Это было в 1918 году на Гусевских балках

Предисловие
Тетрадку с написанным от руки текстом, о грозных днях переворота/революции в России мне принесла бывший учитель Тарасовской школы Екатерина Алексеевна Ниженская. Автором записи является свидетель событий, произошедших в 1918 году на территории Ростовской области в очаге гражданского противостояния между «красными» и «белыми», между хохлами и казаками. Между теми, кто хотел жить свободно и теми, кто считал себя высшей расой над второсортными холопами. Спустя 60 лет уроженец слободы Шарпаевка, Тарасовского района Петр Пантелеевич Молчанов поделился своими воспоминаниями, приурочив их к юбилею создания Советской Армии. Его отец — один из участников этой истории и один из первых красноармейцев на Дону — погиб в те дни с верой в правое дело, на которое он пошел ради счастливого будущего своих детей, своей слободы, Родины.
Рукопись адресовалась в редакцию районной газеты «Новая жизнь», в надежде высказать все, что было на сердце у простого человека. Но пролежала «под сукном» долгие года, будучи неизвестной широкому кругу читателей. Почти полвека. Мне повезло прикоснуться напрямую к истории, через живое свидетельство и я хочу поделиться этим. Исполнить волю и надежду автора. Считаю важным с помощью этой записи напомнить современникам о цене нынешнего благополучия и неблагополучия современного общества, а также дать пищу к размышлению, извлекая уроки из истории нашей общей родины.
Я постарался максимально сохранить стилистику автора, язык изложения. Из-за неразборчивого почерка, возможно, где-то я исказил какие-то имена и названия. Прошу простить. Буду рад подсказкам знатоков-старожилов. Надеюсь труд П.П. Молчанова и память о тех временах и людях найдут благодарный отклик в сердцах читателей.
С уважением, Алексей Коверзнев. 31/X/2024 г.

Грозные октябрьские дни 1917 года — мало морозные, солнечные и вместе с тем радостные дни. По всей России прокатилась волна революционных событий. Дошла эта волна и до нашей слободы. Мне было в то время 12 лет. Любознательность новшества привлекала. В слободу приезжали каждый день ораторы для сбора на митинг. Установили дежурство на церковной колокольне и каждый приезд оратора били в звоны набат, оповещая население о том, что будет митинг в центре слободы на площади возле школы (сейчас в этом месте ДК и магазин - примеч. наборщика текста). Народ бросал домашние дела и толпами шли в центр слободы, чтобы послушать оратора о новой Советской власти. На площадь выкатывали площадку, устроенную на бричечном ходу. Это была трибуна, на которую поднимались оратор или фронтовики и произносили речь, зачитывали декрет Владимира Ильича Ленина о свободе, земле и о мире, о конфискации помещичьих, монастырских земель и передаче их крестьянам без всякого выкупа, а также помещичьего имущества движимого и недвижимого (безплатно раздавать крестьянам).
На этих митингах создавалась местная власть трудового люда. Первым народным комиссаром был избран Молчанов Семен Артемьевич, только что прибывший из царской армии в чине младшего офицера. Молодой, подтянутый, стройный, лет 23. На митинге выступал в поддержку ленинских декретов и вообще за свободу и народную власть. Выдвигались вообще фронтовики. События катились, как волна и нужно было приступать немедленно осуществлять ленинский декрет на деле.
В сл. Шарпаевка располагалось три помещичьих имения. Помещик Заика. Его поместье находилось в центре Шарпаевки. Вся земля пана обвила слободу. Со всех сторон только узкой полосой тянулся так называемый надел. Это была земля крестьян. Межа проходила от балки Грекова до б. Таловая. Эти балки впадали в р. Калитву. Длина надельной земли заканчивалась не доходя Неровских курганов. Там была земля Вишняков, кулаков Васищевых. Так именовался хутор (х.Вишняки). Второй помещик назывался Воин. Это поместье удалено от Шарпаевки на 8-12 км. Это крупное поместье. И третий помещик приписан был Кв(а)олосн??? (неразборчиво. Может к волости?). Так назывался Новик. Он был расположен в вершине балки Ореховая.
В конце октября 1917 года со всех трех помещичьих хозяйств было конфисковано все имущество. Рабочий и гулевой скот, инвентарь и все имущество было доставлено на усадьбу к помещику Заике в слободу. Оставалось на месте только недвижимое имущество. (постройки). Но это имущество ночами богатые мужики растащили. Только оставались целые жилые помещения, в которых жили семьями батраки. Хозяева семьями убежали после нового порядка. Барыня пана Заики оставалась в доме. Ее пока никто не трогал. Она была стара и непомерно толстая, и с дому не выходила. Экономия располагалась на горе. Был Белый двор, а под горою Скотный двор. Внизу и происходила раздача конфискованного имущества. Лошадей на дележке не было. Их забрали в казачий полк, когда шла война с немцами. Раздачей руководили ревкомы во главе с комиссаром Молчановым Семеном. Порядок был такой: тянули жребий. Пай определялся комиссией, созданной из фронтовиков и авторитетных мужиков. Пай давался на двор. В то время в слободе насчитывалось больше 300 дворов. За единицу брался рабочий бык весом 5-6 центнеров, корова, пароконная бричка. Остальное делилось (мелкий скот, плуг), овец — 3, к ним телка до 3 центнеров и так далее. Кроме пая матерям, у которых погибли на фронте сыновья, давалась корова. Дележ имущества проходил весело, с большим подъемом и шутками. В этот день на усадьбе пана Заики собралась вся Шарпаевка, стар и мал. Все внимание было приковано к распределению. Но скот не весь разместился внизу на скотном дворе пана Заики. Часть скота была на верхнем дворе. Был наскоро сколочен из досок баз и туда загнали 150 голов рабочих быков весом 6-7 центнеров и они были без присмотра. Моего возраста пацаны, в том числе и я, с любопытством наблюдали кому что достанется по жребию. Ко мне подошел наш комиссар Семен Артемович. Он мне доводился троюродным братом. И еще подозвал несколько ребят и приказал: «Бегите на гору и посмотрите на быков. Не сломали ли они баз».

