Петровы – семья моего отца, оставшаяся во время второй оккупации в Михайловке, разделила судьбу жителей этого села, занятого немцами 20 марта 1943 года. Там образовался Михайловский плацдарм. Рядом, в Старом городе и на Крейде, стояли наши войска. В конце марта 1943 года мои родственники был изгнаны немцами из своего дома на улице Волчанской и выведены в Белгород за пределы прифронтовой запретной зоны без средств существования – на произвол судьбы. Та же участь постигла и других жителей Михайловки. Граница запретной зоны в восточной части Белгорода проходила, примерно, по бывшей улице Воровского, ныне Князя Трубецкого. На известной фотографии мы видим, как выглядела запретная зона от улицы Воровского по улице Ленина, направление к вокзалу. Вход в неё был закрыт.

Сначала мои родственники Петровы с другими белгородцами ютились в полуразрушенном Успено-Николаевском соборе города. Там умер мой больной дед, машинист Василий Михайлович Петров, чьё имя увековечено на мемориальном паровозе, стоящем на станции Белгород, и прадед Михаил Васильевич. Они были похоронены у западной стены собора. Оставшиеся в живых, голодающие, моя бабушка Марина Ивановна, тетя Валя и шестилетний отец после этого ушли к родственникам в пригородное село Красное, где и встретили освобождение. Сохранилось фото 1942 года моей шестнадцатилетней тёти Валентины Петровой (1926–2014). Она благополучно избежала угона в Германию и немецкой эвакуации лета 1943 года, прожила долгую жизнь.
Двоюродная сестра моего отца Вера Захаровна Злобина (1923–2000) к началу войны со своими родителями – рабочим типографии Захаром Парамоновичем и домохозяйкой Марией Ивановной – проживала в Белгороде. Их дом на проспекте Славы, 23А стоит и сегодня у Смоленского собора.

Летом 1941-го отец Веры ушёл на фронт, вскоре наступили чёрные дни оккупации. Надо было выживать, и тётя Вера устроилась посудомойкой в немецкую столовую, находившуюся в бывшем знании горкома ВКП(б). Сейчас в нём, на Гражданском проспекте, 50, располагается Белгородский строительный колледж. В начале февраля 1942 года Вера Захаровна попала под бомбёжку и получила контузию. Рассказывала, как из здания бывшего горкома выносили погибших немцев и укладывали на снегу во дворе.
Оккупация казалась нескончаемой, белгородцы были вынуждены приспосабливаться к устроенному немцами «новому порядку». Сохранились фотографии 1942 года, на которых Вера с подругами снята у подъезда № 1 соседнего дома № 23 по современному проспекту Славы.

Вера Захаровна с матерью дождались февральского освобождения Белгорода 1943 года. Но радость была недолгой, 18 марта вновь пришли немцы. По слышанным мной многочисленным воспоминаниям белгородцев, новоявленные оккупанты были для мирного населения более опасными и непредсказуемыми по сравнению с теми, кто стоял в городе в 1941–42 годах. Особо угрожающим поведением запомнились эсэсовцы и только что ставшие под ружьё многочисленные юнцы гитлерюгенда, немедленно перестрелявшие всех оставшихся в Белгороде собак и отнимающие у горожан всё, что понравится.
Между тем июльское наступление немцев на Курск провалилось, близилось освобождение Белгорода. Немецким командованием был издан приказ об эвакуации гражданского населения города, о чём были расклеены соответствующие объявления.

