Вера Воробьева (Стекольщикова

Началось всё в среду. Я как раз в медпункте половики перетряхивала, пыль гоняла. Слышу - дверь скрипнула. Тяжело так, с натугой, будто кто плечом навалился. Оборачиваюсь - батюшки мои! Стоит Михаил. А надо вам сказать, Михаил у нас в Заречье мужик уважаемый, суровый. Руки у него золотые, но характер - как сучковатое полено: не подступишься. Бородища у него была окладистая, седая, как у Деда Мороза, всегда опилками пахла да табаком самосадным. А тут гляжу - и глазам не верю. Сбрил! Подчистую сбрил бороду-то! Стоит передо мной, щеки голые, бледные, с непривычки будто меньше стали, а на шее - порез от бритвы, пластырем заклеенный. И запах... Ох, милые мои, не опилками от него несет, а одеколоном «Шипр», да так густо, что у меня аж в носу защипало. - Михаил Игнатьич, - говорю, опуская половик, - ты ли это? Или брата младшего к нам прислал? А он мнется, шапку в руках теребит, глаза прячет. - Я это, Семёновна, я... Ты мне, это... дай чего-нибудь. От сердца. И от нервов. Я сразу профессиональ