Мы с большим желанием побежали наперегонки выполнять приказание комиссара. Один другого обгоняем, карабкаемся напрямик по над садом на гору. Когда мы убежали в большие ворота, смотрим и глазам не верим: у верхних ворот, которые стояли против церкви группа вооруженных казаков выгоняет последних быков за ворота по направлению к церкви. Мы сразу назад с горы. Один через другого падали вниз, кричали «Дядя, Семен, казаки угнали быков!» Нас сразу расслышали, когда мы вскочили в скотный двор и кричали, что есть сил. В это время поднялась суматоха. Комиссар скомандовал «в ружье! в погоню за казаками!». В это время в слободе всего насчитывалось 7 винтовок и несколько штук ружей. И то они были по домам. Казаки (их было 17 человек) все на лошадях, вооружены до зубов погнали быков по шляху по направлению на Головку (неразборчиво. может Таловку?). Вслед им из зарослей дерезы с токов послышались винтовочные выстрелы. Казаки уже удалились с быками до ветряка и на наши выстрелы они дали три залпа в ответ из 17 винтовок. Итак быков угнали на конях. С этих пор вражда разгоралась между казаками и мужиками. Центром стала слобода Шарпаевка с одной стороны. С другой стороны - казачьи хутора Юров, Грыцунов и Гусев.
Революционные события развивались по всей России. Не отставали и в наших местах. Начинался 1918 год. Для защиты Советской власти нужна была армия из рабочих и крестьян. Начали организовываться добровольные отряды. Именовались (отряды) Красной гвардией. Как всем известно, на Дону преимущество занимало казачество. Оно пользовалось у царя-батюшки большими привилегиями. И за это служило верою и правдой царю. Крестьянство, проживавшее на Дону никакими привилегиями от царя не пользовалось, было унижено — безземельное и безправное. Казаки брезгливо относились к мужикам. Пример: В 1913 году из сл. Шарпаевки мужики везли зерно в г. Каменск. Зерно было какого-то графа Карнеева. С Шарпаевки до Каменска платил граф мужикам 5 копеек за (перевезенный) пуд. Доехали мужики до Юровской балки. Навстречу на паре быков в арбе едет казак. Большая рыжая борода. Он лежит в арбе, а казачка погоняет быков. Завидел обоз из 35 подвод, встал сам погонять быков. Подводы стали сближаться. Казак кричит: «Сворачивай хохлява чумазая». И пришлось груженым 35 подводам сворачивать на бездорожье, чтоб уступить одному казаку, ехавшему на пустой арбе.
Вражда шла между мужиками и казаками спокон веков. Но казаки брали верх, так как за них стояла царская власть и они это считали своей привилегией и достоинством, и защищали старую буржуазную власть.
В Белой Калитве, расположенной на Северском Донце в устье реки Калитвы, где она впадала в Сев.Донец, там было казачье гнездо, стоял штаб генерала Краснова. Туда со всего Дона слеталась вся бело-кадетская контрреволюция. В городе Каменске на Сев.Донце организовывалась добровольческая Красная гвардия под командованием ревсовета во главе с наркомом Щаденко. Со всех деревень, где проживали мужики, начиная от Криворожья и вниз по р.Калитве до слободы Головка, организовывались отряды для защиты Советской власти и направлялись в отряд Щаденко в Каменск. По течению Сев.Донца выше Каменска, в ст. Гундоровской организовалось другое белоказачье гнездо с прилегающих казачьих станиц, Митякинской и ближайших хуторов.
В сл.Шарпаевке, как и в других хуторах, был организован добровольческий отряд из 32 человек. Он состоял большинством из молодежи, 18-19-летних парней с нашей улицы. В отряд вошли Свирид Палитев (неразборчиво), Гришка Трофимичив (неразборчиво), Павло Пащенкив, Афоня Лёдкив (неразборчиво), Гришка Макитсеш (неразборчиво). Этих ребят так прозвали по уличной кличке. Свирид Полуэктов (кличка Апалитив) только в январе 18 года оженился. Два его старших брата Козьма и Василий погибли на германской войне. Они были нам соседи. Младшие невесты вышли замуж. Старшая тетя Галька осталась с тремя детьми вдовой. Старший Митя, Верка и Евдаша (неразборчиво) и дед Аполит (неразборчиво). С фронтовиков в отряд ушли Лесников-средний, старший Серега и младший Саша оставались дома. В этот отряд ушел и мой родной отец Молчанов Пантелей Иванович (по уличному нас звали Колкотенковы). Ему тогда было 32 года. Он служил на войне, был ранен в правую руку и демобилизован домой. Но и много других ребят, которых я не знал (не дописано. по контексту: ушли в отряд). Отряд был организован зимой. На проводы добровольцев зарезали 2-х быков, выдали мясо по 10 кг на дорогу. Отец принес мясо домой и сказал матери, чтобы она готовила. Завтра отряд уезжает в г. Каменск. Мать стала причитать: «На кого ты нас бросаешь?». В ответ слышалось: «Надо идти защищать свободу от твоих соотечественников». Эти слова были сказаны отцом в адрес матери, потому что она была казачка и родители ее жили в Груцынах, хотя они не потомственные казаки, но мать родилась и выросла между казаками.
На второй день добровольцы собрались возле старой волости. Перед уходом из дому отец вышел с хаты и стоял во дворе. У него была вещевая сумка за плечами с харчем. Он был одет в шинель, шапка серая, сапоги яловые домашние. А остальное — все то, в чем он и пришел с войны. Он отошел саженя три от порога хаты и позвал меня к себе. Обнял меня и поцеловал в лоб и сказал: «Ну сынок, прощай. Я иду защищать свободу, чтобы вам хорошо жилось». Мать не вышла провожать. Я пошел со двора с отцом. На другой улице нас встретила бабушка, отцова мать. Она навзрыд кричала: «Да кто ж тебя посылае на эту войну? Да чужие мужики не идут, а ты уходишь, бросаешь детей». Отец успокаивая мать, говорил ей: «Моя совесть не позволяет мне сидеть дома. Я иду бороться за свободу и счастье моих детей».
Подошли мы к Волости. Там уже собралась толпа народу. В стороне стояло 7 пароконных подвод, запряженных добротными лошадьми. В бричках полно наложено зеленого сена. Готовые к отъезду люди стояли угрюмые, как будто ожидая какого-то приговора. Из дверей Волости выходят ревкомовцы, впереди комиссар Семен Молчанов. Он жестом подзывает толпу и объявляет короткий митинг. Он и другие ораторы напутствуют добровольцев, как нужно защищать революцию. После небольшого прощания добровольцы распределились по подводам и тронулись в путь.

