Моего отца звали Яков Николаевич Баранов.

Его собственный отец, мой дед Николай Архипович, был казак, из белогвардейцев. Служил в Семеновском полку. Один из немногих, кто не ушел в Харбин. Он приложил свою руку к моему воспитанию…
У отца с матерью семейная жизнь не сложилась, слишком разные характеры. У него мягкий, у нее жесткий. Она так и воспитывала меня довольно жестко, и в то же время я всегда ощущал ее любовь и тепло. Папа работал педагогом в школе ФЗО (фабрично-заводское обучение), он воспитывал ребят, обучал ремеслу. Отец был очень щедрый, добрый, и вот придут, бывало, человек пятнадцать этих фэзэошников к нам домой — вшивые, грязные, — а отец говорит: «Степанида, давай чего-нибудь на стол». Но ведь и так ничего нет! Но он последний кусок отдает им. Или пойдет кому-то помогать: рубит дрова, печку кладет, а для дома ничего не делает. Ну то есть он что-то делал, но в последнюю очередь. Мама рассказывала: «Я с животом, беременная, а он на сцене в самодеятельном театре ФЗО играет какого-то генерала или с реквизитом «вошкается». Просто папа был мечтателем. Я в него…
Родители разошлись, когда мне было четыре года. У отца был брат, дядя Саша. Они, кстати, друг с другом не разговаривали до последних дней. Когда-то их было трое братьев: Архип, Александр и Яков, мой отец, самый младший. Все богатыри как на подбор, а дядя Архип самый мощный — под два метра. Как-то он перегонял по степи лошадей, и на них напала стая волков. У дяди Архипа ничего с собой не было, кроме капкана. Он одному волку пасть разорвал, второму капканом по ушам вдарил, а третий ему в шею вцепился… В нашем селе услышали крики и батогами отбили дядю Архипа. Отвезли его в сельскую больницу, спасли. Дядя Саша перелез через забор больницы с бутылкой самогона, чтобы выпить на радостях с выжившим братом. Выпили, и тут же у Архипа пена изо рта, он мгновенно скончался. Просто ему кололи уколы от бешенства, а при этом совершенно нельзя пить. И вот два брата, дядя Саша и мой отец, на всю жизнь стали врагами. После того как родители расстались, мы приезжали не к папе, а к дяде Саше. У него рос сын Колька, чуть младше меня, мы с ним уходили в тайгу с ружьями…
С отцом я совершенно не общался лет пятнадцать. Потом собрался ехать на родину и признался маме: «Я хочу видеть отца». Она ответила: «Ладно, поезжай». Отец жил в селе Бургень, был пасечником. Любил природу очень. Его новая жена сильно переживала, когда явился я, ревновала… Помню, как мы сидели с отцом на крыльце, разговаривали. Я говорю: «Бать, ну скажи, что произошло у вас с мамой?» А он только заплакал и тихо сказал: «Не надо тебе знать, сынок». И я так и не знаю, в чем причина их расставания. Мы с отцом потом все время переписывались. Он и на фильмы мои ходил, приезжал в Читу в кинотеатр. Его пускали бесплатно, по пять-шесть сеансов подряд. Когда первые фильмы смотрел, все удивлялся, как так случилось, что я стал киноактером. Приговаривал: «Ой, сынок… Ой, Шурка!» И плакал, плакал…. Отец был уважаемый и известный в области человек. Рукодельник, плотник, печник. Печки, которые он ставил, до сих пор в хорошем состоянии. Как и мебель, которую он делал. Мне часто говорят: «Вот Яков Николаевич нам комод сделал. Смотри какой, произведение искусства!» Он чувствовал дерево, камень. Очень талантливый человек.
Александр Михайлов