"Еще очень подсмеивались мы над ним в том, что он не только был неразборчив в пище, но никогда не знал, что ел, телятину или свинину, дичь или барашка; мы говорили, что, пожалуй, он со временем, как Сатурн, будет глотать булыжник. Наши насмешки выводили его из терпения, он спорил с нами почти до слез, стараясь убедить нас в утонченности своего гастрономического вкуса; мы побились об заклад, что уличим его в противном на деле. И в тот же самый день после долгой прогулки верхом велели мы напечь к чаю булочек с опилками! И что же? Мы вернулись домой утомленные, разгоряченные, голодные, с жадностью принялись за чай, а наш-то гастроном Мишель, не поморщась, проглотил одну булочку, принялся за дру
Одни меня любили потому-то,
другие не любили отчего-то,
а ты меня любила просто так;
Из Лондона приедешь, на минуту
зайдешь, я рот открою, как дурак
и говорю, что ты похорошела;
объятья, поцелуи, суть да дело,
а, между тем, неделя пролетела.
Когда мы познакомились случайно,
я сразу понял, что не дура ты,
что есть в тебе какая-нибудь тайна,
и подарил цветы, цветы, цветы.
Не спрашивала, кто я и зачем
я, собственно, живу на белом свете,
убийца или честный христианин,
и даже- русский я или еврей?
Ничем не удивляясь ни на миг,
и если, скажем, среди стопок книг,
среди томов Вергилия и Канта
я б предложил тебе два варианта:
спортсмен- бегун и гений и поэт,-
ты долго колебалась бы, мой свет,
выпр