Горланова Ольга Петровна - мой учитель немецкого

Ко дню учителя

На одном из вечеров встречи выпускников школы № 72, проходивших в новом кирпичном здании, мы в очередной раз вспоминали родную для моих однокашников нашу старую, одноэтажную школу, которая размещалась в нескольких бывших деревянных бараках-общежитиях Лесоперевалочного комбината: тесные классные комнаты, печное отопление, «удобства во дворе» ... Я тогда подбодрил своих сверстников русской поговоркой «Не красна изба углами, а красна пирогами», имея ввиду , что среди бывших учеников той школы есть люди, заметные на городском и областном административном уровне, руководители крупных предприятий, признанные специалисты в своей области деятельности и просто люди, заслуженно уважаемые окружающими.
Но чтобы «пироги украсили избу», их должен кто-то мастерски испечь. В данном случае это – преподаватели, мастера своего дела такие, какой была наш учитель немецкого языка Горланова Ольга Петровна.
Восстановим события, так или иначе связанные с ней. Если описание будет в нюансах отличаться от того, что Вы вспомните, не обессудьте: «В действительности всё не так, как на самом деле». Это давно подметил поляк Станислав Ежи Лец.
Итак ...

Я - ваш учитель немецкого языка

Первого сентября 1958 года мы, свежеиспеченные пятиклассники, ожидали начала первого урока в новом для нас помещении и с новым учителем. Девчонки шептались, пацаны гудели: немецкий язык будем изучать, как «фрицы».
После звонка в класс вошла женщина средних лет с журналом в руках. Мы угомонились, сели за парты: учитель пришел.
«Stehen sie auf» («Штээн зи ауф»), - сказала учительница, остановившись у стола. Сидим молчим, притихли.
Она опять свое: «Штээн зи ауф». И, видя наше непонимание, ладонями рук показывает движение вверх, повторяя: »Ауф! Ауф!» Мол, вверх-вверх!
Дошло до нас – встать надо. Поднялись вразнобой, стоим.
«Setzen sie sich» («Зетцен зи зих»), - говорит учительница и ладонями машет вниз. Тут уж мы сразу сообразили – садимся.
Повторив эту муштру, она продолжила уже по-русски: «Я – Горланова Ольга Петровна, ваш преподаватель немецкого языка. Когда учитель входит в класс, вы должны поприветствовать его, стоя около парт. Садиться на место можно после разрешения».
Так начинался наш длинный – шесть лет! - школьный путь изучения немецкого языка.

Ольга Петровна учила так

Как пишут специалисты, в 1950-х годах «перед обучением иностранному языку ставилась <...> цель - научить читать и понимать <...> литературу на изучаемом языке, а в области устной речи решалась лишь скромная задача заложить ее основы» .
Но это – не про Ольгу Петровну.
Конечно, мы читали немецкие тексты и переводили их на русский. Делали, так называемый, устный обратный перевод: с иностранного языка на родной.
Но была и практика прямого письменного перевода. Причем в режиме, как бы сейчас сказали, online: «здесь и сейчас», т.е. у доски.
Ольга Петровна на уроке делила классную доску мелом пополам, справа писала 3-4 предложения по-русски и вызывала к доске «счастливчика». Он должен был сделать перевод и записать ответ в незанятой левой половине доски.
Это было, пожалуй, одно из самых неприятных занятий (заданий): работать в режиме реального времени перед всем классом. Шептать-подсказывать «страдальцу» было бесполезно.

