара, поправила прическу, кокетливо прищурилась и подставила блюдце, чтобы не намочило скатерть. На столе, накрытом к послеобеденному чаепитию, уже стоял Галин фирменный пирог с яблоками, ведь только что отметили Яблочный спас, собрали несколько корзин хрустких, крепких яблок, часть отправят в хранилище – спр

Вовка остался без отца, когда ему было десять лет. Но отец был жив, ничего с ним не случилось. Вот только семья их распалась. Развод родителей сын переживал, наверное, больше матери и папы. Но мальчик был скромным и даже немного замкнутым, поэтому не показывал своих чувств, а много в это тяжёлое для него время читал, чтобы отвлечься, и принялся даже рисовать, за что его хвалила бабушка, мамина мама. - Ты хоть будь мужчиной, Володенька, - обнимала его баба Нюра, - матери сейчас нелегко. Ей вдвойне тяжелее распад семьи: батя загулял, изменил, влюбился, видишь ли… Но Бог ему судья. А мы с тобой маму должны поддержать. Она у нас одна. Её беречь надо… - бабушка всхлипывала, а Вовка кивал и уходил в свою комнату, стараясь не думать о таком поступке отца, которого он тоже любил… Кристина Сергеевна, мать Вовки, работала в библиотеке, именно она и привила сыну любовь к литературе. А в этой литературе было достаточно примеров истинного мужества, дружбы и любви. Но жизнь мальчика стала другой. Он