ДНЮ ПОГРАНИЧНИКА

ПОСВЯЩАЕТСЯ
Витя Пригарный
Витя пришел к нам на корабль, как и
все после Анапской учебки. Был он на корабле сигнальщиком.
Что такое –
сигнальщик? Его боевой пост – ходовой мостик. Он обязан вести круговое
визуальное наблюдение за окружающей обстановкой. Снег, дождь, мороз, шторма,
морось, туман – все это его. Иногда его подменяли артэлектрик или комендор.
Был Витя родом
из сибирских киржаков. Молчаливый, степенный, в себе уверенный.С
мостика практически не сходил. Вечно что-то подкрашивал, очищал шильдики,
натирал пастой «Гойя» медь, скреб
рыбины и вырезал из дерева какие-то игрушки. Какие, никто не знает. Потому, что
был он человеком очень суеверным. Как только кто-то заставал его на мостике за
резьбой по дереву, он тут же выбрасывал свое изделие за борт.
Ходил Витя зимой
и летом в одной одежде: валенки с галошами, шапка-ушанка и полушубок.
На построение в базе по подъему флага Витя не ходил, так как
поднимал флаг на корме, а построение было на баке.
На корабле его все уважали, но задушевной дружбы он ни с кем
не водил. Да и побаивались некоторые, потому как силищей он обладал
неимоверной.
Во время сдачи курсовой задачи К-1 «Несение пограничной
службы одиночным кораблем», выполнялось упражнение АС-1, расстрел плавающей
мины из артустановки АК-230, стрелять надо было не с помощью МР-104, а с визуальной колонки («ВК» в корабельном
обиходе). Доверялось это не комендору, а Вите.
Вытянет он свою ручищу, прищурится, сориентируется, а потом
бабахнет и бочка, выполняющая роль мины, тонет.
Но был Витя еще и членом осмотровой группы.
Обстановка на Курилах была в то время сложной. По две с
половиной тысяч нарушений японскими судами нашей государственной границы в
месяц. И нарушения эти надо было предотвращать.
Участок кораблю
под охрану был назначен в Кунаширском поливе. От м. Палтусов до пролива Екатерины – это больше
100 миль. Чтобы пройти его полным ходам, надо несколько часов.
«Братья» наши узкоглазые этим пользовались.
Пока по наведению погранзастав на северо-восток доберешься, они уйти успевают.
Зато в это время, когда корабль за ними гоняется, они на юго-западе свои ловушки или сети ставят. Враги
корче.
Если память не
изменяет, то на М. Ивановский стояла 10-я ПЗ, 114 ПО. На ту погранзаставу пришел наш пограничный
транспорт для выгрузки продуктов питания, угля и всего прочего для
жизнедеятельности заставы. Командир с
командиром договорились, чтобы транспорт нас
лагом к себе пришвартовал, тогда на локации оба корабля как одна цель читалась.
Транспорта японские браконьеры не боялись. Не мог он за
ними гоняться. Поэтому нагло шли к о. Кунашир между мысами Ивановский и
Палтусов. К берегу подходили метров на 500, выставляли ловушки на
креветку, притапливали буйки
и уходили, чтобы через сутки прийти, поднять на борт
улов и быстро уйти в свой рыбачий поселок Раусу, находящийся на о. Хоккайдо со
стороны Кунаширского пролива.
Собрал командир
корабля офицеров и мичманов в кают-компании на совещание. Выслушал всех и
принял решение: пусть японцы зайдут в наши воды, выставят ловушки креветочные,
а мы в это время выскочим из-за транспорта и к ним. Механик должен обеспечить
быстрый набор оборотов, а потом при спуске катера на воду, быстрый их сброс.
Боцману приказал катер приспустить до двух метров от уровня воды и при быстром
сбросе оборотов сбросить его на воду. Мне ( в то время я уже был замполитом и
командиром осмотровой группы) с осмотровой группой спрыгнуть в катер и мчаться
к ближайшей японской шхуне и задержать ее.
Ждем ночи. Это
самое время для воров и браконьеров. Часа в четыре радиометрист докладывает:
вижу цели, движутся в сторону нашей границы, пеленг…, дистанция… и т.д.
Вахтенный офицер доложил командиру ( Федосееву Виталию
Васильевичу) об обстановке. Тот поднялся на мостик. За ним прибыл штурман
(Норкин Сергей Васильевич).
Так, Сергей
Васильевич, обращаясь к штурману , говорит командир. Кто идет, и куда они идут,
мы знаем. Рассчитай время их прибытия.
Через два часа
доложил, Норкин.
Что же, ответил
командир, подождем.
Через два часа по
кораблю раздался длинный сигнал корабельного колокола, а затем команда: «Боевая тревога, корабль к задержанию,
осмотровой группе получить оружие и приготовиться к высадке. Команде на катер.
Катер к спуску приготовить».
Ну «мех» давай,
обратился командир корабля к командиру боевой
части 5 (Старший лейтенант Володя Делединский, мой хороший товарищ). Все
от тебя зависит
Построил я
осмотровую группу по борту под катером , начал инструктировать.
Юра Передельский
первым стоял ( старший корабельный электрик). Знаю, что он в
ботинках на босую ногу. Примета у него такая была, что если он без носков на
шхуну высаживается, то мы ее обязательно задерживаем. Делаю вид, что не
замечаю.