Развитие устной речи

Урок [любого] иностранного языка начинался тогда общением преподавателя с дежурным. В ходе небольшой беседы в два-три вопроса преподаватель узнавал, кто отсутствует и ... начинал основную часть урока.
У Ольги Петровны это было так и не так одновременно. Заняв место за классным столом, она тоже вопрошала: «Wer ist heute Ordner?» Мол, кто сегодня дежурный. Кстати, в настоящее время переводчики из интернета толкуют слово «Ordner», как распорядитель и даже, как скоросшиватель. А тогда в нем слышалось что-то от классического немецкого Ordnung: порядок.
В ответ поднимаются двое из-за очередной «дежурной» парты и докладывают: «Wir sind heute Ordner», дескать, это – мы дежурные. У нас дежурили партами.
А дальше следовало классическое из уст Ольги Петровны: «Wer fehlt heute?» (Кто сегодня отсутствует?)
Один из дежурных отвечает, что «Heute sind alle da», мол, сегодня все здесь, или называет фамилии отсутствующих.
Получив ответы на свои вопросы, Ольга Петровна дает старт собственному разговору дежурных: «Weiter sprechen sie selbst» (Дальше разговаривайте сами).
И следует небольшая словесная «дуэль».
На начальных этапах этой практики (7-ой, 8-ой классы) вопросы были самыми простыми: как тебя зовут, что это за предмет и т.п. Построить диалог было не сложно, поскольку разговоры у всех дежурных были практически одинаковыми, да и сам вопрос уже содержал половину ответа. Например, вопрос по карандашу.
Первый спрашивает, держа в руках карандаш: «Was ist das?» (Что это?). И получает не мудреный ответ: «Das ist ein Bleistift» (Это - карандаш).
Со временем дежурные в таком общении «поднялись» до рассуждений о погоде, друзьях и т.п.
Важна была практика как для речевого аппарата, так и для сознания: я могу говорить по-немецки.
Обязанности дежурных не ограничивались только диалогом. После их беседы, Ольга Петровна, случалось, побуждала их к «физическим» действиям. Заметив, что тряпка для стирания валяется на полу, а не лежит аккуратно сложенная на специальной полочке внизу доски, напоминала дежурным об их обязанностях: «Wo ist die Lappe?» (Где тряпка?). Дежурный, тоже увидев непорядок, поднимал тряпку и клал ее на место. А то заставляла стереть с доски остатки прошлого урока или «художества» перемены: «Machen die Tafel sauber» (Очистите доску).
После такой «дежурной увертюры», она произносила что-то типа «Nun jetzt ...» (А теперь ...), и начиналась основная часть.
И так из урока в урок.

Сама Ольга Петровна по-немецки говорила на занятиях много и охотно

Что ни предложение, все на немецком норовила. А, увидев в наших глазах безнадежность, повторяла тоже самое по-русски. Волей – неволей со временем начали что-то понимать, потом ещё ...
В речи ее встречались отдельные слова и целые выражения явно не из школьной программы. Например, пословица «Morgen, Morgen, nur nich Heute. Sagen alle faulen Leute». Это означает – «Завтра, завтра, не сегодня. Так лентяи говорят».
Был у нее, из этой же области, необычный термин FaulPelz: сложное слово, с двумя корнями (Faul – ленивый и Pelz – мех, шкура). Строго это сочетание должно переводиться как «ленивая шкура», а в обиходе означает - «ленивец», «лентяй». Но, с учетом общего содержания предложения, а так же интонации говорящего, оно могла быть аналогом нашего «лодырь царя небесного». Ольга Петровна охотно – и не без оснований! – применяла этот термин по отношению к нам: мы часто давали повод.

Генрих Гейне около русской печки

В школьной программе было стихотворение «Лореляй» («Lorelei») немецкого классика Генриха Гейне (Heinrich Heine). Мы это произведение и рассказывали наизусть, и читали в очередь по куплетам, и что-то в нем разбирали. Но изначально Ольга Петровна прочитала его нам сама. Подозреваю, что в других классах это поручили бы сделать какой-нибудь «пятерышнице», а Ольга Петровна — сама. Было это так.
Комнаты в нашей школе отапливались печами: каждому классу полагалась собственная [печь], обшитая листовым металлом, окрашенным в черный цвет. Три стены такой печки располагались в классной комнате, а четвертая, вместе с топочной дверкой, - в коридоре.
Ученики во время урока получали тепло от печки, скажем так, на расстоянии. А преподаватель мог подойти к ней и даже, когда печь поостынет, прислониться к теплому металлу.
Ольга Петровна любила печку. Накинув на плечи широкий красный шарф (к слову, невидаль у нас в то время), она останавливалась около этого источника тепла и вела с нами нередко живую беседу, что называется, «за жизнь»,но строгие разговоры – от стола.
На одном из уроков, стоя около этой самой теплой печки, Ольга Петровна читала нам «Lorelei»:
« Ich weiß nicht, was soll es bedeuten,
Daß ich so traurig bin;
Ein Mährchen aus alten Zeiten,
Das kommt mir nicht aus dem Sinn
........ ».
Старая немецкая сказка о юной красавице, которая распевала песни чарующей силы, сидя на вершине скалы на берегу Рейна. Заслышав ее пение, проплывающие в лодках путники уже не обращали внимание на окружающие их судно грозные рифы. Они были охвачены диким желанием («Ergreift es mit wildem Weh») найти источник чудесной песни и вглядывались в вышину, забыв об опасностях. А в результате (Александр Блок):
«Пловец и лодочка, знаю,
Погибнут среди зыбей;
И всякий так погибает
От песен Лорелей».
Современные рекомендации учителю немецкого языка по работе над этим произведением такие: ученики сначала слушают аудиозапись, затем один из них читает перевод; учитель – в стороне. Потом слушатели под его руководством начинают, как студенты-медики в «анатомке», препарировать стихотворение: существительные, прилагательные, глагольные формы ... А Ольга Петровна душевно читала сама и оригинал, и перевод.
Как-то раз с Нэлей Скалябиной, тоже ученицей Ольги Петровны, мы «на паях» пытались воспроизвести это стихотворение. Помнится, получилось, но с большими огрехами: через много лет после школы да еще в застолье. А занятие это тогда понравилось обоим.

