С большою черною лупою, с „зенитом” на боку, он мазал черной сажею бутылку на снегу. Вдали собаки лаяли, в канаве труп лежал. И участковый с опером давно уж убежал. А он, бедняга, маялся, окурки собирал, в конверты упаковывал и тяжело вздыхал. Так час прошел, потом второй, объекты высились горой: бутылки, банки и окурки, бумажки, от сосисок шкурки... Эксперт пыхтел, эксперт старался, он все следы найти пытался. А рядом следователь ждал, над протоколом он страдал. Замерзли руки и чернила, от холода лицо сводило... И три сугроба встретили рассвет - труп, следователь и эксперт.
С большою черною лупою, с „зенитом” на боку, он мазал черной сажею бутылку на снегу. Вдали собаки лаяли, в канаве труп лежал. И участковый с опером давно уж убежал. А он, бедняга, маялся, окурки собирал, в конверты упаковывал и тяжело вздыхал. Так час прошел, потом второй, объекты высились горой: бутылки, банки и окурки, бумажки, от сосисок шкурки... Эксперт пыхтел, эксперт старался, он все следы найти пытался. А рядом следователь ждал, над протоколом он страдал. Замерзли руки и чернила, от холода лицо сводило... И три сугроба встретили рассвет - труп, следователь и эксперт.