Предыдущая публикация
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ
ПРОЛОГ
Представьте себе, что к вам зимним вечером приходит друг и предлагает идти ночью на рыбалку и раньше вы никогда ей не увлекались. У вас дома тепло и уютно, по телевизору идет хорошая передача, а на улице мороз хватает за уши и нос, дует холодный ветер. Лично у меня желание отсутствовало, хотя с детства увлекался рыбалкой, но только летней. Да и, понятно, летом тепло, зеленая природа глаз радует, а зимой – кругом все бело. Но эта рыбалка перевернула все мои доводы и взгляды на зимнюю рыбалку, что, в конечном счете, привела к написанию этого рассказа о Николае Ивановиче. Но об этом немного позже.
Часть 1.
Как-то задержался я на службе до позднего времени. На улице темнело, из окон кабинета была видна река Белая, на которой светились огоньки фонарей. Это рыбаки готовились к вечернему зимнему лову. Закончив свои дела, решил пройтись по свежему воздуху и дойти до рыбаков, благо до них расстояния не более километра, а, затем, идти домой. На реке находилось человек десять. Одни сверлили буром лунки, другие устанавливали палатки. Среди рыбаков увидел своего товарища, сидящего на рыбацком ящике. Около его лунки на льду лежало несколько штук пойманных ельцов. В двух лунках стояли удочки. Разговорились. И, вдруг, он обнаружил, что не взял прикормку для рыб. Попросил меня остаться около удочек, пока сбегает в гараж за прикормкой. И вот, я остался один с удочками. Кто не знает, как они выглядят – рассказываю; удочка имеет короткую рукоять, в которую вставлен наконечник из твердого материала, а так же на ней закреплена катушка для лески. На конце хлыстика прикреплен кивок, сделанный из щетины дикого кабана, через который пропущена леска. Сначала я никак не мог приспособиться к распознанию клева рыбы, и подсечь ее не получалось, обратился за консультацией к соседнему рыбаку, который мне популярно объяснил. Учеба пошла на пользу, удалось поймать нескольких рыбешек. Рыбалка с этих пор меня очень заинтересовала до такой степени, что захотелось самостоятельно заняться зимней ловлей. Отличие европейской зимней рыбалки в том, что елец у нас, начиная с середины февраля и до самого ледохода (конца апреля), клюет с наступлением темноты до полуночи, затем с четырех до восьми часов утра.
Зимние рыбаки – это одержимые страстью до фанатизма люди. Для рыбалки делают из фанеры или другого подсобного материала домики, ставят самодельные палатки. В домике зажигают керосиновые фонари и для тепла обогреватели типа «шмель». Знаю рыбака, который в своем «москвиче» вырезал в полу люк внутри салона для рыбалки. Сидят они над своими удочками, уставившись на кивки с надеждой не прозевать поклевки. Как только не ухищряется рыболов-любитель и дело не только в количестве пойманной рыбы, а в азарте лова. Несколько моих выходов на рыбалку “заразили” меня так, что я “заболел” ею всерьез и надолго.
Часть 2.
В одну из таких зимних рыбалок я с товарищем сидел в его деревянном домике. На подставке горел «шмель», было тепло и уютно. Клева, как назло, не было. Не принужденно вели разговоры на всякие темы, но в основном о рыбалке в прошлое время года; о том, как ловится хариус, ленок, щука. Мой товарищ рассказал о том, что верховье Белой есть деревня Лохова и живет в ней некий Николай Иванович, у которого можно остановиться на ночлег, удачно побегать летом с удочкой и попытаться поймать хариуса или ленка.
Прошла весна, незаметно подкралось и лето. В начале августа у меня выпало несколько дней свободного времени и очень удачного для рыбалки. Вспомнив зимний разговор о Лохова, решил съездить туда на пару дней. Наскоро собрался в дорогу. Обуздал своего “козлика”, т.е. мотоцикл «минск» и поехал. Езды до д. Лохова не более двадцати километров, но на всем пути встречаются поистине исторические места. В десяти километрах от нас, выше по реке, расположен поселок Мишелевка, а еще выше по реке – поселок Бельск. Он стоит на слиянии двух рукавов реки. Левый рукав образован рекой Большая Белая, а правый – Малая Белая. В Бельске через Малую Белую оборудован паром и, переехав на нем, через три километра попадешь в д. Лохова – конечная точка моей поездки. Вкратце остановлюсь на описании этих поселков.