Маршрут их лежал в город Каменск. Шлях лежал через Юров, Грицунов, Заблудыгин и Гусев. Но так как это хутора казачьи, ехать было опасно. Их могли атаковать казачьи разъезды и забрать в плен. Но обоз поехал другим маршрутом. Не доехав до Юровских курганов они поехали через Ясную Поляну, х. Култышкин, хохлячий Ерохин. Степь проехали между Глубокой и Гуково и выехали на полустанок Погорелов. Через Старую Станицу въехали через наводной мост в г. Каменск.
На второй день после прибытия в отряд Щаденко добровольцев обмундировали, выдали оружие, боеприпасы и зачислили на довольствие. Подводы отправили обратным путем. Пошла обычная красногвардейская жизнь. Обмундирование выдали все новое английского образца. Обмундирование в котором пришли добровольцы было разрешено передать обратно домой. У отца моего обмундирование было то, что он пришел с царской войны. И он передал домой почти все, что получил, за исключением летних брюк, гимнастерки и ботинок с обмотками. Даже плащ-палатка ему не понадобилась.
Засевшая Белокалитвенская группировка в ст. Гундоровской решила пощупать Красногвардейский отряд Щаденко и пошла в наступление вниз по Северскому Донцу. Завязался жестокий бой и отряд Красная гвардия отразил наступление. Это было первое боевое крещение добровольческой Красной гвардии под командованием Щаденко на Донце.
Шёл апрель 1918 года. Революционные события на Дону развивались молниеносно. С верховья Дона вниз в Белую Калитву слеталось все бело-кадетское воронье. Здесь стоял штаб генерала Краснова. Это угрожало Красной гвардии, отряду Щаденко. Об это писали в письмах добровольцы.
По реке Калитве расположены сёла мужиков-крестьян, которые боролись за власть Советов. Центром этой линии была слобода Шарпаевка. С отряда Щаденко пришла секретная депеша: «Немедленно выслать в г. Каменск 12 подвод. Получить с арсенала оружие для вооружения отрядов, организованных из местного населения». В подводы назначались люди с разными взглядами на новую власть. Мужики назначались из крепких середняков и кулаков среднего и старшего возрастов. Например, Ваняга Федюшкин по фамилии Ковалев — это был настоящий кулак. Он упорно сопротивлялся и не хотел ехать, добивался: зачем ехать, какие оттуда везти грузы. Но, несмотря на упорство мужиков, обоз был выслан в г. Каменск. Старшим обоза был назначен Ваняга Ковалев. Обозу был дан маршрут проезда: минуя Юровские курганы на Ясную Поляну, Култышкин, В. Ерохин, минуя станцию Глубокую выехать на полустанок Погорелов, въехать в Ст.Станицу под туннель и на наплавной мост через Донец. Это был самый безопасный путь. Обоз прибыл на место благополучно. После небольшой передышки обоз был загружен оружием. Старший обоза Ваняга Ковалев вручил лично Щаденко от Шарпаевского ревкома пакет под строгой секретностью с пятью сургучевыми печатями. В пакете сообщалось, что казачьи разъезды часто появляются на Юровских курганах. Ревком просил нач.отряда доставить оружие в сл. Шарпаевку под усиленной охраной.