Солнечный круг, небо вокруг

Было дело, пели песни на немецком языке .
В частности, на уроке разучивали популярную тогда песню «Пусть всегда будет солнце» (Immer scheine die Sonne) композитора Аркадия Островского на слова Льва Ошанина.
Русский припев «Пусть всегда будет солнце ..» по-немецки помнится до сей поры:
«Immer scheine die Sonne,
Immer leuchte der Himmel,
Immer lebe die Mutter,
Immer lebe auch ich!»
А сейчас, вместо близкого нам тогдашнего «Immer lebe die Mutter», Яндекс выдает «Immer lebe die Mutti».
С этой замечательной песней связана история нашего, старшеклассников 72-й школы, визита в школу № 70, в так называемую французскую школу, что около ДК «Металлист». Было это, по-моему, теплой весной 1964 года. Содержание той встречи в памяти не осталось. Возвращаясь из гостей домой, мы по дороге горланили с моим другом Володей Пономаревым из 10-го «А» припев на двух языках: я пел по-немецки, он – на английском.
Английский вариант запомнилось, на слух, так:
«Мей зе о эйс би саншен
Мей зе о эйс би блу скай,
Мей зе о эйс би мами,
Мей зе о эйс би ми»
Эта песня тогда была очень популярная! Учитываю французскую ориентацию хозяев,она могла звучать в тот вечер на четырех языках: русский, английский, немецкий и французский. А припев по дороге мы пели, находясь еще под впечатление от громкой встречи.

Мечтательный подмастерье-мельник

Пели мы в классе и замечательную немецкую песню «Das Wandern ist des Müllers lust» (Странствия – желание мельника). Откровенно говоря, пела Ольга Петровна, а мы подтягивали: кто хотел, в меру знания языка.
Песня эта считается одной из самых известных немецкоязычных народных песен . На самом деле у нее есть авторы: музыка Франца Шуберта, слова Вильгельма Мюллера. К слову, у нашей замечательной народной песни «Коробейники» (Ой, полна, полна коробушка) тоже есть автор. Текст ее принадлежит перу Н.А. Некрасова.
Фабула этой песни такая. Постоянно занятый работой мельничный подмастерье видит, что все вокруг движется: вода в ручье не останавливается ни днем, ни ночью; мельничное колесо и жернова тоже не стоят на месте. А ему от мельницы и отойти нельзя. Он просит, чтобы хозяин отпустил его с миром постранствовать («Laßt mich in Frieden weiterziehn»).
Судя по интернет-поисковикам, в школьной программе эта песня практически не используется.
Есть у нее и русский перевод: под названием «В путь» она входит в вокальный цикл «Прекрасная мельничиха». Этот академический цикл, включая песню «В путь», в начале 1960-х годов, после окончания консерватории, исполнял Эдуард Хиль.
Характерно, что и мы пели ее в это время: 9-й - 10-й класс, 1963-64гг. Полагаю, Ольга Петровна знала, конечно, и до Хиля такую очень популярную у немцев песню. Хиль, видно, надоумил ее, втиснуть немецкую народную песню в школьные занятия сверх программы. Конечно, мы не пели ее постоянно. Ольга Петровна познакомила нас с ней.
Сейчас эта песня чаще всего звучит в детском исполнении, хотя есть и замечательные эстрадные варианты.

