Я сначала даже не поняла, что это человек.

Как будто кто-то бросил старое пальто на ступеньки. Потом увидела руку — тонкую, с прозрачной кожей и синей веной, и пакет, по которому расползалось мокрое пятно: молоко разлилось.
— Зинаида Петровна? — я поставила свои пакеты и присела, колени неприятно хрустнули.
Она была в сознании.
Глупая, неуместная мысль — у неё такие аккуратные седые волосы, как у куклы из моего детства, у которой я всё время пыталась заплести косу, а она не получалась.
— Ой, Анечка… — губы у неё дрожали. — Опять… Неловко вышло… Не обращай внимания.
На автомате из меня вылетело то, что, кажется, встроено в голову всем жильцам нашего дома:
— Это возраст, давление, бывает.
Я сама услышала, как противно это звучит, но было поздно.
Через десять минут в подъезде уже толпились наши:
Лариса с третьего, вечно в халате и с сигаретой, которую прячет за спину, когда выходит её внук.
Дядя Витя из первой, который «тридцать лет на заводе, я таких бабушек видел — гора, всё равно уже…».
Кирилл с пятого, молодой, в наушниках, телефон не выпуская, но всё снимает «на всякий».
Кто-то уже написал в наш домовой чат:
«Соседка с четвёртого упала. Вроде жива. Опять давление. Надо что-то решать с лестницей!!!»
Про лестницу мы говорим уже год. Про Зинаиду Петровну — никогда.
Я вызвала скорую, хотя Лариса шипела:
— Да подожди ты, щас отойдёт, сяду с ней… Опять тебе делать нечего.
Скорая приехала быстро, на удивление. Врачи поднялись, как будто знали дорогу: без вопросов, без суеты. Посмотрели давление, задали стандартные вопросы. Я заметила, как один из них переглянулся с другим, но промолчали. Только сказали:
— Ехать надо. Это не просто «давление». И не «бывает». Собирайтесь, Зинаида Петровна.
Она попыталась возразить, огляделась растерянно:
— Кот… У меня кот. Его… корм надо…
— Я схожу, — сказала я, не успев подумать. — Дайте ключ.
Лариса фыркнула, но промолчала. Дядя Витя отправился обратно к себе — «у меня суп», Кирилл уже писал что-то в чат, наверняка: «Скорую забрала, жесть, конечно».
В квартире у Зинаиды Петровны пахло лекарствами, валерьянкой и почему-то запёкшейся гречкой. Кот — полосатый, толстый — сидел на подоконнике и смотрел на меня с обидой, будто я опоздала.
Я нашла корм на кухне. Пока насыпала в миску, заметила на столе раскрытую тетрадку в клеточку. Очки лежали рядом, как будто она только что читала.
Я не хотела смотреть. Честно. Но глаза сами упали на первую строчку.
«1. Не падать на лестнице. 2. Не отвлекаться, когда иду. 3. Не брать тяжёлые пакеты. 4. Попросить кого-нибудь в доме помочь с продуктами (но не Ларису). 5. Записаться к врачу, пока не поздно».
Пункты были зачёркнуты и переписаны, какие-то — по три раза. Внизу — кривенько, по-детски:
«Не быть обузой».
К горлу подкатил ком. Я резко закрыла тетрадь, будто поймала себя на краже. Взяла кота, погладила по голове.
— Не быть обузой, — повторила шёпотом. — Вот вы себе придумали задачку, Зинаида Петровна…
Когда я вернулась домой, было уже темно. Муж сидел на кухне за ноутбуком, сын — в комнате, громко стрелял в кого-то в игре.
— Опять кто-то шумел в подъезде, — сказал муж, даже не отрываясь. — Что там было?
— Зинаида Петровна упала. Скорую забрали, — я поставила пакеты на стол, услышала, как внутри один из йогуртов жалобно хлюпнул.
— Возраст, давление, бывает, — автоматически отозвался он.
Я на секунду замерла. Словно весь наш подъезд говорил через него одним ртом.
— Не бывает, — неожиданно для себя ответила я. — Точнее, бывает, но это не объяснение. Это отмазка.
Муж поднял взгляд. Что-то хотел сказать, но пожал плечами и вернулся к таблицам. Ему некогда. Всегда некогда.
Я пошла в ванную, включила воду, но так и не стала умываться. Сидела на краю ванной, слушала, как шумит кран, и думала о тетрадке.
«Не быть обузой».
Моей маме шестьдесят восемь. Она живёт в другом городе. Звонит каждый день, но всегда начинает с одного и того же:
— Я тебя отвлекла?
Я её почти всегда в этот момент действительно отвлекает. Я в работе, в готовке, в мыслях. Я бегло отвечаю, что нет, конечно, а сама уже смотрю одним глазом в телефон, вторым — в кастрюлю.
— Ты бы к врачу сходила, — говорю я ей раз в месяц.
— Да что я, старая уже. Возраст. Давление. Бывает, — отвечает она.
И я киваю, хотя она не видит.
Сегодня в голове щёлкнуло: мы говорим одно и то же. На разных этажах, в разных городах, но всё одинаково: «бывает», «возраст», «не быть обузой».
Только вот падать будем мы.
Вечером в чате дома пошло обсуждение.
Кирилл скинул фото: только ноги Зинаиды Петровны и лужица молока. Я написала ему в личку: «Удалите, пожалуйста. Это не новостной портал, это наш дом». Он прочитал, но не ответил.
В чате кипело:
«Надо поручни ставить!»
«Я давно говорю про плитку — скользкая она!»
«УК опять экономит, сволочи!»
«А может, детей научить помогать старикам?» — это написала какая-то новая соседка со второго, я её почти не видела.
Я набрала и стёрла десяток сообщений. Хотелось написать: «А давайте разберёмся, почему человек в восемьдесят лет идёт один с тяжёлыми пакетами?» Хотелось добавить: «А мы вообще знаем, есть ли у неё дети?» и «кого она записала в тетрадке под пунктом “попросить кого-нибудь помочь”?»
...>>ОТКРЫТЬ ПОЛНОСТЬЮ