Шарпаевка, как лобовая мужицкая деревня, через которую проходил столбовой шлях, начиная от Голодаевки, Хахачовская, Петриковская экономии, Гирино, Большинка, Шарпаевка, Юров, Груцинов, Заблудыгин, Гусев, Каменск. Этот шлях существовал с давних времен, и Шарпаевка была лобовой деревней, граничащей с казачьими хуторами. Между сл. Шарпаевкой и х. Юровым расстояние 14-15 км. То и дело верховые разъезды казаков выезжали на Юровские курганы и в бинокли рассматривали обширную территорию, лежащую впереди слободы.
По указанию Штаба Красной гвардии отряда Щаденко по Калитве открылись оборонительные работы. Копали окопы (ходы сообщения). Траншеи протянулись по горе против слободы, начиная от Ореховой балки и параллельно реке Калитве до балки Грековой, которая брала начало от Голавского шляха и впадала в Калитву возле Белой кручи, где жил Садковский, Вилигурин Василь Иванович. Траншеи рылись глубиной полметра, шириной — один метр. Траншеи прерывались, рылись зигзагами и ячейками. Преимущественно их копали молодые девушки.
На колокольне церкви был установлен наблюдательный пункт с круглосуточным дежурством из мужиков по 5 человек в смену. Оттуда было видно до самых Юровских курганов. Свободные от дежурства находились в церковной караулке. По очереди ходили домой. Когда наблюдатели замечали появление на курганах казачего разъезда, сразу били в колокол набат. По тревоге все мужики бежали в траншеи вооруженные кто чем. Вилами, лопатами, самодельными штыками, сделанными из концов кос и приделанных на длинные деревянные шесты.

Оружия не было. Его ждали с большим нетерпением от отряда Щаденко. Но оно так и не было доставлено в слободу. В то время в Шарпаевке было не без врагов революции. Контра сидела в своих насиженных гнездах, высматривала чем занимается ревком, какие проходят митинги, что там говорят, кто выступает оратором, к чему призывает. Эту контру пока никто не трогал. К этим людишкам относились мужики с почтением, дескать свобода всем пришла. От них злобы не замечали, но действовали тайком от них. Это священник отец Иван. Ему все тогда низко кланялись. Дубовской Саша, присосавшийся тогда к барыне потому, что она осталась в доме. Пан Заика помер, а Дубовской был у него управляющим экономии до конфискации. Торговец Матюха, учитель Герасим Антонович, церковный староста, татары и много другой разной контры. Она после отъезда обоза за оружием сообщила в казачий Юров в первый крайний дом, смотрите, дескать, «наша голь нищая послала в город Каменск до Щаденка за оружием». Это такая весть быстро разнеслась по всем казачьим хуторам. Атаман Гусевского управления срочно дал распоряжение по хуторам прилегающим к х.Гусеву явиться казакам-фронтовикам при полном боевом соответствии и независимо от возраста. Кто с чем и на чем. Пешие и на лошадях на сбор явились больше, чем атаман ожидал. Явились стар и мал. Атаман поставил задачу: отобрать оружие и охрану перебить. В Старую Станицу была выслана разведка для наблюдения за движением обоза. Казачьи разъезды усиленно контролировали степь между Гусевым и Каменском и станцией Глубокой.
Для сопровождения обоза с оружием было наряжено 26 бойцов под командованием Лисникова. Он был фронтовик царской армии. Прослужил 7 лет: 3 года кадровой службы, остальное — империалистическая война. Ему было 27 лет. Он за период службы заслужил какого-то чина воинского звания. Ему Щаденко и доверил взвод. В взводе Лисникова почти все были шарпаята. Человек 7 было с Ефремово-Степановки. Взводу Лисникова поставили задачу доставить обоз с оружием к месту назначения. От штаба отряда был вручен пакет с 5 сургучевыми печатями в адрес Шарпаевского ревкома.