ЧАСТЬ3.
Образовались эти поселки совсем не случайно и не вдруг. Ученые археологи нашли и находят в этих местах стоянки, предметы охоты и домашней утвари еще Первобытного Человека. Преобразование, развитие поселений, таких как Мишелевка и Бельск началось с конца 16 века и формировалось до начала 19 века. Население осваивало новые земли вдоль основных артерий дорог и рек по указам императора России.
Особенно быстрый рост городов и деревень начался со строительством железной дороги, который должен был соединить Дальний Восток с Россией. Постройка железной дороги имела не только военное, но и политическое значение в деле укрепления России не только в экономической, но и военной сфере.
Продажа Аляски царем Александом-2, был не жестом любви к Америке и не скудность его ума, а дипломатический ход примирения с Японией, претендовавшей на наши земли.
Шло время, а отношения с Японией не улучшались. Надо было как-то противостоять и оберегать свои восточные границы. Так началось строительство гигантской, по тем временам, железной дороги.
По Московскому тракту почти сотню лет гремели кандалами каторжане, тянулись обозы ссыльных. По пути их следования росли не только кресты на могилах, но и остроги, тюрьмы, пересылочные пункты и прочие селения из местного и беглого люда.
«Железка» продвигалась все ближе к востоку. Вместе с ней разрастался люд разный. Среди него были люди умные и толковые; купцы, предприниматели, старатели, ученые и пр….е.
Одним из таких купцов был Сыропятов. Толк, в своем деле знал, да и разные науки изучил. А купец, известное дело, с людом простым дело имеет, больше слушает, да на ус мотает. Местный народ, в основном, пушным промыслом занимается; все по лесам, да горам бегает, многое повидал, да цены тому не знал. Купцу до этого дела нет, ему одно - дешево купить, да выгодно продать.
ЧАСТЬ 4.
Так вот, этот купец Сыропятов узнал, что под Иркутском есть поселок Хайта. Места эти богаты какими-то особыми глинами, из которых по всей округе местные умельцы разную домашнюю утварь делают. Купца это место заинтересовало. Решил лично его посетить. Приехал. Место действительно чудное. Река богатая, лес кругом, пушной зверь водится. По обе стороны реки Белой маленькие речушки впадают, а глины здесь, на самом деле, не простые, не хуже заморских для гончарного дела годны.
Но он решил завести свое гончарное дело. Оформил необходимые бумаги и открыл фабрику по изготовлению керамических изделий. Многие влиятельные люди говорили ему, зачем тебе с этим диким людом дела иметь. А, люд этот хоть и с норовом, в ноги не кланяются, челом об пол перед барином не бьют, да и барства ни когда не ведали. Вот такой уж народ сибирский.
В 1866 году в пос. Хайта началось строительство фарфоровой фабрики, а в 1869 году была получена первая продукция и поступила в продажу в Иркутске. Сам купец жил в Иркутске, делами руководил не важно, за что и понес убытки.
Так или иначе, фабрика перешла во владение братьев Филиппа и Даниила Переваловых, занимавшихся в то время перевозкой сырья и готовой продукции. Они наладили свое начальное дело. Но продукцию надо было не только выпустить, но и сбыть. Дорога до Ирутска составляла верст сто, а железная дорога, которая еще строилась, проходила в десяти верстах от завода. Братья пишут прошение губернатору Иркутска, затем самому Императору, чтобы при строительстве «железки» она бы прошла рядом с их заводом. Долго ждали ответа. Но, то ли Император не захотел, или чиновники сами решили просьбу не рассматривать каких-то мелких предпринимателей, проект не был изменен. Так и остались они без «железки».
