Коля и Катя Луканины-Борисенко

— Мама, да куда ты собралась?! — голос Елены дрогнул, будто задела за ледяной металл. — Там… музыка, слышишь? Они зовут… Я должна идти! — 94-летняя женщина в ночной рубашке, босиком, с перекошенным лицом тянула на себя дверь балкона. На улице — февраль. Трескучий мороз, стекло запотело изнутри от дыхания. И всё же её пальцы ловко находят защёлку. Она умеет. Умеет сбежать. Уже не первый раз. — Мамочка, нет, ты придумала! Там никого нет. Это ночь! Ночь, мама! — Врёшь! Вы всё врёте! Вы меня мучаете, заперли, как в тюрьме! — глаза её налились тем, чего не объяснишь логикой. Это не гнев. Это страх, память, обрывки детства, войны, хлеба по карточкам и того, как однажды не вернулся отец. Лена не плакала. Её лицо застыло. Она привыкла. Уже третий год — как на передовой. Бессонные ночи, таблетки по графику, тревога за газ, воду, окно. И шаги… эти шаги за дверью ночью. Никогда не знаешь, проснёшься ли от них — или уже от сирены. Иногда мама просыпалась и говорила: «Ты знаешь, я сегодня видела св