Судя по всему, история с картинами и бриллиантами для майора Гришаева была неожиданной и несколько сбила с толку, но, приняв от Лидии Андреевны заявление о разделе имущества со своим последним мужем — все, что в квартире, мое, а то, что на даче, его, — он вернулся к основной теме следствия.
Время от времени стращая Русланову ее личными антисоветскими высказываниями, он выпытывал главное: «А что говорил Жуков в Свердловске, когда к нему ездили общие знакомые? А о чем он говорил с драматургом Погодиным, когда последний решил написать пьесу об обороне Москвы?
Не приписывал ли себе лишних заслуг в этой битве? Не занимался ли самовосхвалением? Не окружал ли себя людьми, которые курили ему фимиам? Не жаловался ли на то, что после войны его отстраняют на задний план?»
То ли в силу искренности, то ли от недопонимания сути происходящего, но на некоторые из этих вопросов Лидия Андреевна ответила положительно.
Параллельно шли допросы ее мужа генерала Крюкова. Он признал все: и то, что посещал притон «Веселая канарейка», и то, что при своем госпитале содержал самый настоящий бордель, а девушек награждал боевыми наградами, и то, что превратился в мародера и грабителя — в дом тащил все, от мехов, тканей и ковров до зубных щеток, унитазов и водопроводных кранов.
Ордена, в том числе и Золотую звезду Героя, получил по личному указанию Жукова.
А потом брякнул и то, чего так и не выбили из Руслановой. Не исключено и другое: он просто понял, чего от него хотят.
— Жуков не раз называл себя спасителем Родины, — заявил старый друг и сослуживец. — Он говорил, что Родина ему обязана всем, а не он ей. В своем зазнайстве он дошел до того, что стал противопоставлять себя Верховному Главнокомандующему, бесстыдно заявляя, что заслуга в разгроме немцев принадлежит только ему, Жукову.
И к разгрому немцев под Москвой Верховный не имеет никакого отношения, поручив все ему, Жукову. Это он рассказал и Погодину, который писал пьесу о разгроме немцев под Москвой. К тому же Жуков всегда относился враждебно к политаппарату и партии.
А теперь представьте такую картину: на стол Берии ложится подписанная Крюковым страничка этого протокола, а тот передает ее Сталину.
Что дальше? А дальше было заседание ЦК, на котором гремели такие громы и молнии, что только чудом можно объяснить, почему не арестовали и не расстреляли Георгия Константиновича Жукова.
Но в опалу он попал серьезную и от руководства армией его фактически отстранили. Само собой, он оставался под бериевским колпаком и его агенты отслеживали каждый шаг опального полководца.
В принципе, цель, поставленная первыми лицами МГБ, была достигнута: Жуков, за плечами которого армия и непререкаемый авторитет в народе, от власти отстранен и теперь всеми делами в стране будут заправлять генералы с Лубянки. Осталось совсем немногое — подчистить хвосты и упрятать в лагеря арестованных, которые хоть раз упоминали имя Жукова. Прежде всего надо разобраться с Руслановой: не на волю же ее выпускать. А сколько дать?
Сперва запросили справку о состоянии здоровья Лидии Андреевны: а как же, надо же знать, на сколько ее хватит, выдержит ли морозы и работу на лесоповале. Вот она, эта совершенно секретная справка, выданная санчастью Лефортовской тюрьмы:
«При освидетельствовании здоровья заключенной Руслановой Лидии Андреевны оказалось, что она имеет хроническое воспаление желчного пузыря и печени, катар и невроз желудка, вегетативный невроз. Годна к легкому труду». А раз годна, то получайте, Лидия Андреевна, 10 лет исправительно-трудового лагеря, само собой, с конфискацией принадлежащего вам имущества.
С выпиской из протокола № 56 ознакомили Лидию Андреевну и предложили, как это и положено, расписаться на обратной стороне. Но они плохо знали заслуженную артистку РСФСР Русланову! Поняв, что все позади и больше жаться и осторожничать нечего, Лидия Андреевна, судя по всему, послала всех этих деятелей куда подальше и расписываться отказалась. Это подтверждено подписью тюрьмы и заверено печатью.
Но этим дело не ограничилось. Оказывается, оказавшись в лагере города Тайшета Иркутской области, Русланова «распространяет среди своего окружения антисоветские клеветнические измышления и вокруг нее группируются разного рода вражеские элементы из числа заключенных; на основании изложенного, полагал бы войти с ходатайством о замене десяти лет ИТЛ на тюремное заключение на десять лет», — пишет капитан Меркулов.
Генерал-лейтенант Огольцов в мгновенье ока удовлетворил эту просьбу. А как же, ведь по всем бумагам Русланова проходит как «особо опасный государственный преступник».
В июне 1950-го Лидию Андреевну переводят в печально известную Владимирскую тюрьму. Говорят, что тюремное начальство, намекая на возможные послабления, не раз просило Русланову спеть на праздничном вечере, посвященном очередной годовщине Октября, на что Русланова, выразительно глядя на решетку, отвечала: «Соловей не поет в клетке».
Комментарии 6