Год спустя его настиг бумеранг
Виктор возвращался на дачу с дальнего озера. Август, вечер такой тягучий, как мёд. Рядом сын семенит — Артём, семнадцать лет, длинный, как жердь. Говорят о рыбалке, о том, что клёв не удался.
И тут из кустов выползает, нет, не выползает — выходит кот. Обычный такой, серый, худой до неприличия. Морда избитая, ухо рваное. Бродяга, одним словом.
— Пап, смотри какой! — Артём уже тянется к коту. — Покормим его?
Виктор морщится. Ненавидит он эту сентиментальность. Жизнь — штука жёсткая, а сын всё в облаках витает.
— Покормим, — передразнивает он. — Разведешь тут приют!
Кот подходит ближе. Мурлычет негромко, трётся о ноги Артёма. Парень уже достаёт из рюкзака недоеденный бутерброд.
— Не надо его кормить, — говорит Виктор резко. — Привыкнет, потом не отвяжешься.
— Да ладно, пап. Посмотри, какой худой.
И вот тут что-то в Викторе щёлкает. Может, усталость накопившаяся. Может, раздражение на сына, на его мягкотелость. А может, просто захотелось показать — кто тут главный.
Он наклоняется. Хватает кота за загривок.
— Пап, что ты, — начинает Артём.
Но Виктор уже замахивается. И швыряет кота в озеро.
Тишина такая, что уши закладывает.
Кот барахтается в воде. Лапки мелькают отчаянно, голова едва над поверхностью. Мяукает жалобно, захлёбывается.
— Папа! — кричит Артём. — Что ты наделал?!
Виктор стоит и смотрит. В животе что-то холодное шевелится. Но отступать поздно.
— Пусть поплавает, — бросает он. — Научится не шляться где попало.
Артём бежит к берегу, но кот уже уходит под воду. Исчезает. Только круги расходятся по тёмной поверхности.
— Он утонул, — шепчет сын. — Ты его убил.
Артем сквозь слезы уже не видел, что голова кота снова показывается над водой и медленно направляется к другому берегу.
Виктор поворачивается и идёт к дому. Но в спину чувствует взгляд сына. Тяжёлый такой. Осуждающий.
А дома Наталья сразу всё понимает по лицу Артёма.
— Что случилось? — спрашивает она.
И когда сын рассказывает, Виктор видит, как жена смотрит на него. Как будто впервые видит. И не узнаёт.
— Как ты мог? — говорит она тихо. — На глазах у ребёнка.
Виктор пожимает плечами. Наливает себе водки. Но руки дрожат, и он злится на это.
— Подумаешь, — бросает он. — Кот.
Только ночью, лёжа в постели, он думает об этом всплеске. О том, как кот барахтался. О взгляде сына.
И не может понять — зачем он это сделал.
Год пролетел, нет, не пролетел — прополз. Медленно, мучительно, как раненый зверь.
В доме поселилась тишина. Такая, от которой хочется включить телевизор погромче или хлопнуть дверью. Что-нибудь, лишь бы не слышать этой давящей немоты.
Артём изменился. Раньше болтал без умолку — о школе, друзьях, планах на будущее. Теперь молчал. Приходил домой, кивал родителям и запирался в комнате. За ужином ковырял вилкой в тарелке, отвечал односложно.
— Как дела в школе? — спрашивала Наталья.
— Нормально.
— С друзьями общаешься?
— Иногда.
И всё. Больше ничего.
Виктор пытался говорить с ним. Несколько раз. Заходил в комнату, садился на край кровати.
— Слушай, сын.
Артём поднимал глаза. И в них было что-то... не злость. Скорее разочарование. Такое глубокое, что Виктор терялся.
— Что, пап?
— Ну, как дела вообще?
— Сказал же — нормально.
И снова опускал взгляд в книгу. Или в телефон. Куда угодно, только не на отца.
Виктор уходил из комнаты побеждённым. И злился. На сына, на себя, на весь мир. Подумаешь, кот какой-то! Ну бросил и бросил. Мало ли что в жизни происходит? Нельзя же из-за каждой мелочи драму устраивать!
Но почему-то в глубине души он знал — это не мелочь. Совсем не мелочь.
Наталья тоже изменилась. Стала отстранённой что ли. Говорила с мужем только о необходимом. О работе, о быте, о счетах. А раньше они могли часами сидеть на кухне, обсуждая всё на свете.
— Наташ, — говорил он иногда. — Ну хватит уже. Сколько можно?
— Хватит чего? — спрашивала она спокойно.
— Ну, этого. Молчания. Как будто я убийца какой-то.
