Однажды он, не предавший себя и свою нэньку Украину, сказал после долгих раздумий: "Русофобия – это психическое расстройство, вызываемое лживой западной пропагандой".
На счету этого, может быть, и самого великого деятеля украинского театра - многим более полусотни театральных ролей и около ста тридцати ролей в кино. А профессиональных наград украинских и зарубежных у него так много, что даже перечислить их все не представляется возможным. Посмотрев на Московском кинофестивале фильм с участием Ступки «Белая птица с черной отметиной» гений современного кинематографа Акира Куросава заявил: «Фильм, где играет такой актер, не должен уехать без золота. Этот юноша сможет играть короля и шута. Роли будут сами находить его». Пророчество сбылось с лихвой. Уже немолодым артистом Ступка снялся у Кшиштофа Занусси и Ежи Гофмана. Но свои самые звёздные роли сыграл всё-таки у российских режиссёров. Генерал Серов в фильме «Водитель для Веры», Керенский в картине «Красные колокола», Брежнев в «Зайце над бездной», Трофим Лысенко в «Николае Вавилове», Владимир Семичастный в «Серые волки». Богдан Сильвестрович охотно шутил о том, что переиграл всех царей, вождей и генералов. Ему действительно удавались многослойные и чрезвычайно сложные образы. Одна из безусловных актерских вершин Ступки – роль Тараса Бульбы в одноименной картине Владимира Бортко. Сам режиссёр признавался: «Когда я начал снимать "Тараса Бульбу", вопрос, кто будет его играть, передо мной вообще не стоял. Я твёрдо знал: им должен был быть Богдан Ступка. Потому что Тарас Бульба – это и есть Богдан Ступка. А кто не верит, пусть посмотрит кино».
…Во время учёбы в Львовском высшем военно-политическом училище меня, как хорошо знавшего украинский язык, политуправление Прикарпатского военного округа направило проводить регулярную политинформацию в театре имени Марии Заньковецкой. Там я познакомился с молодыми на ту пору артистами Фёдором Стригуном, Виталием Розстальным, Владимиром Глухим, Ольгой Журавлёвой, Татьяной Литвиненко, Ларисой Кадыровой, Богданом Ступкой, режиссёром Сергеем Данченко и художником Мироном Киприяном. Так получилось, и за то я бесконечно благодарен щедрой Судьбе, что последние трое стали моими друзьями на всю последующую жизнь.
Всё своё свободное время я пропадал в театре. Едва ли не каждый вечер мы встречались в небольшой полуподвальной комнатушке, которую Мирон Киприян официально содержал на собственные средства в качестве своей рабочей мастерской. А по сути то была самопальная кафешка. Артисты и их гости приносили туда с собой пачки чая, банки редкого на ту пору растворимого кофе и… по чуть-чуть спиртного. Иной раз мы засиживались в том подвальчике до шестых петухов. Изредка нашу компанию посещали столичные гости. Отлично помню, как «до нас завитав» - нас посетил) Юрий Васильевич Яковлев. Он два или три вечера играл для львовской публики главную роль итальянца в спектакле А.Корнейчука «Память сердца». Дело в том, что этот же спектакль с его участием шёл и в театре имени Вахтангова. И происходил как бы обмен опытом между двумя дружественными театральными коллективами. Кстати, сам автор пьесы выдающийся советский драматург, Герой Соцтруда, лауреат 5 Государственных премий и большой друг художника Киприяна тоже однажды почтил нашу компанию своим вниманием. И даже выпил рюмку коньячку. Ещё очень частым нашим гостем был московский театральный критик Поюровский. Когда он умер, я откликнулся: «Хорошо знавал Бориса Михайловича. Кроме всего прочего, он ещё имел обширные познания в украинском театре. Где-то в начале 70-х театр имени Марии Заньковецкой поставил "Память сердца" Корнейчука. Поюровский, естественно, приезжал на премьеру. Тогда это было в порядке вещей. Сергей Данченко режиссёр, Богдан Ступка актёр и Мирон Киприян художник всячески обхаживали столичного гостя. Меня показывали ему как экзотическую зверюшку - не зверюшку, но что-то такое редкое: курсант, а стремится понимать театр. Много лет спустя я напомнил БМП о том, как мы познакомились. Он говорил: "Да, да, помню, как же!" А я видел и понимал: не помнит. Меня, уже капитана, не хочет расстраивать. Мы с ним во многих вечерах на подмостках ВТО выступали. Умница, интеллигент и мягкий, как плюшевый Мишка... Царствие ему небесное».
