Евгений Орлов

В сознании каждого, кто хоть раз открывал школьный учебник истории, Куликовская битва — это нечто монументальное. Бескрайнее, как море, поле, над которым реют стяги, и сотни тысяч воинов, сошедшихся в яростной сече. Картина, достойная эпического полотна. Историки прошлого, начиная с Василия Татищева, не скупились на цифры, доводя число участников до 600 тысяч — масштаб, сопоставимый с битвами мировой войны. Кажется, что событие такого калибра, такой поворотной точки в истории, просто не могло быть иным. Оно обязано быть огромным, грандиозным событием, где решалась судьба земель. Однако когда археологи и историки приходят на это самое предполагаемое поле с приборами и картами, эпическая картина начинает рассыпаться. На протяжении десятилетий главный козырь скептиков, вплоть до авторов радикальных теорий вроде «новой хронологии», был прост и убийственен: где следы? Где массовые захоронения десятков тысяч павших, где горы оружия, сломанных копий, искореженных доспехов? Тишина земли на пре