Мать звала Лизку «Лизка, дрянь, иди сюда!», отец с пьяных глаз называл «уу, страшилище», бабка отцовская шипела: «женился на чучеле, а она еще эту страшилу родила, тьфу ты… пропасть…». Конечно, думала Лизка, глядя в зеркало: «рыжая, лицо все конопатое, зубы передние выпали. Ууу, страшилище!» - гудела она, показывая сама себе язык. Мать на кухне в баке белье помешивала палкой, отец храпел, а бабка ушла к соседке. Лизка выскочила во двор и огляделась. Убедившись, что ее никто не видит, она скользнула за дом. Там, за высоким деревянным забором был заброшенный яблоневый сад. Отодвинув только ей известную доску, девочка проскользнула в сад. Доска тихо вернулась на свое место, закрыв проход... Ли
Николай Цискаридзе: «Педагог предупреждала меня не верить ученикам – предадут!» В Большом театре Цискаридзе посчастливилось поработать с легендарной балериной Мариной Семеновой, которая впоследствии стала его наставником на несколько лет. Именитый педагог учила подопечного не только премудростям танцевального искусства, но и помогала набираться жизненного опыта.
"Сильный человек умеет вовремя остановиться "
Утро. Я забежала в супермаркет. Взяла минеральную воду и - к кассе. В очереди передо мной стоял мужчина лет тридцати пяти. Хорошо сложен, отлично одет, но вид у него был какой-то... разобранный, что-ли. Он заплатил за бутылку дорогого коньяка и вышел на улицу.
- Крутой бизнесмен, но разорился во время карантина, - сказала мне продавщица.
Я ничего не ответила. Утро. На своей волне.
- Честно! Обанкротился и теперь каждые вторник и пятницу приходит и покупает на оставшиеся деньги самый дорогой коньяк, - добавила продавщица.
Я вышла на улицу. Мужчина стоял недалеко от входа, поставив бутылку на скамейку.
- Дорогой, но некачественный, - ска
БЕЗРОДНЫЙ
Его нашли на крылечке, деревянные ступеньки которого были аккуратно выкрашены летом. А осенью рано утром завхоз тетя Шура увидела сверток.
- Мальчик, - шепотом сказала воспитатель Нина Борисовна, - кроха совсем еще… кто же тебя так…
- Ну что, звоню в дом малютки, - распорядилась директор, взглянув на малыша и вздохнув.
Не каждый день деток подбрасывают, а все равно, тяжко как-то на душе, привыкнуть невозможно.
- Хоть бы узнать, чей он, - смахнув слезу, сказала Нина Борисовна.
- Ага, размечталась, - усмехнулась завхоз тетя Шура, - ищи теперь ветра в поле, давно и след простыл…
- Ну, так можно поспрашивать, городок у нас небольшой…
- А может это и не наши вовсе, может заезжий кто, в
«Иду! Боже, а женщины-то, женщины! Ни одной старухи! Молодые, жаждущие! Без детей, с детьми, с внуками! Все молодые, идут быстро, обгоняя меня… Позади шепот: – Он! Он! Я узнала! – Да не-ет… – На спор! Он! Узнали. Узнали, черт бы их побрал! Ну да, я ведь вчера играл «Калифорнийскую сюиту»! А позавчера – «Копенгаген»! И ведь неплохо играл, черт возьми! А то, может быть, и по телевизору… Спину прямо держать! И – главное, главное – туман в глаза, внутреннюю углубленность, иллюстрирующую богатство души и – простоту, простоту – да, да, это тоже важно, несмотря ни на что, на популярность и уважение – я прост, прям, доступен… Молодой, румяный, черноглазый, улыбается, забегая вперед, встал передо м