Обоз был тяжело нагружен: 2 станковых пулемета «Максим», 3 брички доверху груженных винтовками, 4 подводы нагруженных патронами насыпью, ящики с пулеметными лентами, медикаментами, обмундированием и много другого военного груза. Командование красногвардейским отрядом дало обозу маршрут движения: из Каменска до Шарпаевки от переправы через С.Донец следовать до полустанка Погорелова, ехать левой стороной железной дороги. В Погорелове переехать на правую сторону жд и пробиваться степью между Глубокой и Гусевым держать путь на В.Ерохин и Ясную Поляну.
Обоз ранним утром тронулся в путь. Красногвардейцы были в приподнятом настроении после почти 4-месячной разлуки с родными. Ехали домой уже не простыми деревенскими парнями, а бойцами Красной гвардии отряда Щаденко. Обоз проехал от жд моста по направлению к разъезду Погорелово, доехали до первого жд переезда и подводы повернули через него. Как только переехали переезд, взводный Лисников остановил обоз и заявил, что мы не туда едем, нарушили маршрут. Старший обоза Ковалев Ваняга доказывал Лисникову, что подымется на бугор, минуя Старую Станицу: «Поверните на северо-восток и степью поедем по маршруту». Когда обоз поехал по не наезженной степной дороге, она стала подниматься круто на бугор. Проехали от жд переезда с километр и дорога приблизилась к какой-то уяристой балке и эта балка стала препятствием. С левой стороны обоз оказался отрезан этой балкой от поворота на северо-восток. Что делать? Ворачиваться назад нет смысла. Было решено объехать эту балку поверху и повернуть по маршруту. Но балка тянулась все дальше на бугор, удалялась от станции. Появились у балки такие размоины и овраги, что о переезде ее и думать было нечего. Появились песчаные промоины. Лошади все превратились в мыльные покрывала. Некоторые слабые стали становиться.
Еще балка с ярами не кончалась, а с правой стороны, по ходу обоза, поднялся из Старой Станицы Гусевский шлях. Он уходил на бугор в восточном направлении. Когда эта незнакомая никому дорога, идущая по над балкой на Красновский переезд вышла на Гусевский шлях вершина балки кончилась. Обоз остановился передохнуть и поразмыслить, как дальше двигаться. Это были цветики, а ягодки будут впереди. Частная собственность этим подводчикам была дороже революции. Они за своих лошадей готовы были жизнью поплатиться. Настаивали ехать по шляху через казачьи хутора, доказывая, что у нас мол, вон сколько оружия — 2 станковых пулеметов и взвод солдат. В особенности старались пожилые подводчики. Старший обоза Ковалев Ваняга задавал тон подводчикам: ехать только шляхом. А куда с таким грузом ехать по бездорожью, по балкам, в которых еще не высохли весенние паводковые трясины? Мы, дескать, погробим лошадей и снасти порвем, всю сбрую, и не довезем груз домой. Лесников, как командир взвода и другие красногвардейцы старшего возраста поддерживали командира взвода в том, что обоз должен ехать по намеченному командованием отряда маршруту. Возчики дали такое расписание продвижения обоза: проедем Гусевские балки. На восточной стороне есть ставок в вершине отрожины недалеко от шляха. Там остановимся, покормим лошадей и поедем дальше в Гусев. Приедем поздно вечером, когда в хуторе все будут спать. Проедем осторожно казачьи хутора и на зорьке будем на месте, в Шарпаевке. А если поедем степью по бездорожью, то и за трое суток не доберемся.
Казалось, план движения обоза со стороны возчиков был не плохой, но они не учитывали, что их всего горсть, а на казачьих хуторах проживало тысячи казаков и такое напряженное время. Но сколько не митинговали все-таки верх взяли подводчики. Решено было ехать через казачьи хутора по Столбовому шляху.
В это время, когда обоз с оружием стоял на шляху и уточнял свой маршрут движения, от Донца скрытно на бугор по направлению к Гусеву проскакали три всадника. Это была казачья разведка, которая наблюдала издалека за движением обоза. Теперь они были убеждены, что обоз движется по шляху, о чем и доложили гусевскому атаману.