Японский монорельс

Ольга Петровна была настойчива в передаче нам своих знаний и изобретательна в методических приемах.
Вспоминается случай с японской железной дорогой, точнее говоря с фрагментом немецкого текста о ней.
В порядке подготовки к выпускному экзамену – да и к послешкольной жизни - она читала нам разные тексты, которые мы на слух должны были переводить. Она – предложение, а мы – как его поняли.
В данном случае текст был о железнодорожном поезде в каком-то японском городе.
Читает [реконструировано мною по тогдашнему смыслу. - ЮШ]: «Der Zug war auf einer Einschienenbahn».
Мы уже штудировали к экзаменам топик (тему) «На вокзале», поэтому знали, что «Der Zug» это – поезд, а «Schienenbahn» – железнодорожный путь, рельсы,»war(en)» - ехать . Общий смысл понятен: поезд ехал по рельсам. Так воспринимается это предложение на слух. Так и доложил кто-то Ольге Петровне: «Поезд едет по рельсам».
Но ей подай детали: «Was bedeutet «einer Einschienenbahn», – вопрошает она. Мол, что значит именно этот самый «einer Einschienenbahn»? Как поняли?
А что такое «einer Einschienenbahn» в голове никак не укладывалось: тут слышится подряд два раза «Ein», а в немецком языке этот неопределенный артикль «Ein» ставится только один раз перед существительным.
В классе – мертвая тишина: такое, да еще на слух.
А она нагнетает [цитата – слово в слово! - из памяти. - ЮШ] : «Nun! Wer ist am klügsten»? Ну, кто самый умный?
Молчим, нет таких.
Терпение у Ольги Петровны заканчивается: «Запомните. Einschienenbahn это – монорельс. Поезд шел по одной рельсе», – говорит она с сожалением от того, что где-то нас не доучила.
Вот это да! Один рельс! Уточню: за окном - 1964 г.
А Ольга Петровна тем временем продолжает [цитата из памяти. - ЮШ] : «Sie sind FaulPelze. Вы не хотите думать». Нашими словами - «Вы – бездельники». Но звучит это мягко, без нажима, поэтому воспринимается как «Вы - лодыри царя небесного».
На том уроке, помимо того, что узнали о железнодорожном монорельсе, мы повторили превосходную степень прилагательного «klug» (am klügsten – самый умный) и народное немецкое выражение «FaulPelz» – лентяй.

Тройка принцу

В 1963 г Ольга Петровна поставила – на немецком языке! - небольшой спектакль по сказке Андерсена «Свинопас». Сюжет традиционный: взбалмошная принцесса отвергает подарки и предложение соседнего бедного принца, а тот, облачившись в рубище, устраивается в их царство свинопасом и начинает - прямо скажем! – ей мстить. Он изготавливает безделушки и продает их принцессе за ее поцелуи, за определенное количество их. Сделка происходит в окружении фрейлин, чтобы никто не видел, как она целуется с пастухом.
Главные герои: капризная принцесса, бедный принц и фрейлины принцессы. Исполнительницы женских ролей, принцессы и её фрейлин, были из выпускного (1963 года) 10-го «Б». Они вместе с режиссером-постановщиком Ольгой Петровной во всей красе - на фотографии «Последний звонок - 1963»

Кто играл роль красавицы принцессы – не помню, но так уж вышло, что из парней-десятиклассников никто не захотел быть на сцене несчастно-коварным принцем. Ольга Петровна сосватала на роль принца меня, девятиклассника.
Первый и единственный спектакль был в одну из суббот на сцене нашего спортзала в рамках какого-то школьного вечера. Чтобы преодолеть «языковой барьер», Ольга Петровна перед началом представления выступила с небольшим либретто. Она по-русски рассказала сюжет и то, что мы будем говорить на немецком языке. Зрители, помнится, приняли нас тепло: свои артисты, необычные костюмы, целуются на сцене.
До настоящих поцелуев дело, конечно, не дошло: в нужный момент мы сидели с принцессой на двух близко поставленных табуретках в плотном кольце из фрейлин, и чей-то голос считал якобы поцелуи, которыми принцесса якобы рассчитывается с пастухом. Ольга Петровна была довольна, мы – тоже.
В понедельник я чувствовал себя как народный артист. Шутка ли, сыграл главную роль в спектакле, да еще и на немецком языке. А тут как раз урок немецкого, и Ольга Петровна вызывает меня к доске «Schilov, komm zur Tafel» (Шилов - доске).
Доска мелом разделена пополам. Справа что-то написано Ольгой Петровной по-русски, а чистую левую половину нужно было заполнить собственным перевод на немецкий этого «что-то».
«Uberzetzen Sie dises», – говорит Ольга Петровна; мол, сделай перевод, артист.
Отличником по немецкому языку я не был, но и тройки не получал, эдакий - «твердый хорошист».
А тут! После спектакля на немецком языке! Да я! Да мне!
Раз и – готово. Слета написал перевод, положил мел, вытер пальцы о влажную тряпку для стирания с доски и самодовольно посмотрел в класс.
Ольга Петровна, конечно, заметила мою напыщенность, но виду не подала. Этим же мелом она исправила мои не редкие ошибки и опустила меня на землю: «Ich gebe Ihnen drei. Nehmen Sie ihre Platz ». Дословно – «Я даю Вам три. Займите Ваше место».
Мы с Саней Мартыновым сидели за предпоследней партой, но я туда не дошел, не смог дойти. Кое-как буквально доплёлся до самой первой парты в ряду и плюхнулся в нее. Она у нас как раз была не занята. (Кстати, по-немецки «кое-как» звучит «kaum-kaum». Всплыло только что).
Это мне!? Вчерашнему немецкому принцу!? После субботнего триумфа ... Трояк??
Класс взорвался хохотом. Поделом тебе!! Поделом.

