Юрию Визбору
Попса дробит шрапнелью наши души.
Её за это не привлечь к суду.
Часть поколения выросла на чуши...
И новое рождается в бреду.
«О, солнышко лесное» – чудо-песня.
Как мы в неволе пели, чудаки!
Пришла свобода, стали интересней
Писклявые уродцы-пошляки.
Слова – ничто! Есть вопли вырождения.
Тот знаменит, кто боле не здоров.
Кто выйдет петь без всякого стеснения,
Без совести, без страха, без штанов.
Где песня, чтобы спеть её хотелось?
Слова, чтобы вовеки не забыть?
Не чтоб горланить "про кусочек тела,
Который с кем-то хочет жить?".
С телеэкрана, как из ресторана ,
Для пущей важности, прибавив хрипотцы
Они пудами сыпят соль на раны.
Как на капусту или огурцы.
В халатике бесполая фигур
А потом я умер. Ночью. Тихо. Во сне. Рассказ Бориса Корчевникова.
Из детства я почти ничего не помнил. Только вот одно. Вечер, наверно, ночь. Я должен спать, а не сплю. Мы с мамой живем в однушке на метро Аэропорт. Моя часть комнаты – отгорожена стенкой – стенка из лакированного темно-коричневого шкафа. Когда его нижняя дверка чуть приоткрыта, то она отражает телевизор, который включен в маминой части комнаты. Мне смотреть телевизор нельзя, но чуть приоткрыв лакированную дверцу шкафа, я смотрю его отражение.
Ночь. Работает телевизор. У нас всегда работал телевизор. Я смотрю его отражение в чуть приоткрытой дверце. А мама не смотрит, она здесь, у меня в половинке, за секретером. Пишет. Ламп