Наталья поднимала на него глаза. И молчала. Долго-долго. А потом говорила:
— А разве нет?
И уходила. Оставляя его одного с этим вопросом.
Ночами Виктору снились сны. Странные, тревожные. Вода. Чёрная, холодная вода. И в ней что-то барахтается. Он пытается разглядеть — что именно, но не может. То ли кот, то ли что-то другое.
Иногда во сне он слышал мяуканье. Жалобное, протяжное. Просящее. И просыпался в холодном поту, с колотящимся сердцем.
— Что с тобой? — спрашивала Наталья.
— Ничего. Приснилось что-то.
Она не настаивала. Раньше настаивала бы. Раньше трясла бы его, требовала рассказать. Теперь просто отворачивалась к стене.
Виктор начал пить. Не запойно — он был не из таких. Но по вечерам обязательно. Рюмка-другая водки. Для успокоения нервов. Да.
Работать стало тяжело. Раздражался по пустякам, огрызался на коллег. Начальник несколько раз делал замечания.
— Виктор Сергеевич, что с вами? Вы как на иголках.
— Да всё нормально. Устал просто.
Но нормально не было ничего. Совсем ничего.
А потом наступило лето.
Артём собрался с друзьями на речку. Обычное дело — парни часто там зависали. Купались, жарили шашлыки, играли в волейбол.
— Не поздно вернусь, — сказал он, собирая рюкзак.
— Смотри осторожнее, — буркнул Виктор, не отрываясь от телевизора.
Наталья проводила сына до двери. Поцеловала в щёку.
— Береги себя, солнышко.
— Мам, ну что ты как маленького, — смутился Артём. Но улыбнулся. Впервые за долгое время.
Это был их последний разговор.
Вечером друзья вернулись без него. Растерянные, испуганные.
— Мы не знаем, что случилось, — лепетал Димка, лучший друг Артёма. — Он же хорошо плавал! Мы отвлеклись на минуту. Когда оглянулись — его не было.
Поиски длились два дня. Водолазы, спасательная служба, добровольцы. Виктор не отходил от берега. Стоял и смотрел на воду. На ту самую чёрную воду из своих снов.
Нет, — думал он. — Не может быть. Это просто совпадение.
Но в глубине души знал — никакое это не совпадение.
Артёма нашли на третий день. Недалеко от того места, где год назад все случилось.
Виктор упал на колени прямо у воды. И закричал. Так, как не кричал никогда в жизни. Из самой глубины души. Из самого нутра.
А в голове билась одна мысль:
Бумеранг. Чёртов бумеранг вернулся.
Похороны прошли как в тумане. Люди, цветы, речи. Виктор ничего не помнил. Стоял у гроба и смотрел на лицо сына. Спокойное такое, будто спит. Только губы чуть синеватые.
Он же хорошо плавал, — билось в голове.
Наталья рядом качалась, как тростинка на ветру. Держалась за руку сестры и молчала. Даже не плакала. Слёзы кончились ещё вчера.
А потом все разошлись. Остались только они двое. И тишина. Такая, что уши закладывает.
— Это из-за меня, — сказал Виктор.
Наталья подняла глаза. Красные, опухшие.
— Что?
— Сын. Это из-за меня. Из-за того кота.
Она долго смотрела на него. Изучала, как экспонат в музее.
— Ты думаешь, есть связь? — спросила тихо.
— Не думаю. Знаю.
И тут Наталья заплакала. Не рыдала — плакала тихо, беззвучно. Слёзы просто текли по щекам.
— Я тоже знаю, — прошептала. — С того дня чувствовала.
Виктор хотел обнять её. Но руки не поднимались. Будто чужие стали.
В ту ночь он не спал. Сидел на кухне, пил водку и смотрел в окно. На дачу, на озеро. На то проклятое место.
Надо было извиниться, — думал он. Тогда, год назад. Надо было сказать сыну: "Прости, я дурак. Не знаю, что на меня нашло".
Но не сказал. Гордость проклятая не дала.
А теперь поздно. Навсегда поздно.
Утром Виктор встал рано. Голова трещала, но он пересилил себя. Умылся, оделся, вышел во двор подышать.
И замер.
У калитки сидел кот.
Тот самый.
Серый, худой, с рваным ухом. Только мокрый. Весь мокрый, будто только из воды вылез. Капли стекали с шерсти на землю.
Виктор потёр глаза. Мне кажется, — подумал. Галлюцинации от горя.
Но кот не исчезал. Сидел и смотрел. Жёлтыми глазами. Спокойно так смотрел.
— Ты, — начал Виктор и осёкся.