Эвакуация была принудительной, о желании участвовать в ней белгородцев не спрашивали. Людей хватали и вывозили в немецкий тыл, как железнодорожными эшелонами, так и автотранспортом. Целью этого вывоза были не гуманитарные соображения, а желание очистить прифронтовой район от мешающего немецким войскам мирного населения, минимизация возможной разведывательной деятельности и передачи сведений Красной Армии. В одну из таких облав попала и Вера Захаровна Злобина. Её в числе других посадили в эшелон, в чём была, и отправили в неизвестном направлении. После неблизкого пути эшелон остановили, эвакуированных вывели из вагонов и отпустили на все четыре стороны. Оказалось, что это Полтавская область, где нужно было найти еду, ночлег и как-то выживать. Многие отправились домой пешком. При этом, чтобы дойти до уже освобождённого Белгорода, нужно было перейти линию фронта, что было смертельно опасно и не под силу многим эвакуированным.
Тётя Вера вспоминала эту эвакуацию как полное лишений и неопределённости время. Но её итог был для девушки благополучным и имел неожиданный конец. Согласно справке от 15 сентября 1943 года уже на освобождённой территории Украинской ССР Вера Захаровна Злобина вышла замуж за капитана Красной Армии Николая Дмитриевича Вишневского.

Согласно же справки Вознесенской сельской рады Золотоношского района Полтавской области от 3 мая 1944 г., Злобина Вера Захаровна действительно была эвакуирована немцами 2 августа 1943 г. в Золотоношский район Полтавской обл. в х. Петровск, где и проживала до 3 мая 1944 г. Справка выдана для проезда на родину.
Эта справка не стыкуется с предыдущей, так как Золотоноша была освобождена Красной Армией от врага только 22 сентября 1943 г., и в ней никак не мог находиться 15 сентября капитан Вишневский. Видимо, их романтическое знакомство состоялось значительно восточнее после прихода освободителей. В то время капитан Вишневский командовал учебным батальоном девушек-сапёров. Возможно, Вера была одной из них.

Тем не менее, остаётся фактом, что Вера Злобина находилась на Полтавщине с августа 1943-го по май 1944 года (сегодня Золотоношский район находится в Черкасской области Украины). После возвращения Веры в родной Белгород судьбоносные события в её жизни не закончились. 26 июня 1944 года она родила дочь Эмму – мою троюродную сестру!
Их двухэтажный дом уцелел, но был повреждён. На фото освобождённого Белгорода он слева от Смоленского собора. Сегодня дом цел, надстроен третьим этажом.

После освобождение Белгорода и пригородной Михайловки вернулась в родной дом по улице Волчанской и моя материнская родня. Их большой дом на три окна оказался невредим, но, к сожалению, сгорел от неосторожного обращения с огнём через полтора года.
А вот родня по отцовской линии пришла на пепелище. Их дом по той же улице Волчанской сгорел дотла. Также был разрушен и дом моей прабабушки Пелагеи Прокофьевны Деденёвой на улице Пролетарской (ныне улица Серафимовича). До 1960 года им пришлось жить по съёмным чужим углам.
Но все беды и невзгоды преодолели. Какая же сила и жизнестойкость была тогда у людей – пример для нас, наших детей и внуков!

Вспоминает Сергей Рудешко.
В конце июля 1943 года в Белгороде были развешаны немецкие приказы об эвакуации местного населения, в которых были указаны даты и места обязательной явки людей. В приказах предупреждалось, что не явившиеся к месту сбора будут подвергнуты наказанию – вплоть до расстрела. По рассказам белгородского старожила Галины Петровой и других – один из таких сборных пунктов был на улице Первомайской, ныне Народный бульвар Белгорода. Он находился в районе современной остановки «Стадион». Фамилии пришедших к пунктам сбора жителей сверяли со списками, усаживали в машины и увозили в неизвестном направлении. На таких машинах «Опель-Блиц» тогда увозили белгородцев. Фото сделано на перроне вокзала Белгорода.