Шло время. Строительство железной дороги шло к концу, которое продолжалось семь лет. Строили в то время тачками да лопатами. Сколько каторжан полегло от голода и холода, да кто их считал. Приходят на память строки из поэмы Некрасова: «Прямо дороженька: насыпи узкие, столбики, рельсы, мосты. А по бокам-то все косточки русские….
… Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?»
ЧАСТЬ 5.
Железная дорога была построена, но избежать войны с Японией не удалось. Царь думал японцев шапками закидать, а в результате – поражение русского флота и волна революционного движения в России. Прошло время массовых забастовок и стачек, начался период репрессий и снова ссылки, и снова война, и снова кровь. Горе людское прокатилось по России, исходом первой мировой войны явился государственный переворот, вошедший в нашу историю как Великая Октябрьская социалистическая революция. Невольно напрашивается вопрос, почему она великая? Ответить однозначно сложно. Коренным образом изменилась форма собственности и управления государством, но новая власть не избежала гражданской войны. Снова по стране полилась людская кровь и слезы. И снова покатились аресты и ссылки в лагеря. Но вернемся к нашему заводу.
Волна революции дошла и до Хайтинского завода. Переваловы – младшие, видимо, очень любили свое дело и без всякого принуждения передали завод советской власти, и сами остались на нем работать.
Завод рос не только размерами, но и мастерами своего дела. Фарфоровые изделия приобретали изумительные формы и окраски. Конечно, они уступали китайским, а окраска – хохломской, но они имели свою неповторимую роспись.
В годы Великой Отечественной войны и после нее, время было очень трудное. Заводу спускали высокие нормы на выпуск ширпотребовской продукции для населения. И пошла она низкого качества и браком, безликая и бездушная. Остался на заводе один маленький художественный цех, где поистине изготовляли оригинальную и красивую мирового уровня, посуду. Но рядовой покупатель не видел ее на прилавках магазинов, все уходило элитным чинам и на экспорт. Увидеть различные столовые и чайные сервизы можно было только в заводском музее и то, допуск в него был по пропускам. Возьмешь блюдце или чашку, ударишь легонько палочкой – поют как камертон, каждая своим звуком.
Ушли из жизни Переваловы; не построили им ни памятников, ни бюстов, как и многим другим патриотам России. Не сохранились даже их могилки. Прикрепили на входе на завод только небольшую мраморную доску с указанием даты рождения завода. Если вам доведется покупать красивый сервиз, поглядите на донышко изделия; если на нем изображена эмблема соболя, значит, жив еще завод, и не перевелись классные мастера Хайтинского фарфорового завода.
ЧАСТЬ 6.
Из Мишелевки дорога идет вдоль полей в гору, а, затем, резко опускается вниз, к реке Белой, на которой виден длинной извилистой змеей в одну улицу, поселок Бельск. Как я ранее описал, он расположен на слиянии двух рукавов рек. В настоящее время на его базе создан совхоз.
Бельск был образован в середине 17 века как острог. Кроме каторжан его заселяли сосланными политическими и крестьянами, отпущенных после ссылки и каторги, на “вольное” поселение. Так с 1836 по 1850 годы здесь отбывал наказание декабрист П.Ф. Громницкий, где занимался живописью и рисованием. Он расписал местную церковь, писал по заказу иконы, чем, несомненно, внес свой вклад в изобразительное искусство местных мастеров резьбы по дереву и гончарной росписи.
Конец улицы упирается в крутой берег реки, на котором устроена паромная переправа, а на возвышении берега виднеется полуразрушенная башня острога и остатки фундамента церкви. В центре поселка возвышается новая деревянная церковь. Старых домов и построек осталось немного, современная улица выстроена новыми домами.
По реке много десятков лет сплавляли лес, т.к. была основным способом доставки леса для переработки древесины. Сплав осуществлялся до конца 1970 годов, что пагубно сказалось на флоре и фауне всего бассейна Белой и Ангары.