Почему я столь подробно останавливаюсь на своих юношеских театральные воспоминаниях? Да лишь потому, что всегда верховодил и тамадил в нашей компании, конечно же, Богдан (Бодюл или ласково - Бодя) Ступка. Он был врождённым заводилой и непревзойдённым собеседником. Вот каждый, кто его знавал даже накоротке, подтвердит: общаться с Бодей было одно удовольствие и сплошное наслаждение. И вроде бы ничем таким он не стремился никого удивлять, а людей к нему всё равно тянуло, словно магнитом. Опять же почему? Ответ мне ведом. Он лежит на поверхности. Ступка по природе своей, по рождению был умным, даже мудрым человеком. Могу поэтому на сто, на триста процентов уверенности утверждать, что Бодюл Сильвестрович никогда бы не стал поддерживать тех убогих и ублюдочных киевских хунтят, которые с кровью захватили власть на Украине. Кричать с трибуны или просто так где-нибудь произносить: «Слава Украине!» ему тоже не позволила бы врождённая шляхетность. Почему слава именно Украине, а не, скажем, древнейшим Китаю или Египту? Да, в конце концов, чем хуже Украины Гондурас? Тем более, что живут люди там гораздо благополучнее, чем в «нэзалэжной». Вообще, в мире есть лишь одно государство, спятившая часть жителей которого приказы из США гордо именуют собственной нэзалэжностью. Умницу Ступку, как и любого вменяемого человека, передёргивал бы и другой нелепый и сумасбродный лозунг: Украина – по над усэ? А уж кричалки, типа: «Кто не скачет, тот москаль», «Москаляку – на гиляку!», «Москалив – на ножи!», наверняка бы вызывали в нём приступы жуткого негодования. Поскольку сам он был в высшей степени благородным украинским патриотом. А такой человек никогда не унизит себя до того быдляческого и скотского состояния, в котором нынче пребывает великое множество моих земляков.
Кто-то из них меня, наверняка, упрекнёт: а откуда, мол, тебе, путинскому прихвостню, известно, как бы поступал Ступка, будь он сегодня жив. Возможно, он бы первым подался на майдан, как много других деятелей нашей культуры. А вот хренушки вам, отвечу я таким убогим. И знайте, дебильненькие, что деятелей культуры среди тех, кто поддерживает нынешних кровавых хунтят нет, как класса. Культура и то, чем занимаются славословящие убийство собственных граждан в так называемой АТО, ещё дальше друг от друга, нежели Земля и Юпитер. Это, во-первых. Во-вторых, для Богдана Сильвестровича братство двух культур, как и братство двух народов никогда не были и быть не могли разменной политической монетой. Он даже умозрительно никогда не сомневался в генетической родственности украинца и русского. А о том, что сейчас творится на его родине, давно ведь высказался: читайте эпиграф этих заметок.
Ступка был до самых кончиков своих волнистых волос убеждённым интернационалистом и ярым приверженцем традиционалистских начал в быту, в культуре, в обществе. Первым своим другом и советчиком Бодя полагал русского гениального актёра Михаила Ульянова, который, к слову, не единожды приглашал младшего собрата поработать в русском театре. И в одно время вопрос о переходе Ступки в театр имени Моссовета был уже практически решён, но почему он не случился, я не знаю. О великой множественности сыгранных артистом ролей в театре и кино уже говорено. Но куда как примечательно то, что никогда и нигде Богдан Сильвестрович не сыграл в спектакле декадентском, андеграундном. Как нет у актёра и фильмов с претензией на пресловутый «когнитивный диссонанс», другими словами на пустую заумь. В жёны он выбрал себе русскую девушку, родившуюся в Баку. (Сие обстоятельство ещё более сблизило меня с Бодей, поскольку и моя жена Татьяна - бакинка). Ступка до самой смерти не знал отбоя от женщин, но никогда не изменил своей Ларисе, прожив с ней без малого полвека.