В первый день эвакуации машин не хватило, и рядом живущих людей отправили по домам. Некоторых сажали в подвал здания современного теологического факультета БелГУ на Преображенской улице. По воспоминанию Ф. Кузьминкова, там же содержались и жители, привезенные из ближайших сел и деревень – Беломестного, Ястребова, Петропавловки.
Не хватило места в машине и членам семьи Петровых. Вернувшись домой на современную улицу Пушкина, они решили нарушить немецкий приказ и спрятаться. На месте соседского дома после бомбежки осталась лишь одна воронка. Женщины забрались в нее, а сосед-мужчина укрыл яму полусгоревшими балками, кровельным железом, досками от разбитых полов. Люди: две девочки и две женщины – просидели в этом укрытии почти неделю. Слышали, как полицаи разыскивали их, но смогли перетерпеть страх и не выбраться на поверхность. Только 5 августа их, по указанию старика-соседа, откопали советские солдаты-освободители. Чуть позже красноармейцы обнаружили в убежищах еще несколько семей.
В конце июля 1943 года по пригородам Белгорода – Пушкарному, Кошарам и Супруновке – оккупационными властями была также проведена переписка проживающих. На улице Харьковской переписка проводилась несколькими людьми в гражданской одежде (национальность и место службы не установлены) в сопровождении местных полицаев.
29 июля на улицу Харьковскую в район современной остановки рынок «Салют» были согнаны жители центра города и ближайших окраин Супруновки, Кошар, Пушкарного. Вначале физического насилия не было. Жителей, взрослых и детей, стариков и подростков, просто выводили из домов, предварительно сверяя их со списками, составленными ранее. Обязательно проверялось наличие документов. С собой разрешали брать провизию и небольшое количество теплых вещей.
Отмеченных людей сгоняли в колонну и вели на площадку у железной дороги к нижней Сумской линии. Туда уже подъехали крытые брезентом машины. Людей стали загонять в них, и тогда раздался плач. У всех еще свежи были в памяти прошлогодние трагические события на камышитовом заводе, когда такие же машины вереницей везли обреченных на казнь через весь город. Так выглядело тогда место на улице Харьковской, где собирали людей.