Вторым стоял Витя
Пригарный, в полушубке, перепоясанным портупеей, с пистолетом,
в шапке и валенках с галошами. Под мышкой спасательный жилет. Тебя
могила и та не исправит, сказал
я.
«Угу», ответил Витя. Остальные, как положено
были в установленной форме одежды. Первым говорю,
на шхуну высаживается Юра Передельский. Его задача: добежать до рубки,
отстранить капитана от управления, застопорить ход, затем высаживается
вся осмотровая группа, отделяет капитана
от членов команды и держит их под прицелом. Я вместе с Пригарным беседую с капитаном в
рубке и заставляю
его подписать документы о
нарушении Государственной границы. Все поняли. «Да» дружно ответили моряки. Витя как обычно угукнул.
Мчимся мы к японским шхунам,
катер приспустили, готовимся.
Примчались в
самую гущу японских шхун, механик
быстро снизил обороты, боцман
моментально сбросил катер на воду. Минута и вся осмотровая группа уже в
катере и
он дал ход.
Юра Передельский на нос катера
вышел, за утку держится, готовится на полном ходу на шхуну высадиться.
А
японцы в это время в нас железками разными бросают, обрывки сетей за
борт сбрасывают, чтобы катер их на винт намотал.
Подошли вплотную к шхуне. Прыгнул Юра, за планширь
ухватился и только на борт шхуны начал взбираться, а тут два японца выбегают и
ногами бьют ему по рукам. Юра в воду падает, подбираем его. Он пальцы окровавленные облизывает,
больно ему, но он не стонет, только злость в глазах.
Давай, говорю Вите Пригарному,
твоя очередь. Сам из ракетницы стреляю, не даю японцам из-за рубки высунуться.
Стрелять из пистолета можно, но потом замучаешься отчеты за каждый патрон
писать. А ракеты списывались по обычной ведомости.
Снял с себя Витя полушубок, валенки, шапку, рабочую форму
одежды. Все по хозяйски уложил. Остался в одних трусах и тельняшке.
Встали мы на бурун от винта
шхуны, подошли вплотную, секунда и Витя
как кошка, как тигр уже на борту шхуны. Навстречу ему два японца выбегают.
Схватил он их за шиворот и лбами друг о друга ударил и бросил их обмякшие тела.
Сердце екнуло. Думаю, убил их
нахрен
Витя в рубку
помчался.
И вдруг вылетает спиной от туду вместе с выломанной дверью. Встряхнулся и
вновь в рубку рванул. Шхуна застопорила ход и легла в дрейф.
Вся осмотровая
группа с катера перепрыгнула на шхуну, я побежал в рубку, а остальные моряки на
корме собрали членов экипажа японца.
Прибегаю в рубку
и вижу, что Витя у штурвала, а капитан лежит.
Ты, что его убил,
спрашиваю Витю. Нет, говорит, я его легонько. Представляете товарищ командир,
докладывает дальше Пригарный. Захожу я
значит в рубку честь по чести,
побеседую думаю за что они моего друга Юру по рукам ногами били. А он на меня
как прыгнет, и в грудь ногами так
ударил, что я из рубки и вылетел. Каратист видимо оказался. Захожу, честь по
чести второй раз, хотя отношения любви я к нему уже не испытывал. А он на меня
опять как козел с криками «Ийя» опять прыгнул. Ну, поймал я его на излете и
тихонько так по башке стукнул. Хотя и каратист, но хлипким оказался, вон
валяется.
Подошел я к
капитану, по желтым щекам похлопал, смотрю ,они розоветь начали. Вакоримасе
рашен, спрашиваю его. Да отвечает он мне по русски, и показывая на Витю и говорит: это, что русский медведь?
Нет, говорю я. Это русский матрос. Тогда, говорит, я все подпишу, только пусть
он меня больше не бьет, особенно по голове.
Шхуну мы
задержали. Капитана осудили на четыре года, и он поехал под Хабаровск лес
валить. Там для таких как он
специальная тюрьма была. Генералы в Москве ордена и медали получили за задержанную нами нарушителя, МИД
японцам ноту протеста на основании наших документов написал. Ну а мы на
сей раз без взысканий обошлись. Мы ведь РОДИНЕ служили.
Уходил Витя с борта не как все. Приказ о демобилизации принял
степенно, без эмоций. Родине служил как
мог, от трудностей не отказывался, перед
начальством не либезил, товарищей
не предавал.
Моряки всегда к
дембелю готовились заранее. Подгоняли парадную форму одежды, покупали себе чемоданчики, делали альбомы. А Витя ничего
этого не делал. При увольнении каждый член экипажа имеет право взять с собой кружку, ложку и тарелку.
Никто не брал. А Витя взял.
Построение на
баке, слова командира, марш «Прощание славянки», сход с борта, последний раз
отдание чести морскому пограничному флагу и к катеру. На рейде ждал теплоход.
Пошел моряков провожать я. Со всеми простился, а Витя обнял меня своими
лапищами и сказал: «Писать не буду, звонить не буду, поздравлять не буду, но
помнить буду всегда. Прощай комиссар». И пошел. В хромовых ботинках, которые он
надел впервые за службу и которые ему совсем не шли. Одежда парадная, вся
топорщится, вещмешок за плечами. Весь такой
родной и близкий.
Теперь Витя
тебе около 60 лет. Где ты мой боевой
друг и надежный товарищ. Как сложилась твоя судьба.