По закоулкам памяти

ПОЛОНЕЗ ОГИНСКОГО
Пятнадцать лет в нашей семье я был единственным ребёнком. Это потом появились мои братишки, а до них... Всю свою материнскую энергию, любовь и заботу мама вкладывала в меня.
В какие кружки она меня только не определяла: и пел я, и плясал, и даже (в шестилетнем возрасте!) читал стихи с большой сцены городского Дома культуры, как самый настоящий артист. Помню, как сверкали у меня в глазах искры и стучало молотом в висках от волнения.
А тут вдруг... Оба-на! Открылась в нашем городке музыкальная школа! И... Ты правильно подумал, читатель!
* * *
Сам я тогда ничего не понимал, согласился даже с радостью, а потом... Эта пятилетняя «каторга» мне иногда снится и сегодня. Но маме я, всё-таки, благодарен: когда-то ненавистный мною баян кормил меня потом много лет! И тот день, когда мы этот баян покупали, запомнился мне навсегда.
Пришли мы, помню, в универмаг всей семьёй: папа, мама и я, как на парад! Ещё бы, такое событие! И только сегодня, сквозь время и опыт, я понимаю всю бессмысленность этого семейного парадного похода за баяном! Теперь-то я знаю, что выбирать инструмент должен профессионал: чтобы и звук был классный, и в руках было удобно пацану его держать, всё-таки минимум на пять лет покупаешь вещь, да и по деньгам стоил баян тогда достаточно дорого – больше папкиной месячной зарплаты! – лучше не ошибаться в выборе.
А в нашем случае?
— Ну, выбирай, Сашка! – сказал отец.
А что я мог выбрать? Что я в этом деле тогда понимал, ещё даже не начавший обучение?! Ну, я и выбрал... по цвету! Из трёх баянов мне больше всего понравился зелёный! Потыкал-потыкал я в кнопки:
— Вот этот, пап...
— Ну, смотри, Сашка, сам выбирал, не обижайся потом!
Батя в баянах понимал не больше моего...
И только спустя время, отучившись и набравшись опыта, я признал, что выбрал тогда я не баян, а так, коробку с пищалками! И на этой зеленой «коробке» я занимался пять лет! И смех, и грех. Но это было, из песни слов не выкинешь!
Когда я, уже взрослый, как-то вечером, сидя за семейным столом, сказал отцу, какой хлам мы тогда купили, батя аж подскочил:
— Ты же сам выбирал! Тебя что, под пистолетом этот баян покупать заставляли? Вся моя месячная зарплата тогда ушла коту под хвост?!
Ситуацию, как всегда, разрулила мама:
— Толя, да что он тогда понимал в этих баянах? Мальчишка ещё несмышленный! Успокойся.
Поворчал батя по инерции, типа, да если б я знал, да чтоб я ещё раз, вон два оболтуса – кивнул на моих младших братьев, сидящих тут же за столом – выросли без баяна, оба по институту закончили, а я, а мы, а они, тьфу, наливай, баянист, чтобы нервы успокились...
Зато через много лет, покупая баян уже для своего сына, я выбрал такого красавца, что служил он нам верой и правдой много-много лет! И сын выучился в такой же музыкалке, и я на нем отбабахал море всяких свадеб, «проводин», «встречин», других пьянок-гулянок – не пересчитать! Окупил он себя с лихвой, надо признать!
Потом вошли в моду «ямахи», «роланды» и другие заморские электронные чудеса – жизнь не стоит на месте – но своему кнопочному другу по имени «Этюд» я благодарен до сих пор!
А на том зелёном ненавистном «Ростов-Доне» я проучился все пять лет. Мучился с ним дома и выигрывал даже на конкурсах, это тоже было! Много чего я сыграл: и бесконечные фуги Баха, и мудреные «Сарабанды» Генделя, и популярный во все времена «Танец маленьких лебедей», и залихватский «Чардаш» Монти, и знаменитую «Карусель», но... особняком в моём репертуаре всегда стоял простой и незатейливый полонез Огинского! Потому что отзанимавшись положенные два часа, одурев от гамм и арпеджио, отработав заданное на дом произведение, повторив неизменные этюды Черни, я знал, что вот сейчас...
— Сынок, – в комнату заходила мама и, положив руки мне на плечи, просила: – Сыграй мой любимый полонез, пожалуйста!
И я играл. Не просто играл, но и, как говорится, вкладывал в музыку всю свою юную душу. А мама слушала...
О чём она тогда думала, слушая это «Прощание с Родиной», как назвал свой шедевр автор? Может быть, вспоминала тот бесконечный эшелон, в котором она, пятилетней девочкой, ехала из Поволжья в Сибирь... Может быть, она вспоминала тот дождливый страшный день, когда, работая на железной дороге, собирались они с девушками в магазин за конфетами, а кому из них идти, определяли жребием, и мама вытянула «несчастливую» короткую спичку, ушла под дождь, а через минуту вагончик взлетел на воздух от разорвавшейся ёмкости с кислотой, и погибли все, кроме неё, стоявшей в ступоре с зажатой в ладошке той самой, «несчастливой», спичкой?! А может быть, она вспоминала тот день, когда укрывала моего будущего папку у себя в комнате общежития от наряда милиции, пришедшего как раз по его душу, и по темноте увела его на вокзал, и сбежали они в товарном вагоне из Южного Урала в Сибирь, оставив позади всю папкину разгульно-уголовную жизнь?!
Мама слушала... А я играл...
И с тех пор 25 января каждого года беру я в руки баян только для того, чтобы исполнить тот самый полонез Огинского. Исполнить его для мамы в день её рождения. Хотя мамы нет с нами вот уже двадцать лет.
Светлая ей память.
©️ Александр Волков