…Лариса Корниенко окончила Бакинское хореографическое училище и по направлению поехала работать во Львовский театр оперы и балета. Проявляла недюжинные танцевальные способности. Её даже приглашали в Большой театр. Однако девушка предпочла семью и правильно сделала. Оглядываясь сейчас назад, я прекрасно вижу и понимаю, что в больших успехах Бодюла немалая доля усилий его маленькой Ларисы. Помню, как она приходила на наши львовские мужские посиделки и довольно властно забирала своего благоверного, а нас всех посылала в сторону не печатных выражений. Правда, что и он не сильно сопротивлялся. Парень очень рано постиг то, чего многие артисты так до конца дней своих и не понимают. «Что б ты знал, Мисю,- говорил мне Бодюл,- для нас, сценических работников, для людей, снимающихся в кино, самый главный их рабочий инструмент – собственное тело и всё то, что входит в понятие организма. Это режиссёр, писатель, учитель, вот ты - журналист или руководящий работник может прийти на службу с большого бодуна и с горем пополам эту службу править. А мне надо говорить и двигаться, двигаться и говорить. Да чтобы при этом меня люди понимали и принимали даже на последнем ряду театрального зала. Так что Лариса очень даже правильно делает, когда выдёргивает меня из нашей компании».
Когда они поженились, Ступке было 23 года, его нареченной – 22. Бодюл рассказывал, что свадьбу они сыграли довольно скромную. Знакомец Артюшенко предоставил собственную большую львовскую квартиру. Сам жених взял в кассе взаимопомощи 100 рублей – практически месячную зарплату и потом рассчитывался год. На свадьбе был весь театр имени М.Заньковецкой и ближайшие подруги Ларисы по оперному театру. Естественно, присутствовала родня из села Куликово, где Бодюл родился. Его отец, Сильвестр Степанович обладал хорошим голосом и пел в хоре Львовского оперного. Собственно, от бати сын впервые и услышал о том, что в театре объявилась «бакинская красавица».
…Окончив Львовское училище, я уехал служить в бакинскую окружную газету «На страже» и на долгие годы потерял из виду Бодюла Ступку. Меж тем он тоже ушёл из театра Заньковецкой, последовав за Серёжей Данченко, который возглавил Киевский театр имени Ивана Франко. Кстати, с режиссёром из той нашей львовской компании ушли лишь Ступка и Виталий Розстальный. Однажды франковцы приехали с творческим отчетом в столицу. К тому времени я уже трудился в газете «Красная звезда». И, естественно, отправился на самый первый гастрольный спектакль. После его окончания наведался за кулисы. Робко представился руководителю театра и артистам. И все трое меня с восторгом признали! Затем мы сидели в номере Бодюла Сильвестровича, пили водку, закусывая её хлебом с дешевой московской колбасой и вспоминали Львов, наши посиделки. И все были единодушны: это город - сказка. Потом я провожал франковцев на Киевский вокзал, и хмельной Ступка при виде каждого милиционера невообразимо натурально разыгрывал приставание к нему коллег-артисток. У самого вагона мы по-хохлацки обстоятельно пили: «на посошок», «на коня», «стременную» «забугорную», «прощальную». Бодя хмельно уверял, что теперь меня из виду точно не упустит. Думалось: треплется. Ан, нет. В следующий приезд театра в Москву звонит: «Ты нам с Серёжей срочно нужен. Приходи. Только обязательно в форме». Хватаю такси, приезжаю в украинское посольство. Данченко, Розстальный, Ступка и завлит театра, (запамятовал его фамилию) ждут меня на улице одетые. Все заговорщицки молчат. Мы спускаемся по тогда ещё улице Горького, заворачиваем на улицу Неждановой (ныне Броюсов переулок) и приходим в гости к… великому божественному тенору Козловскому! Вечером того же дня Иван Семёнович принёс в театр для своего любимца Ступки, который играл тогда главную роль в «Записках сумасшедшего» по Гоголю две бутылки вина «Кодряны». Мне досталось того вина самую малость, но всё равно на всю жизнь в памяти осталось…
А ещё вспоминаю чудные рассказы Бодюла. Естественно, в моём изложении они многое теряют. Но все же не могу отказать себе в удовольствии…
«В Куликове мне хорошо жилось. Зимой на валенок накручивал «лыжбу» - конёк один - и - на речку. На Рождество – непременно колядки. Летом в футбол до одури гоняли. Плавал не как Вайсмюллер, конечно, но тоже очень прилично. (Д.Вайсмюллер – выдающийся пловец, пятикратный олимпийский чемпион, сыгравший культовую роль Тарзана, от которого наше поколение было в восторге – М.З). А ещё ловил рыбу, грибы собирал. Мы жили с мамиными родителями. По маминой линии были у меня бабушка Пелагея и дед Григорий, который сделал себе заблаговременно гроб и поставил его на чердаке. Бывало, залезет в него, потому что вроде как бы чувствует смерть. Бабушка поднимается по лестнице: «Грыня, ты щэ нэ вмер? Тоди иды поснидай. Нэвжэ ж на голодный шлунок будэш помыраты?» Во Львове я пошёл в первый класс. Если приносил домой двойку, отец вешал на мою шею табличку с надписью: «Я Богдан – в квадрате туман». Туман значит очень глупый. В 37-й школе учительница Францишка Ивановна, представительница старой польской педагогики, ставила меня в угол на гречку. В том углу мне было интересно, потому что всех смешил. Вот когда Францишка линейкой била за непослушание или невыученный урок по ладоням – приятного мало испытывал. Впервые почувствовал желание стать артистом лет в 9-10 лет, когда я изображал Деда Мороза во Львовской средней школе №37. Но потом перехотел. Показалось, что врачом стать лучше. Наверное, поэтому в 1958 году я поступал на химический факультет Львовского политехнического института. Тогда помнится, Хрущев кинул клич: химия решает все. Мне не хватило баллов. Устроился в этот же институт учеником слесаря механических мастерских. Потом перешёл на более интеллигентную работу в астрономическую обсерваторию при Львовском университете. Исполнял обязанности лаборанта-вычислителя по переменным звездам! Во как! Ночью нужно было фотографировать звезды. И я молил Бога, чтоб он наслал на ночь тучи - хотелось гулять с девками. Звёздное небо поэтому никогда меня на поэтический лад не настраивает. Женился я весной 1967 года. Лариса не говорила по-украински. Когда у меня интересовались: как вы общаетесь, отвечал: «Как Тарапунька и Штепсель». В моей жене меня привлекла её особая сексуальность и человечность. Скажу тебе даже больше: Лариса - мой жизненный талисман. Я никогда не мог бы представить себе брак с другой женщиной! Это была бы катастрофа! Самый дорогой подарок от Ларисы – сын Остап и вся наша совместная жизнь. Первым моим критиком всегда была мама Мария. Как-то заехал к ней прямо со съёмочной площадки в сюртуке следователя. Она посмотрела на меня и сказала: «Опять плохую роль дали. Ты, сынок, играй только добрых людей». Ей хотелось, чтобы люди после моих фильмов и спектаклей становились лучше, добрее, честнее. Вот я всегда и старался выполнять ее наставления. А вот отец научил меня тому, что юмор помогает человеку стать более стойким и живучим в этой нелегкой жизни. Как и отец, спасибо ему, живу с юмором. Сын, как и я, вырос в театре. Его часто брала с собой Лариса на гастроли Львовского оперного театра, где он иногда даже выходил на сцену. После переезда в Киев, ещё школьником, он сам записался в драматическую студию. Только потом я узнал, что ей управлял Алексей Кужельный. Я не подталкивал Остапа к театральному институту, но и не запрещал, когда он выбрал отцовский путь.
Такой грязи, какую вылили на меня за 17 месяцев работы министром, я за всю жизнь не видел. И хорошо, что я перестал быть министром. Не моё это. Твоих собратьев я называю змеями (от украинского СМИ – ЗМИ). Потому что они поголовно не профессионалы. Практически никто не может проанализировать спектакль. Более того, почти никто не готовится к интервью. Помню, как-то ко мне пришла молодая журналистка. Будущий театровед, между прочим. Задаёт мне какие-то странные вопросы. Я вкрадчиво интересуюсь: а вы спектакль видели? Оказалось, нет! Мисю, ну про что тогда может идти речь? И таких - подавляющее большинство, к сожалению.
Веришь - нет, только я всегда мечтал петь. С того времени, как в 7 лет опера буквально потрясла меня, перевернула душу, пытался петь всеми голосами: сопрано, колоратура, баритон. Приходил домой после каждого спектакля и, во время пения разными голосами, разыгрывал какое-то сценическое действо. Но, наверное, у меня не всё хорошо со слухом. А без него петь нельзя. Но я по-иному спел свою песню. Надеюсь, что спел достойно…».
Боле чем достойно.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 13
Перед глазами встал Тарас Бульба, убивающий своего сына за предательство.
Вот бы так же встали на пути современных изменников Отцы и убили Своих, но, увы! сукиных сынов...
Мой низкий поклон вам, полковник.