Многие заключенные острога за “прилежное” поведение получали разрешение жить вне острога до окончания своего срока заключения. Такое место было отведено в пяти километрах выше Бельска по Малой Белой, поселок получил название - Лохова. Раньше в поселок добирались на лодках, а в малую воду – вброд на лошадях. В наше время действует большой лодочный паром. На этом пароме переправился я вместе со своим мотоциклом на противоположный берег. Пути осталось немного.
ЧАСТЬ 7.
Думаю о том, как произойдет моя встреча с этим самым Николаем Ивановичем. В- первых, как меня информировали, он бывший зек, а во- вторых, мы не были знакомы. Познать человека можно лишь при личном общении, на что я и рассчитывал.
По пыльной проселочной дороге въезжаю в деревню, жилые дома которой расположены вдоль берега реки. Вначале деревни стоят деревянные коровники, в центре деревни – магазин сельпо, который можно узнать по вывеске на двери. Медпункта, школы, детсада я не увидел. (Как я узнал впоследствии, их и не было). На крыльце магазина стояли женщины. Обратившись к ним, я выяснил, где живет Николай Иванович и, что его в деревне называют просто - Иваныч.
Его дом, точнее два дома, стояли на отшибе от основного поселка на самом краю берега реки и их от поселка небольшой ручей с заболоченными берегами. Через него переброшен пешеходный мостик, сложенный из бревнышек. В сухую погоду через него можно было переехать на не большем автомобиле, но после дождей – пешком не пролезть по липкой глине. За хутором дороги нет. Начинается заболоченная местность; заросшие мхом и болотной травой старицы реки и дальше сплошной сосновый лес, с примесями берез, осины и лиственниц. Хозяин дома (Иваныч) встретил меня около своей калитки, видимо услышал звук мотоцикла. Представились друг другу. От своих, теперь общих знакомых, передал кроме приветов продукты, которые собрали сообща и кое-что из верхней одежды, чему он был несказанно рад.
По внешнему виду он выглядел лет на пятьдесят. Небольшого роста, худощавого телосложения, волосы редкие рыжеватые. Чисто выбритое лицо украшали пышные рыжие усы, глаза выражали расположение к общению.
Он любезно пригласил в дом. Убранства, как я и предполагал, почти не было. Брусчатые стены, когда-то крашеные серой краской, выглядели удручающе и страшно давили на психику. Площадь дома составляла около шестидесяти квадратов, но перегородок внутри не было, только большая печь разделяла его на две части. У окна, выходящее на улицу, стоял сколоченный из досок стол, не видевший чистоты уже долгое время. На нём находились; самодельная эл.плитка, большая сковорода, котелок армейского типа, изогнутые как пропеллер, ложки и вилки. У другого окна стояли двухстворчатый шкаф и железная кровать, набросанными на ней
какими-то тряпками вместо постели.
Солнце давно перевалило за полдень, пора было собираться на вечернюю рыбалку. Самое время походить по перекатам со спиннингом за ленком, а в заводях может стоять и щука. Николай Иванович, по случаю субботы готовил баню. (Готовить баню – значит, ее надо протопить, наносить воду в баки и помыть полок и полы). С рыбалки я возвратился в сумерках, лов хариуса был удачный. Баня к этому времени, была уже “готова” и париться в ней с березовым веником было в удовольствие. После бани за ужином завязался непринуждённый разговор. Говорил, в основном, Николай Иванович, я же был в роли слушателя. Речь его была литературно грамотной, не литературных выражений не употреблял, во всей речи чувствовалась уверенность и знание предмета обсуждения. О годах, проведённых в заключении, не упоминал, а я, чувствуя его нежелание говорить об этом, не допекал расспросами.