В те суровые апрельские дни 1918 года треугольник, очерченный границами река С.Донец - Юго-Восточная железная дорога - река Калитва, сталпламенем революции. В этом треугольнике, в низовьях рек Калитвы и Калитвенца (который берет начало возле г. Миллерово и впадает в С.Донец) расположены казачьи хутора. А обоз с оружием, если он движется по Гусевскому шляху, то пересекает этот треугольник. Эта территория усиленно контролировалась казачьими разъездами. Когда разведка доложила атаману о маршруте движения обоза по Большому шляху, казаки наметили план засады возле гусевских балок на шляху. В том месте была необозримая степь, поросшая бурьяном, преимущественно буркуном. Высота его была до 2-х метров по обе стороны от шляха. В этой засаде приняли участие стар и мал, конные и пешие. В особенности старые царские вояки, казаков-фронтовиков было мало, а вот царских вояк было несколько сот. Они были вооружены саблями, ружьями, вилами, лопатами и дубинками. Засаду устроили от ста до ста пятидесяти метров по обе стороны шляха. Пешие казаки залегли в зарослях, конница была удалена в скрытные места. По протяженности вдоль шляха засада занимала расстояние до одного километра. Как только вереница подвод втянется полностью в эти границы, то будет дана команда и казаки должны со всех сторон наброситься на обоз. По плану гусевского атамана следовало взять команду обоза в плен живьем без единого выстрела, чтоб потом судить. Операцией руководил отставной казачий офицер, участник войны с немцами.
Обоз тронулся дальше в путь. Солнце поднималось выше, пригревая все сильней. День был ясный, звонко щебетали птицы. Лошади шли мерным шагом, ездовые погукивали, помахивая кнутами. Красногвардейцы расселись по подводам, весело переговариваясь и радуясь, что завтра будут дома, предвкушая встречу с родными. Подшучивали над Свиридом Полуэктовым: «тибе, Свиридка, будет стричать молодая жена. В тибе будет медовая стреча с ней». Подводчики были в приподнятом настроении, довольные тем, что обоз идет по шляху, а не по тому тяжелому маршруту, который давало командование отряда. Но никто не подозревал, что ждет впереди, что попадут в ловушку.
Обоз пересек Гусевские балки, свернул влево со шляха. На вытяжке некрутой балочки был ставочек. Там и остановились, чтоб покормить лошадей и самим подзаправиться. Вокруг ни одной живой души. Только жаворонки в небе трезвонят, нагоняют на сердце радость весны. Красногвардейцы кучками разлеглись на зеленой траве, только что пробившейся через старый пырей. Привал шел спокойный и веселый. Но не долгий. Покуда обоз доехал до Гусевских балок, время дня ушло много - нужно было торопиться. Взводный Лесников распорядился привести личное оружие в боевую готовность, пулеметчикам приказано ехать одному впереди, другому срединой. Лесников подумывал, что впереди может все случиться. Да и Молчанов Пантелей знал повадки этих ярых староверов. Не раз с ними дрался на кулачках, будучи казачьим зятем.
После привала тронулись в путь дальше. По дороге растянулись на полкилометра и не проехали и пяти километров, как очутились в западне. Первая подвода достигла точки начала атаки. Раздался сигнальный выстрел казачьей винтовки и обоз оказался обвит кольцом обнаженных сабель, вил, лопат и дубин. Появилась конница, размахивая клинками: «Ура! Сдавайся!». Пальба в воздух. На задних подводах ехало семь человек. Их охватила паника и один их них надел на штык винтовки белый платочек и дал знак, что они сдаются. Кольцо окружения сжалось плотней и когда достигло не более ста метров до обоза, армейцы подняли руки без оружия. Из толпы казаков на середину выехал отставной казачий офицер и подал команду: «Господа казаки, пленных не стрелять». Он развернул коня к пленным и подал им команду: «Пленные, 10 шагов вперед на срядину круга». Пленные вышли, сбились в кучу. Офицер скомандовал построиться в шеренгу по два. Подвочики тоже побросали вожжи и кнуты и повиновались офицеру — вышли в круг. Так обоз с оружием оказался в руках казаков. В толпе в тот момент бурлила страшная злость. Размахивали шашками наголо, слышались крики: «Порубать их, пострелять всех, как собак!», но офицер твердо влиял на казаков, хотя они и не были кадровыми.

