Вспоминается еврейский анекдот хрущёвских времён, в котором дедушка Давид Моисеевич беседует с малолетним внуком Аркашей, который во дворе получил первые уроки межнациональных отношений:

— Есть евреи — торговые работники, сапожники, переплётчики, зубные техники, агенты Госстраха. Это — простые евреи.
Есть евреи — врачи, адвокаты, ювелиры, учителя, инженеры. Это — умные евреи.
А есть — Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, Михаил Ботвинник, Самуил Маршак, Лев Ландау, диктор Юрий Левитан. Это — гордость русского народа.
К этой третьей категории, наряду с академиками Зельдовичем, Харитоном, Канторовичем и множеством других выдающихся советских евреев, безусловно следует отнести конструкторов Александра Эммануиловича Нудельмана и Якова Григорьевича Таубина. Первый — продолжатель, второй — мученик. Оба — творцы оружия, которое должно было защитить страну, но в итоге один из них стал жертвой той самой системы, которую вооружал. История жизни Якова Таубина — это трагическая хроника таланта, столкнувшегося с догматизмом и жестокостью эпохи. Выходец из бедной еврейской семьи, он прошёл путь от рабочего подростка до новатора, чья идея автоматического гранатомёта опередила своё время. Его техническое воображение, воплощённое в ОКБ-16, дало миру первый пехотный автоматический гранатомёт. Яков Таубин был не был просто талантливым инженером — он был визионером. Его разработки, от авиационных пушек до противотанковых систем были технологическом прорывом. Однако в условиях сталинской системы даже гениальность не гарантировала защиты. Его расстрел в октябре 1941 года — не просто трагедия отдельного человека, но символ того, как тоталитарное, антисемитское государство, одержимое контролем, способно пожирать своих граждан. Реабилитация в 1955 году — запоздалая попытка восстановить справедливость, но она не вернёт ни человека, ни те идеи, которые могли бы изменить ход истории.