Вера Полозкова

помолчи меня, полечи меня, поотмаливай.
пролей на меня прохладный свой взор эмалевый.
умой меня, замотай мне повязкой марлевой
дурную, неостывающую башку.

укрой меня, побаюкай, поуговаривай,
дай грога или какого другого варева;
потрогай; не кожа - пламя; у ока карего
смола закипает; все изнутри пожгу.

такая вступила осень под сердце точненько –
пьешь горькую, превращаешься в полуночника,
мешком оседаешь в угол, без позвоночника,
как будто не шел – волок себя на горбу.

да гложут любовь-волчица, тоска-захватчица –
стучит, кровоточит, снится; поманит – спрячется;
так муторно, что и хочется – а не плачется,
лишь брови ломает, скобкой кривит губу.

и кажется – все растеряно, все упущено.
все тычешься лбом в людей, чтобы так не плющило,
да толку: то отмороженная, то злющая,
шипящая, как разбуженная гюрза.

становишься громогласной и необузданной,
и мечешься так, что пот выступает бусиной
у кромки волос.
останься еще. побудь со мной.
и не отводи целительные глаза.

Ты ждёшь...

Алта Белая

            «Мягко вибрирует ветка –

              Птицы уже не видать…»

                              К. Ваншенкин



Ты ждёшь, томясь и изнывая,

свой день,

свой самый главный день,

а он взойдёт, неузнаваем,

и – растворится, словно тень,

как птицы крик,

пугливой, редкой,

привыкшей царствовать молчком…

а ты вибрируешь, как ветка,

осознавая вдруг – о ком

судачил ветер,

гукал филин,

настырной вербы пел сустав,

и ты тем звукам – равносилен

и странно родственен местам,

где на живца звезды, скользнувшей

по черепашьим спинам туч,

ты ловишь день, давно минувший,

как рыбу-счастье,

рыбу-ключ,

чтоб затворить свои колоды  

да и не ведать наперёд,

как над тобою вечность воды

неодолимые сомкнёт...

Ирина Валерина

Проснёшься: дождь, прилипший, как паук,

к углу окна, плетёт седые сети —

и утро снова валится из рук,

и холодно, и день идёт на ветер,

и вечер не приходит — сразу ночь

бросает чёрный плащ на сонный город,

и дождь, и дождь, и до-ш-ш-ш...

Смотри в окно

на тёмный мир. Дома стоят, как горы —

увесисто, угрюмо, на века.



Всё есть обман. Всё соткано из ночи,

тумана, страхов, нитей паука,

обрывков непрочтённых междустрочий

и прочего ничейного добра,

накопленного в буфере обмена.



Предсмертье года. Стылая пора —

и долгая, как гибель Карфагена.



...Такая ересь вяжется, хоть плачь!

А счастье держит в ласковых объятьях,

и юный снег летит на крыши дач,

и мышь шуршит в потёмках под кроватью,

и мы плывём на чудо-корабле

над небом, что вынашивает замять,

и время растворяется во мгле —          

там, где прошёл по зябнущей земле

ноябрь-фат с холодными глазами.

Кот Басё

Ну давай соберем этот год по кубикам – в пирамиду потребностей и потерь.
Понимаем, что счастье никто не купит, но все равно продолжаем его
хотеть. Прозреваем, утрачиваем иллюзии, постигаем истину день за днем.
Счастье очень опасное, я боюсь его. Если ты не о счастье, то я – о нем.
Нам бы стать другими – спокойней, проще ли, не горели б в памяти до сих
пор крепкий кофе, мороз, суета на площади, эскалатор, поезд, аэропорт.
Нам бы стать другими – каких невидимо, совпадать, не думать, чеканить
шаг. Но Господь снимает такое видео, что никто не хочет ему мешать.
Треугольник вписан в окружность намертво, золотое сечение – как печать.
Кто-то мудрый отчаянно спорит с нами, и  ты не знаешь, что ему отвечать.
Все стоит на крохотном основании – нулевой километр, земля, кружись.



Этот год меняет свое название, мы хотели про счастье, а он – про жизнь.