- Мы не должны казачью честь марать об эту грязную красную погонь, потому что они сдались без боя. Казачьим уставом пленных, сдавшихся самостоятельно, стрелять запрещено и мы устава нарушать не будем! А вот раздеть их нужно. Потому, что они одеты в обмундирование наших союзников и воюют против них же. И, значит, не имеют права носить это обмундирование. Сейчас их раздеть добеля, а потом отправить под конвоем в штаб в Белу Калитву, - раздалась команда.
В толпе еще больше нарастала жажда крови этой горсточки красногвардейцев. Когда закончили разевать солдат, офицер скомандовал подводчиков пока не трогать. Они были в вольной одёже. Офицер обратился к пленным: «Командир отряда, 5 шагов вперед». Но никто не вышел. Прошла тяжелая минута. Офицер повторил команду и добавил, что гарантирует жизнь командиру отряда. Раздетые и разутые солдаты стояли молча, повесив головы. Толпа орала «Руби их! Что с ними нянькаться!» и постепенно переходила на другую сторону обоза, чтобы «и моя шабля отведала красной крови чумазой хохлявы». Так они называли мужиков и кольцо сжалось до 40 шагов. Самые ярые староверы, бороды которых свсали до пояса, с шашками наголо пробирались вперед и кричали «Рубить, рубить!». Это был настоящий страшный суд.
Офицер третий раз спросил, кто у пленных командир и пригрозил, что если не ответят, то будет казнить по очереди. В это время, с задней стороны обоза, между подводами на рыжем жеребце пробирался плечистый бородатый казак с шашкой наголо и подъехал вплотную. Из кучки краногвардейцев наконец вышел Лисников, прошагав пять шагов вперед. Толпа загудела сильнее и уже на той стороне, где стоял обоз не осталось никого. Когда Лисников вышел, в это мгновение казак-старовер из Нижнего Ерохина молнией на жеребце пересек круг и из-за спины офицера рубанул изо всей силы Лисникова по голове, разрубив его до пояса.

Труп повалился на землю. Офицер выхватил висевший на поясе наган и стал стрелять вверх, пытаясь остановить разъяревшую толпу. К нему подбежали вооруженные казаки и тоже стали стрелять в воздух, чтобы остановить самосуд. Толпа отхлынула от круга. Испуганные молодые красногвардейцы замерли на месте. Свирид Полуэктов стоял во второй шеренге по ходу обоза и пробравшись незаметно между подводами бросился наутек. За ним степановский молодой паренек. Когда они выскочили из обоза, их заметили и закричали: «Убегают!». Из толпы выскочил казак на коне с шашкой наголо и помчался в догонку. По этим зарослям в чистом поле не уйдешь. Беглецу, которого казак догнал первым, на скаку срубил голову. Свирид Полуэктов успел удалиться дальше, но и его настигла казачья шашка, изрубив в капусту. Так закончили свою жизнь три боевых красногвардейца с отряда Щаденко. Два шарпаевских и один с Ефремо-Степановки. Остальных пленных офицер и несколько казаков-фронтовиков защитили, не дали убить. Трупы зарубленных остались лежать в степи на съедение воронам. Никто их хоронить не стал.
Толпа начала утихать, отступила от обоза. Офицер дал указание конвоировать пленных в Белую Калитву, в штаб белоказаков. Некоторых подводчиков оставили при обозе. Остальных погнали строем босиком по степи под конвоем шести конных вооруженных казаков, через хутор Нижний Ерохин. Обоз стоял на месте, пока не скрылся из виду за бугром. Судьба его неизвестна. Свидетелей не было. Оружие шарпаяни не получили — оно досталось врагам революции. Кто в этом виновен? Наверное собственники лошадей, которые правили ими в обозе.
Пленных гнали в шеренге по 4 человека. Она растягивалась, ее подгоняли конвойные казаки плетями и прикладами винтовок. Когда спустились к Калитвенцу и погнали пленных по улице хутора Нижнего Ерохина, то местные смотрели на них с презрением, как на каких-то животных. Возле каждого двора был колодец с высоким деревянным журавлем, с прицепленной бадьей. Возле колодцев устанавливались долбленые из толстой вербы водопойные корыта. Каждый казак поил свой скот из своего колодца. С обоих сторон по фасаду куреня, кроме дощанных ворот стояли плетни из лозняка. Возле одного такого куреня стоял казак-старовер с большой холеной пушистой бородой. Он был похож на Ивана Грозного и со страшной ненавистью смотрел на пленных. У него в руках была деревянная чакушка, которой он починял плетень. В корыте рядом с куренем было налито больше половины воды. Три конвоира-казака ехали впереди колонны. Три — сзади. Колонна поравнялась с корытом. Несколько пленных, утомленные жаждой наклонились к корыту, чтобы утолить ее. В эту минуту, стоявший возле своего плетня казак, подскочил к пленным, пившим воду, и зверски ударил по голове крайнего из них деревянным набивачом, убив насмерть. Остальные успели отскочить. Конвойные казаки даже поприветствовали этого двуногого зверя и погнали пленных дальше на Белую Калитву в штаб генерала Краснова. А труп убитого остался лежать возле корыта. Пленные оглядывались назад, но их товарищ больше не поднялся. Это был доброволец, красногвардеец, уроженец слободы Шарпаевки, 32-х лет - Пантелей Иванович Молчанов — родной отец автора этой истории об отряде Щаденко. Закопан он был в яру, где казачки брали глину для обмазки своих куреней.
Пленных пригнали в Белую Калитву поздно вечером. Загнали в каменный сарай. На окнах стальные решетки и ставни, мощные двери с навесными замками, потолки дощатые. Поставили снаружи у входа часовых. Пленным не дали ни пищи, ни воды. О чем думали в эту тяжелую смертельную ночь молодые парни — никто не знает. На утро вся станица знала, что пригнали пленных.