Затолкнули в фургон и жительницу улицы Харьковской Галину Николаевну Ковалеву с тремя детьми: Анатолием – 13 лет, Валентиной – 11 лет – и Антониной – 1 год. Перед тем как покинуть двор дома, Галина Николаевна успела прихватить с собой козу на веревке и, подойдя к машинам, попыталась объяснить немцу-офицеру, командующему распределением и погрузкой людей, что коза ей необходима для того, чтобы прокормить маленькую дочь. Выслушав переводчика, немец разрешил ей взять животное. Как ни странно, именно это и успокоило людей, сидящих в крытой машине. Скорее всего, они подумали, что если разрешили взять козу, то везут не на расстрел. Так оно в дальнейшем и оказалось. Загруженные машины выстроились в колонну и тронулись через железнодорожные переезды вверх по улице Харьковской по Тавровскому спуску на гору.
К вечеру того же дня людей из нескольких машин внезапно высадили в чистом поле в районе Дергачей Харьковской области. Дальше автомобили не смогли пройти. Дорога была забита идущей в сторону Белгорода немецкой техникой. Часто над немецкими колоннами пролетали советские штурмовики и обстреливали трассу.
Прожив в чистом поле несколько дней, люди заметили, что немецкие силы начали откатываться в сторону Харькова. После того как вывезенных обстреляли с отступающих немецких бронемашин, люди небольшими группами стали расходиться кто куда, подальше от дороги. Ковалевы и еще пара десятков человек двинулись в сторону Белгорода. Передвигались полями и оврагами. Все старались держаться семьями или вместе с соседями. Шли несколько дней, попадали под сильные артобстрелы и советские бомбовые удары. Появились убитые. Во время одного из таких налетов бомба упала в нескольких метрах от семьи Ковалевых. Когда Галина Николаевна пришла в себя от близкого взрыва, первым делом стала искать детей. Старшие, Анатолий и Валентина, были на месте, младшей, Антонины, не было. Ее удалось найти только через некоторое время, когда уже никто ни на что не надеялся. Сосед заметил на краю воронки торчащий из земли кусочек одеяла, в которое была завернута маленькая девочка. Когда сверток с ребенком откопали, откинули одеяло с лица ребенка, то увидели, что девочка жива и невредима, она просто спала.
Вернулись Ковалевы к своему дому на улицу Харьковскую, 58 только 10 августа. Дома практически не было, он был разрушен при освобождении Супруновки 6 августа. До 1946 года семье пришлось жить на квартире в уцелевшем доме соседей. В том же году вернулся с фронта глава семьи Григорий Ковалев и заново отстроил дом.
Некоторых жителей улицы увезли гораздо дальше, и вернуться в родной город они смогли только через какое-то, иногда очень большое время. Сестру Галины Ковалевой Прасковью Бахмутову забрали из соседнего с Супруновкой Пушкарного 30 июля вместе с еще несколькими десятками людей. В основном это были молодые женщины. Их пешком в сопровождении местных полицаев и нескольких немецких солдат повели на станцию Белгород-Товарная. При движении тех, кто пытался свернуть или отстать, били прикладами винтовок. Людям почему-то запомнилось, что винтовки были русского образца со штыками. Всех привели на станцию, посадили в товарные вагоны, где они просидели запертыми почти сутки. Для оправки в вагон была поставлена разрезанная поперек бочка из-под горючего, вторая половина емкости стояла там же, она была заполнена питьевой водой, пахнущей бензином. Кормились тем, что успели прихватить из дома. На следующий день рано утром эшелон тронулся в сторону Сум. Ехали несколько дней и всего по несколько часов в сутки, а основное время стояли на полустанках. Несколько раз попадали под советскую бомбежку. Высадили людей в пригороде Полтавы, некоторое время угнанные находились вместе на полустанке, но потом, заметив, что сопровождающие полицаи исчезли, стали потихоньку расходиться, прятаться по окрестным селам. Документы все были на руках. Бахмутова с подругой смогли устроиться на ночлег в одной из пригородных хат. На следующий день они разыскали в Полтаве родственников подруги и стали жить у них. После освобождения Полтавы Прасковья Бахмутова не вернулась в Белгород, устроилась на работу в один из советских госпиталей, вскоре вышла замуж и осталась в Полтаве жить. Первый раз приехала в Белгород в середине 50-х. До тех пор о ее судьбе родные ничего не знали.
Также в конце июня попала под принудительную эвакуацию и жительница Пушкарного М. Ее забрали со службы на железнодорожной станции Белгорода и, не дав собрать вещи, увезли вместе с такими же молодыми женщинами в западном направлении. Доехали до Польши, там они были определены в сортировочный лагерь, затем часть привезенных попала в работницы к немецкому бауэру. После окончания войны М. вышла за него замуж и вскоре переехала с ним в Соединенные Штаты. После войны к родственникам в Белгород не приезжала, только вела переписку. В начале 70-х в Белгород приезжал ее муж-немец.
Все эти сведения записаны со слов моей бабушки Галины Николаевны Ковалевой, моей матери Антонины Рудешко (Ковалевой) и старожилов города Белгорода.
И ещё на один момент хотим обратить внимание читателя. Уже давно тиражируется спорная информация, что в освобождённом Белгороде воинов Красной Армии встретили всего лишь 150 белгородцев. Из этого делается совершенно неверный вывод, что остальные жители предвоенного города были убиты или погибли иным путём. Более того, довелось слышать мнение, что сегодня коренных белгородцев не существует, так как все их предки погибли в войну. На самом деле подавляющая часть населения города и его окрестностей временно покинула Белгород перед боями за его освобождение и затем благополучно вернулась в него. Оставшиеся в Белгороде прятались по подвалам и погребам своих домов, в подвалах белгородских храмов. Нам известны многие и многие белгородцы, чьи родители, деды и прадеды жили в Белгороде до войны и сумели выжить в её горниле. А тем, кто не уцелел в чёрные дни оккупации – вечная память…


(Настоящая статья представлена на научно - практической конференции в Музее - заповеднике "Прохоровское поле" в декабре 2024 года).