Итого

1. Школьный немецкий язык, в трактовке Ольги Петровны, мне понравился. Она нас подружила, так что впредь у меня с ним не было проблем.
2. Помимо обучения языку, она знакомила нас с замечательной немецкой культурой через стихи, песни и пр. Подозреваю, что времени для этого в тогдашней школьной программе не было предусмотрено.
3. Чувствовалось, что Ольга Петровна любит как сам язык, так и предмет. Не исключаю, что у нее с Германией, с немецкой культурой в целом были связи не только по линии профессии. Сейчас, через много лет, возникло подозрение, что ей тогда, возможно, просто не с кем было поговорить на немецком языке, что называется дОсыты. Вот нам и перепадало.
4. После школы немецкий язык пригодился мне как по работе (см. ниже), так и в быту.
Немцы (ГДР) выпускали много дефицитной литературы по мужским хобби. У меня был интерес к столярным делам. В иностранном отделе магазина «Книги», что располагался на углу Красного проспекта и ул. Орджоникидзе напротив Новосибирской партшколы, можно было купить издания типа «Selbst gemacht»(Сделай сам), «Hobby und Mittel» (Хобби и средства) и т.п.
В немецких издания, как правило, много иллюстраций, делающих текст более доходчивым. Но приходилось, конечно, и в словарь заглянуть за специальными терминами.
5. Последний раз мы встретились с Ольгой Петровной случайно на демонстрации в 1972г (см. фото вверху). Перед коммунальным мостом пересеклись колонны НЭТИ и школы №72.

Эпилог: независимая оценка

В самом конце 1970-х мне пришлось вновь, «серьёзно» обратиться к немецкому языку. Этого требовала работа (я тогда занимался промышленной робототехникой) и некоторые личные планы.
При Новосибирском доме науки и техники были (рабочее название. - ЮШ) «Курсы по изучению немецкого языка для лиц с высшим образованием». Вел эти курсы преподаватель НИИГАиК’а Виктор Иванович Куржуков. К нему-то я и обратился с просьбой зачислить в группу обучающихся.
Он мне сначала отказал по той причине, что на курсах прошло уже много занятий и, к тому же, я довольно давно закончил изучать немецкий: не наверстаю. «Приходите на следующий год», – предложил Виктор Иванович.
После того, как я посетовал, что не хочется год терять, Виктор Иванович согласился на посещение мною, в качестве пробы, одного занятия.
Не скрою, на том пробном занятии я буквально выворачивался наизнанку, стараясь ему понравиться.
«Конечно, разрыв с моими слушателями чувствуется и значительный. Но, думаю, есть шанс наверстать», - сказал мне после занятий Виктор Иванович. А потом спросил: «Кто у Вас преподавал немецкий язык в институте?»
На что я ответил: «Фамилию институтского преподавателя, к сожалению, не помню. Язык у нас тогда, по-моему, на вторых ролях был, зачетом сдавали. А вот в школе у меня был замечательный учитель Горланова Ольга Петровна».
«В какой школе?» – поинтересовался он. Я уточнил: »Семьдесят вторая, на Лесоперевалке».
«Не был там, – сказал Виктор Иванович. – Значит, Вам повезло со школьным учителем. Оформляйтесь и не подведите».
Так оценил работу Ольги Петровны не знающий ее специалист.

Ich danke Ihnen sehr, Olga Petrovna! (Я Вам очень благодарен, Ольга Петровна!)