Узнали об этом и Молчанов Кирило Александрович с Дубовским Фомой Григорьевичем. Кирило Александрович был уроженцем слободы Шарпаевки и работал в Белой Калитве заведующим почтой. Был чиновником. Жил там со своей семьей. Его жена Марфа Федоровна тоже из Шарпаевки, с богатого дома. Кирило Александрович доводился двоюродным братом Молчанову Пантелею, которого в Ерохине убил казак у колодца. А Марфа Федоровна — родная сестра Ковалева Ваняги, обозного подводчика.
Дубовской тоже был родом из Шарпаевки. Занимался торговлей. В слободе он имел свой дом под железной крышей, два промтоварных магазина. Купец жил с мужиками хорошо. Давал товары в кредит, помогал бедным, прощал долги. Его уважали. В Белой Калитве у него тоже было свое торговое заведение. Это был грузный мужчина, лет около 60-ти. Первая жена его рано померла. Детей не было. К нему присваталась молодая красивая женщина по имени Катя. Она и руководила всем предприятием. Сама она тоже была шарпаевская, из крестьян.
Марфа Федоровна и Катя имели авторитет среди жен штабников и это сыграли большую роль в вызволении пленных. Чиновник Кирило Александрович тайно работал на подпольную большевистскую организацию. Он склонил купца Дубовского на то, чтобы выступить с ходатайством перед казачьим штабом об освобождении пленных. Особую роль сыграла Марфа Федоровна. Она узнала, что ее родной брат Ваняга, племянник Кирило Пашко Жуков, сосед Афоня Ледкив и другие земляки здесь. Вместе с Катей Дубовской она обратилась к женам штабников, чтобы те повлияли на своих мужей и отпустили пленных. Целый день шли упорные переговоры о вызволении, и к вечеру арестованных взяли на поруки Кирило и Фома со своими женами. Отворились двери каземата и красногвардейцам сказали: «Вы свободны. Валяйте на все четыре стороны».

Вышли из сарая не люди, а мертвецы. Ноги в крови ободраны до костей. Бледные, голодные пошли вверх по Калитве к дому. Представьте, уважаемые читатели, кем были эти люди после пережитого ада. Что им пришлось пережить за эти сутки, когда они смотрели в упор смерти в глаза. Этот ужас невозможно описать. В ночи, раздетые добеля, босые шли они вверх вдоль реки домой. Время было весеннее, достаточно прохладное. Идти предстояло через казачьи хутора Свинарев, Николаев, Канкин. Там жили староверы, которые считали мужиков за свиней в мирное время. А в военное — за ярых врагов. Никогда б не дали кружки воды, чтоб напиться. Так что заходить во дворы казаков было опасно. Бывшие пленные, разбившись по группам, замотали ноги тряпками, оторвав рукава от своего нательного белья и пробирались осторожно от хутора к хутору. Скрытно и тихо. Хотя дорогу знали хорошо. В особенности те, кто были в обозе. За ночь они дошли до мужицкого хутора Демишова. Там было спокойно. Казаков в нем не было и он был нейтральным. По утру народ выгонял скот в стадо и встретил это зрелище — упавших с того света людей. К ним отнеслись сочувственно. Разобрали по дворам, нанесли еды. Местные жители натащили разных опорок, чтобы бывшие пленные могли прикрыть свои израненные ноги. Казачьи разъезды в Демишов не заглядывали и здесь шарпаята почувствовали себя в безопасности. В связи с большой усталостью они остались в хуторе на суточную дневку. На второй день, по утру страдальцы плена вышли в путь по направлению к дому и добрались до слободы к вечеру.
Так взвод Лисникова с большими трагическими потерями прибыл в Шарпаевку. Без оружия, оставив навсегда в Гусевских балках четырех молодых товарищей.
Погибшие добровольцы-красногвардейцы: взводный Лисников, армейцы Свирид Полуэктов и Пантелей Молчанов, неизвестный из Ефремово-Степановки. Вечная память о них будет жить в веках, в людях, которые живут и будут жить в свободном обществе, за что они отдали свои молодые жизни.

P.S. Прошу извинения за то, что плохо с ошибками написано. Но зато написана правда!

12/II/78 г. Молчанов Петр Пантелеевич.

Последний адрес проживания автора в тетради был указан такой: поселок Тарасовский, улица Набережная, №49.