ОЛЕГ АЛЕКСАНДРОВ

Моя работа — найти её первые, самые вкусные страницы. Приветствую всех, кто, как и я, слышит этот живой отклик земли и ценит его дары. Как говорится, не "заброшками" едиными жив человек. У меня, ну, помимо копа и краеведения, есть огород. И вот уже много лет я выращиваю те самые золотистые кабачки — они прям такие, знаете, тёмно-жёлтые, красивые, будто на солнце побывали. Это, по моему, самый неприхотливый и благодарный овощ. Но хранить их — целая наука. Прикиньте, сейчас конец ноября. Морозец уже щиплет, а у меня кабачки, которые я собрал ещё в августе, лежат как новенькие. Золотистые, твёрдые, идеальные для оладьев. В магазине такие не купишь. Спрашивают меня: как хранить кабачки так долго, до конца декабря, а то и до января? Вся фишка, короче, в коридоре и в газете. Я не использую никаких новомодных холодильников или подвалов, чтобы сохранить кабачки на зиму. У меня есть обычный, ещё советский, деревянный ящик из-под бутылок. Я его ставлю в самый прохладный угол коридора (там,

У каждой заброшенной усадьбы, у каждого леса и озера есть своя ненаписанная история. Моя работа — найти её первые страницы. Приветствую всех, кто, как и я, слышит этот живой отклик земли и ценит такие рассказы. Погода в нашем Выборгском районе сейчас, признаюсь, мерзкая. Снежок выпадет, через день растает, потом морозик стукнет под минус пять, и снова лужи. Но две недели назад, когда я выбрался к Лейтимо-ярви, было солнечно, и, что важно, я пошёл туда ровно в полдень. Взял с собой Джека и XP ORX. В термосе, который я закинул в рюкзак, был мой любимый чай из чаги — для согрева я добавил пару ломтиков лимона и размешал ложку мёда. Конечно, не забыл три бутерброда для себя и пару для Джека, он же со мной ходит не просто так, а как охранник, кабанов отпугивать. Я тогда ещё не знал, что эта вылазка подарит мне одну из самых странных находок за этот год. И, признаюсь, писать об этом сейчас, набирая текст пальцем через телефон (компьютер-то накрылся, как вы знаете!), — то ещё приключени

Красный Холм, 24 ноября 2025 А сегодня, 24 ноября, я возвращался с работы из Выборга и не узнавал пейзаж. Оттепель съела всё. Снег сошел, как вешняя вода, обнажив черную, напитанную влагой землю. В Metsä (лесу) стояла та особенная гулкая тишина, какая бывает только поздней осенью перед снегопадом. Под ногами не хрустело, а мягко пружинило. Земля, освободившаяся от снежного плена, была влажной, податливой. Идти без фонаря в такое время — особое удовольствие. Зрение обостряется. Ты начинаешь различать оттенки серого, бурого, черного. Минут десять я шел, вглядываясь в стволы берез, выискивая характерные наросты чаги. Джек шуршал где-то сбоку, иногда фыркая — видимо, раскопал мышиную нору. И вдруг взгляд зацепился за пятно. Знаете, есть такой эффект контраста. На общем фоне прелой листвы и темной земли глаз выхватывает что-то чужеродное, яркое. Желтое. Сначала подумал — старый лист осины. Но откуда ему взяться, когда все уже облетело месяц назад? Наклонился. Не может быть. Keltavahvero.

Когда мы думаем о настойках, воображение рисует яркие картины: рубиновая вишня, янтарная облепиха, иссиня-чёрная смородина. Мы ценим ягоду за её цвет, сладость, сок. Но в старинных рецептах северных народов, от Карелии до побережья Скандинавии, настоящим сокровищем часто считался не плод, а скромный, неприметный лист. В частности — вечнозелёный, кожистый лист брусники. Почему? Зачем добавлять в хороший спирт то, что не даёт ни цвета, ни сладости? Ответ на этот вопрос — ключ к пониманию целой культуры забытых элитных напитков, где ценилась не яркость, а глубина, не опьянение, а ясность. Это история о том, как лист брусники служил не украшением, а фундаментом для настоящих шедевров винокуренного искусства. Чтобы понять ценность брусничного листа в крепких напитках, нужно изменить оптику. Его добавляли не для того, «чтобы было вкуснее». Его роль была сродни роли хмеля в пиве или дубовой бочки в коньяке. Лист выполнял четыре фундаментальные задачи: В глухих лесах Карелии, где охотник м