Попытаюсь, вкратце, воспроизвести его воспоминания. Жил он со своей семьёй в небольшом посёлке под Туруханском. Учился и окончил ветеринарное училище и остался работать в своём совхозе по специальности. Всё складывалось в его жизни хорошо. Женился, вскоре у них родился сын. Своё дело он знал хорошо, нареканий по работе не имел, сельчане его уважали. В КПСС вступил по убеждению. Но всё хорошее когда-нибудь кончается. Как в народе бытует пословица: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся», у него аналогично и произошло в жизни. И познал он эту пословицу в полном объеме. Пришло несчастье для семьи так. В один субботний рабочий день, пришёл он домой “навеселе”, угостили его соседи по своей доброте душевной, за лечение их животины. Жена устроила скандал. Слово за слово, ссора переросла в скандал. От греха подальше она убежала к своему брату, который жил рядом с их домом. В селе он занимал должность председателя сельсовета. Он только с баньки вышел не только с легким, но со спиртным паром, пришёл выяснять мои отношения с женой. « «Сижу я с ним за столом», говорит Николай Иванович, бутылку водки поставил. Выпили. Всё о жизни говорили, мирно и ладно всё шло и, что на него нашло, или я чего лишнего ляпнул, но ругань у нас началась. Сцепились мы не только языками, но и руками, а он бугай здоровый, свалил меня на пол вместе со столом и начал душить. Чувствую, что конец мне приходит, а здесь, как на грех, упавший со стола столовый нож под рукой оказался. Обезумев от злости, этим-то ножом и ударил я его несколько раз в грудь. Тело его обмякло. Вылез я из- под него еле живой, а как увидел кровь и бездыханное тело, сразу протрезвел. Убийца я! Убийца! Крутилась в голове только одна эта мысль. Побежал в контору, вызвал милицию. Был суд. Дали мне срок на всю катушку – двадцать пять лет, как за особое дерзкое убийство представителя власти. Вся жизнь пошла прахом. Ребенок малый при живом отце стал без него.
Вот такая печальная история произошла с моим новым знакомым. Пятнадцать лет провел он на зоне, попал под амнистию, но без права выезда из района поселения дер. Лохова на десять лет. Так и живет он здесь без паспорта и права выезда, перебиваясь частными заработками, леча домашних животных местного населения, а так же ловлей рыбы. Но, поразительно то, что находясь в этом статусе и таком образе своего сосуществовании, не потерял человеческий облик, жил надеждой и мечтой будущей своей жизни.
Несколько лет я один, а иногда с друзьями приезжали к Николаю Ивановичу, помогали, чем могли, да и ему приятно было общаться с нами. Как-то в одну из наших очередных поездок он сообщил, что подходит конец его страданиям, пришло время получать паспорт. В это важное и радостное событие мы решили преподнести ему сюрприз. Привезли с собой краску, известь, занавески, постельные принадлежности. Приехали рано утром и целый день трудились по наведению порядка в доме. Дом после косметического ремонта ожил, стал светлым и уютным, да и хозяин стал сразу моложе.
Николай Иванович наконец-то получил в ОВД долгожданный паспорт. Он написал об этом и испросил разрешения у своей, теперь уже бывшей жены приехать к ней, в свой поселок. Ответа не было от неё долго, а когда пришёл ответ, радости и утешения в нём было мало – одно разочарование. Жене не нужен, своих родственников не осталось, сына своего видел последний раз перед своим арестом, а из зоны писем не писал, чтобы не портить ему жизнь. Он теперь взрослый человек. Окончил летное военное училище - охраняет воздушные рубежи Дальнего Востока. «Кому нужен такой отец – убийца, не давший сыну ни воспитания, ни отцовского мужского начала», так рассуждал он.
ЭПИЛОГ
Обстоятельства сложились так, что мне не довелось почти год побывать у Николая Ивановича. Но вот, выпал случай встретиться с ним снова. Картина, которую я увидел, была удручающей. В самом облике Николая Ивановича сквозило отрешенность; волосы не стриженые, лицо не бритое, глаза усталые и пустые. Весь его разговор сводился к выпивке. В доме от прежнего уюта не осталось и следа. Всё, что можно было продать, было продано и пропито. Только крашеные стены напоминали о былом уюте. Надеждой и верой жил человек.
Дальше Лохова дороги нет. Дальше идёт лишь извилистая тропка, которая петляя между деревьев и кустарника, которая и повела Николая Ивановича туда, вглубь болота. В никуда.
Усолье-Сибирское. ЦДС. 1987г.
***
Следующая публикация
Нет комментариев