Что сказать коту? «Извини, что бросил тебя в озеро»? Смешно. Коты не понимают человеческих извинений.
Но кот понимал. Виктор видел это в его глазах. Понимал всё.
И ждал.
Чего? — подумал Виктор лихорадочно. Чего он ждёт?
Виктор сделал шаг вперёд. Кот не шевельнулся.
Ещё шаг.
И вдруг рухнул на колени. Прямо в грязь, в лужу. Не чувствуя, как промокают брюки.
— Прости, — сказал он хриплым голосом. — Прости меня, пожалуйста.
Кот молчал.
— Я не хотел. Ну да, хотел. Хотел показать силу. Хотел, чтобы сын меня уважал. А получилось, получилось, что убил его. Своими руками убил.
Слёзы. Первые за много лет. Мужики не плачут, говорил себе всю жизнь. А теперь плакал. Навзрыд, как ребёнок.
— Верни его, — всхлипывал он. — Верни сына. Забери меня вместо него. Я же виноват, не он!
Кот встал. Подошёл ближе. Сел рядом с коленопреклонённым мужчиной.
— Виктор, что с тобой?
Голос Натальи. Она стояла на крыльце в халате. Смотрела на мужа, сидящего в грязи рядом с котом.
— Я, — Виктор попытался встать, но ноги не держали. — Он вернулся. Тот кот. Вернулся.
Наталья подошла. Посмотрела на животное. Кот поднял на неё жёлтые глаза.
Наталья присела рядом с мужем. Протянула руку коту. Тот понюхал, потом потёрся мордой о её пальцы.
— Что теперь? — спросил Виктор.
— Не знаю, — ответила жена. — Не знаю.
А кот встал и пошёл к калитке. Оглянулся на них.
— Стой! — крикнул Виктор. — Не уходи!
Но кот уже исчезал за углом. Растворялся в утреннем тумане, словно и не было его вовсе.
Виктор бросился следом. Но за углом никого не было. Только пустая улица и редкие капли дождя.
— Куда он? — задыхаясь, спросил он жену.
— Ушёл, — сказала Наталья просто. — Сделал то, зачем пришёл.
— А зачем он приходил?
Наталья посмотрела на мужа. Долго, изучающе.
— Чтобы ты наконец заплакал, — сказала она. — Чтобы попросил прощения. Хотя бы у кота.
И они стояли во дворе под моросящим дождём. Обнявшись впервые за год. И плакали. Оба.
Виктор ушёл из дома через неделю.
Не сбежал — именно ушёл. Честно. Собрал вещи, поговорил с Натальей.
— Мне нужно пожить одному, — начал он и замолчал.
— Что? — спросила она.
— Не могу оставаться дома.
Наталья кивнула. Понимала без объяснений.
Первый месяц жил где попало. Снимал углы, ночевал на вокзалах. Работал грузчиком, дворником. Любую работу хватал — лишь бы руки были заняты.
А потом увидел объявление. «Требуются волонтёры в приют для животных».
И пошёл.
Алла Петровна, заведующая приютом, смотрела на него с подозрением.
— Хорошо. Попробуем.
Работа оказалась тяжёлой. Убирать клетки, кормить, лечить раненых. Многие животные попадали сюда искалеченными. Выброшенными. Преданными.
Постепенно Виктор втянулся. Научился распознавать характеры животных, понимать их нужды. Даже самые дикие начинали ему доверять.
— У вас талант, — говорила Алла Петровна. — Они чувствуют, что вы их понимаете.
А потом привезли котёнка. Серого, худенького. С рваным ухом. Совсем маленького — недель пять от роду.
Виктор взял его на руки. И замер.
Глаза. Те самые глаза. Жёлтые, мудрые. Слишком мудрые для котёнка.
— Откуда он? — спросил у Аллы Петровны.
— Нашли у дороги. Одного. Мать, видимо, бросила.
Или не бросила. Может, просто передала эстафету.
Виктор прижал котёнка к груди. Тот мяукнул тихонько и уткнулся мордочкой в ладонь.
Впервые долгое время Виктор улыбнулся.
А вечером позвонил Наталье.
— Я готов вернуться, — сказал он. — Но не один - с котенком.
—Жду вас обоих, — засмеялась Наталья.
Дом встретил их тишиной. В комнате Артёма ничего не изменилось. Только на подоконнике стояли цветы.
Котёнок обошёл комнату, обнюхал углы. Потом запрыгнул на кровать и свернулся клубочком на подушке. Как будто всегда тут жил.
И Виктор с Натальей сидели на кровати сына, гладили серенького котёнка и молчали.
Котофеня(с)
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев